Она как раз готовила в микроволновой печи завтрак для Анджелы когда появилась Эрин, чтобы забрать дочь.
– Я не заметила никакого аквариума, – сказала Эрин.
– Он стоит в спальне, возле телевизора. А угри зелененькие, и они скушали всех ее красивых рыбок.
– Я не знала, – отозвалась Эрин. Похоже, миссис Бикел отлично вписывалась в демографический состав обитателей трейлерного городка.
– А куда мы сейчас едем – домой? – спросила Анджела.
– Конечно, родная. К нам домой.
– На целый день?
– Насовсем.
Личико Анджелы выразило беспокойство. У Эрин упало сердце, когда она подумала, что ее дочь могла остаться у Дэррелла, или у Риты, или у этой старухи с ее зелеными хищниками в аквариуме. Это был самый кошмарный из всех кошмаров, мучивших Эрин. Сейчас она даже перестала дышать от ужаса, что сказала не то, что следовало, и что вот-вот малышка, глядя на нее своими чистыми, ясными глазками, произнесет: «А я хочу к папе!» Этого Эрин не вынесла бы.
Наконец девочка нарушила молчание – одним-единственным словом:
– Пижамка.
Она была в своей любимой трикотажной пижамке с Биг-Бэрдом и Страшилищем Куки на груди.
– Она у меня совсем грязная, – продолжала Анджела, выворачивая локоть и показывая матери запачканный рукав. – А все мои вещи у папы. И трусики у меня тоже грязные.
– Мы купим тебе новые вещи. – Эрин почувствовала, что снова может дышать.
– Вот здорово!
– Ты любишь ходить по магазинам?
– Не знаю. Мы с папой ходим только в больницы.
– Ну, конечно – кататься на креслах с колесиками, – подтвердила Эрин. Как объяснить этой малышке, что за человек ее отец? В каком возрасте ребенок способен понять, что его отец – неисправимый мерзавец?
А Анджела тем временем рассказывала:
– Я однажды видела мальчика, он тоже катался на кресле с колесиками.
– В больнице?
– Ага. Папа сказал, тот мальчик очень больной и поэтому мы не можем покататься наперегонки.
– Что ж, папа сказал правду.
– А когда мальчика опять отвели в комнату, папа взял его кресло, и мы отвезли его домой.
– Да?
– Да. Чтобы починить! – гордо ответила Анджела. – Ему нужно было сделать новую подножку.
– Так папа сказал?
– Ага. И новые колесики. Правда же, папа молодец?
Эрин вздохнула.
– Это ты молодец, детка, что позвонила мне вчера. Я ужасно рада, что ты это сделала.
– И я тоже.
* * *
Мордекай пользовался мелодраматическим термином «шантаж» для наименования того, что он собирался и уже начал делать по отношению к конгрессмену Дэвиду Лейну Дилбеку. Без лишних же прикрас то, что он делал и собирался сделать, называлось просто выкручиванием рук. С судом или без оного, суть дела сводилась к весьма несложной формуле: гони бабки – или пожалеешь потом. Основным, хотя и слегка замаскированным элементом переговоров, которые обычно вел Мордекай в качестве адвоката, являлась угроза. Умение обделывать такие дела является целым искусством; Мордекай жаждал овладеть им в совершенстве и именно на нем строил все свои жизненные планы.
Скажем, человек вошел в супермаркет, поскользнулся и упал. Он нанимает адвоката, и тот вышибает из владельцев супермаркета шестизначную сумму в качестве компенсации за причиненный, пусть даже и невольно, ущерб. Подобные вещи случаются чуть ли не каждый день, и никто не называет это шантажом. А когда адвоката нанимает человек, совершенно безвинно пострадавший от руки пьяного конгрессмена, они начинают поднимать волну и швыряться разными терминами типа «вымогательство»! Мордекая забавляла эта двойственность подхода к, по сути, одному и тому же явлению.
Нападение на Пола Гьюбера явилось злостным и неспровоцированным; жертва даже не оказала сопротивления. Любой адвокат, специализирующийся на подобных случаях, обеими руками ухватился бы за это дело. Конечно, мало кто из них решился бы тайно улаживать его за спиной и вопреки желанию клиента, не говоря уж о том, чтобы прикарманить большую часть отвоеванных денег. Как член коллегии адвокатов Мордекай вряд ли мог гордиться тем, что сейчас делал, однако, говорил он себе, времена нынче такие, что не приходится брезговать ничем. За пятнадцать лет работы его юношеские фантазии насчет зарабатывания состояния собственным трудом рассеялись как дым, уступив место разочарованию. Оглушительное фиаско, которое он потерпел в деле с тараканом в стаканчике йогурта «Деликейто», было ярчайшим примером вечно сопутствовавшего ему невезения. И вот теперь пьяная выходка этого дуболома-конгрессмена давала в руки Мордекаю первый действительно реальный шанс заполучить семизначную сумму. «Пусть только выгорит это дело, – говорил он себе, – и я больше никогда так не буду».
В начале семидесятых годов Мордекай вместе с сотнями других молодых идеалистов – выпускников юридических факультетов – оказался в Южной Флориде, мечтая и надеясь сколотить себе состояние на ведении дел подпольных торговцев наркотиками и отмазывании их за астрономические гонорары. Он даже выучил испанский язык в расчете на клиентов из колумбийской наркомафии! Но, прибыв в Майами, он обнаружил, что число южноамериканских наркобаронов, отбывающих наказание за американскими решетками, прискорбно мало и что адвокатов-защитников, похоже, гораздо больше, чем нуждающихся в их защите. У юриста, не блещущего особыми талантами, не было почти никаких шансов заполучить в качестве клиента какого-нибудь мультимиллионера от наркобизнеса. Некоторое время Мордекай перебивался случайными заработками и нищенскими гонорарами, потом, не выдержав, перебрался в Форт-Лодердейл и начал заниматься делами, связанными с нанесением какого-либо ущерба физическим лицам и несчастными случаями.
Эта идея казалась ему достаточно обоснованной: население графства Броуорд росло значительно быстрее, чем население графства Дейд, причем главным образом за счет людей среднего и старшего возраста. А по наблюдениям Мордекая, пожилые и старики падали гораздо чаще, чем молодые, и при этом получали обычно более серьезные травмы. Стариков в графстве Броуорд было хоть отбавляй – тысячи и тысячи, и каждую зиму прибывало пополнение. Письма и телеграммы с выражениями соболезнования стаями разлетались по всей территории графства, от полосы пляжей до эверглейдских низин, что таило в себе неисчислимые и заманчивые возможности.
Открывая свою контору, Мордекай рассчитывал прямо-таки неприлично разбогатеть. Однако этого не случилось. Зарабатывал он вполне прилично, но все же не столько, сколько хотелось бы. Ему приходилось заниматься, в общем-то, мелкими делами, связанными с недобросовестным выполнением обязательств спорами по страхованию и составлением и переписыванием завещаний. Как-то он сказал секретарше:
– Если бы наши клиенты тратили на падения хотя бы половину того времени, что у них уходит на перекраивание своих завещаний, мы с тобой могли бы после выхода на пенсию поселиться на Бермудах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
– Я не заметила никакого аквариума, – сказала Эрин.
– Он стоит в спальне, возле телевизора. А угри зелененькие, и они скушали всех ее красивых рыбок.
– Я не знала, – отозвалась Эрин. Похоже, миссис Бикел отлично вписывалась в демографический состав обитателей трейлерного городка.
– А куда мы сейчас едем – домой? – спросила Анджела.
– Конечно, родная. К нам домой.
– На целый день?
– Насовсем.
Личико Анджелы выразило беспокойство. У Эрин упало сердце, когда она подумала, что ее дочь могла остаться у Дэррелла, или у Риты, или у этой старухи с ее зелеными хищниками в аквариуме. Это был самый кошмарный из всех кошмаров, мучивших Эрин. Сейчас она даже перестала дышать от ужаса, что сказала не то, что следовало, и что вот-вот малышка, глядя на нее своими чистыми, ясными глазками, произнесет: «А я хочу к папе!» Этого Эрин не вынесла бы.
Наконец девочка нарушила молчание – одним-единственным словом:
– Пижамка.
Она была в своей любимой трикотажной пижамке с Биг-Бэрдом и Страшилищем Куки на груди.
– Она у меня совсем грязная, – продолжала Анджела, выворачивая локоть и показывая матери запачканный рукав. – А все мои вещи у папы. И трусики у меня тоже грязные.
– Мы купим тебе новые вещи. – Эрин почувствовала, что снова может дышать.
– Вот здорово!
– Ты любишь ходить по магазинам?
– Не знаю. Мы с папой ходим только в больницы.
– Ну, конечно – кататься на креслах с колесиками, – подтвердила Эрин. Как объяснить этой малышке, что за человек ее отец? В каком возрасте ребенок способен понять, что его отец – неисправимый мерзавец?
А Анджела тем временем рассказывала:
– Я однажды видела мальчика, он тоже катался на кресле с колесиками.
– В больнице?
– Ага. Папа сказал, тот мальчик очень больной и поэтому мы не можем покататься наперегонки.
– Что ж, папа сказал правду.
– А когда мальчика опять отвели в комнату, папа взял его кресло, и мы отвезли его домой.
– Да?
– Да. Чтобы починить! – гордо ответила Анджела. – Ему нужно было сделать новую подножку.
– Так папа сказал?
– Ага. И новые колесики. Правда же, папа молодец?
Эрин вздохнула.
– Это ты молодец, детка, что позвонила мне вчера. Я ужасно рада, что ты это сделала.
– И я тоже.
* * *
Мордекай пользовался мелодраматическим термином «шантаж» для наименования того, что он собирался и уже начал делать по отношению к конгрессмену Дэвиду Лейну Дилбеку. Без лишних же прикрас то, что он делал и собирался сделать, называлось просто выкручиванием рук. С судом или без оного, суть дела сводилась к весьма несложной формуле: гони бабки – или пожалеешь потом. Основным, хотя и слегка замаскированным элементом переговоров, которые обычно вел Мордекай в качестве адвоката, являлась угроза. Умение обделывать такие дела является целым искусством; Мордекай жаждал овладеть им в совершенстве и именно на нем строил все свои жизненные планы.
Скажем, человек вошел в супермаркет, поскользнулся и упал. Он нанимает адвоката, и тот вышибает из владельцев супермаркета шестизначную сумму в качестве компенсации за причиненный, пусть даже и невольно, ущерб. Подобные вещи случаются чуть ли не каждый день, и никто не называет это шантажом. А когда адвоката нанимает человек, совершенно безвинно пострадавший от руки пьяного конгрессмена, они начинают поднимать волну и швыряться разными терминами типа «вымогательство»! Мордекая забавляла эта двойственность подхода к, по сути, одному и тому же явлению.
Нападение на Пола Гьюбера явилось злостным и неспровоцированным; жертва даже не оказала сопротивления. Любой адвокат, специализирующийся на подобных случаях, обеими руками ухватился бы за это дело. Конечно, мало кто из них решился бы тайно улаживать его за спиной и вопреки желанию клиента, не говоря уж о том, чтобы прикарманить большую часть отвоеванных денег. Как член коллегии адвокатов Мордекай вряд ли мог гордиться тем, что сейчас делал, однако, говорил он себе, времена нынче такие, что не приходится брезговать ничем. За пятнадцать лет работы его юношеские фантазии насчет зарабатывания состояния собственным трудом рассеялись как дым, уступив место разочарованию. Оглушительное фиаско, которое он потерпел в деле с тараканом в стаканчике йогурта «Деликейто», было ярчайшим примером вечно сопутствовавшего ему невезения. И вот теперь пьяная выходка этого дуболома-конгрессмена давала в руки Мордекаю первый действительно реальный шанс заполучить семизначную сумму. «Пусть только выгорит это дело, – говорил он себе, – и я больше никогда так не буду».
В начале семидесятых годов Мордекай вместе с сотнями других молодых идеалистов – выпускников юридических факультетов – оказался в Южной Флориде, мечтая и надеясь сколотить себе состояние на ведении дел подпольных торговцев наркотиками и отмазывании их за астрономические гонорары. Он даже выучил испанский язык в расчете на клиентов из колумбийской наркомафии! Но, прибыв в Майами, он обнаружил, что число южноамериканских наркобаронов, отбывающих наказание за американскими решетками, прискорбно мало и что адвокатов-защитников, похоже, гораздо больше, чем нуждающихся в их защите. У юриста, не блещущего особыми талантами, не было почти никаких шансов заполучить в качестве клиента какого-нибудь мультимиллионера от наркобизнеса. Некоторое время Мордекай перебивался случайными заработками и нищенскими гонорарами, потом, не выдержав, перебрался в Форт-Лодердейл и начал заниматься делами, связанными с нанесением какого-либо ущерба физическим лицам и несчастными случаями.
Эта идея казалась ему достаточно обоснованной: население графства Броуорд росло значительно быстрее, чем население графства Дейд, причем главным образом за счет людей среднего и старшего возраста. А по наблюдениям Мордекая, пожилые и старики падали гораздо чаще, чем молодые, и при этом получали обычно более серьезные травмы. Стариков в графстве Броуорд было хоть отбавляй – тысячи и тысячи, и каждую зиму прибывало пополнение. Письма и телеграммы с выражениями соболезнования стаями разлетались по всей территории графства, от полосы пляжей до эверглейдских низин, что таило в себе неисчислимые и заманчивые возможности.
Открывая свою контору, Мордекай рассчитывал прямо-таки неприлично разбогатеть. Однако этого не случилось. Зарабатывал он вполне прилично, но все же не столько, сколько хотелось бы. Ему приходилось заниматься, в общем-то, мелкими делами, связанными с недобросовестным выполнением обязательств спорами по страхованию и составлением и переписыванием завещаний. Как-то он сказал секретарше:
– Если бы наши клиенты тратили на падения хотя бы половину того времени, что у них уходит на перекраивание своих завещаний, мы с тобой могли бы после выхода на пенсию поселиться на Бермудах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131