Характер
"данности" и внешней принудительности этических и правовых норм настолько
ясно выражен, что и язык, и поэзия, и философия всевозможными способами
заявляют об этом факте и считаются с ним. В сочинении проф. Петражицкого "О
мотивах человеческих поступков"10 хорошо обрисована эта сторона этических
переживаний, и потому мы приводим его слова по этому вопросу49
"Соответствующие моторные возбуждения и понукания, - говорит проф.
Петражицкий, - имеют особый мистическо-авторитетный характер: они
противостоят и оказывают сопротивление другим нашим эмоциональным движениям,
аппетитам, стремлениям, вожделениям, как импульсы с высшим ореолом и
авторитетом, исходящие как бы из неведомого, отличного от нашего обыденного
я, таинственного источника (мистическая, не чуждая оттенка боязни окраска).
Человеческая речь, поэзия, мифология, религия, метафизические философские
системы... отражают, перетолковывают и переводят эти характерные свойства
этических эмоций на язык представлений в том направлении и смысле, что
наряду с нашим "я" имеется в таких случаях налицо еще другое существо;
какой-то голос обращается к нам, говорит нам (совесть, consciencia,
Gewissen, голос совести, слушаться, бояться совести и т.п., "демон" Сократа
- метафизическое "я" Канта); этот говорящий нашему "я" голос представляется
исходящим от высшего существа, религиозная психика народов приписывает этот
голос богам, монотеистические религии Богу, метафизическая философия создает
ему метафизические олицетворения ("природа", "разум", "воля" как
метафизические существа; "объективный дух" и т.д., и т.д.);
позитивистическая и скептическая психика тех, которыми хотят оставаться
чуждыми всякому мистицизму, создает все же для него мистические
олицетворения: "народный дух", "общая воля" некоторых современных юристов и
моралистов, "инстинкт рода" и т.п., причем "род", "общая воля"
представляются чем-то наделенным высшим авторитетом и стоящим над индивидом
и над индивидуальной волей и т.д.".
Состояний, окрашенных переживанием "данности" и, следовательно,
составляющих мир не-я, оказывается так много, что возникает вопрос, осталось
ли что-нибудь на долю я. В сочинении "Основные учения психологии с точки
зрения волюнтаризма" мы рассмотрели все душевные процессы, опираясь на
различение "моих" и "данных" мне переживаний, и пришли к выводу, что из всей
совокупности процессов, входящих в сферу какого-либо индивидуального
человеческого сознания, в общем только средние по степени сложности
переживания относятся к я этого человека, а самые простые и самые сложные
входят в область мира не-я. Переживания, окрашенные чувствованием
"принадлежности мне", нередко утопают в массе "данного мне" и могут быть
вскрыты только с помощью внимательного анализа. Зато если прибегнуть к этому
средству, то окажется, что во всяком человеческом переживании есть элементы
или стороны, окрашенные чувствованием "принадлежности мне". На первый взгляд
кажется, что восприятия, согласно нашему критерию, целиком должны были бы
принадлежать к миру не-я, но на деле это неверно. Восприятие дерева,
поскольку его содержание состоит из ощущения пространственных отношений и
т.п., конечно, принадлежит миру не-я, однако в этом восприятии есть еще
процесс фиксирования внимания, процесс попеременных то расширений, то
сужений его объема (охватываю взглядом целое, фиксирую верхушку), этот
процесс также есть переживание, и притом несомненно окрашенное чувствованием
"принадлежности мне"; рассматриваемое составляет мир не-я, но рассматривание
несомненно входит, в сферу я. В случае восприятия очень сложной вещи не
только процессы фиксирования внимания, но и объединенность частей может быть
не "данною", а "моею"; напр., когда, рассматривая огромный готический собор,
мы стараемся удержать в памяти все части его и складываем их друг с другом,
чтобы мысленно охватить целое, части собора составляют мир не-я, но
рассматривание, запоминание, воспроизведение их и построение из них целого
относится к миру я. Переживания, окрашенные чувствованием "принадлежности
мне", еще более многочисленны в таких деятельностях, как воспоминание,
фантазирование, мышление и т.п. Наиболее типичные, чистые от посторонних
примесей образцы "моих" переживаний можно найти среди некоторых классов
стремлений; таковы, напр., честолюбивые, самолюбивые и т.п. стремления.
Однако и здесь я переплетается с не-я чрезвычайно тесно; когда какой-нибудь
остряк, стремящийся быть душою общества, торопится подготовить "экспромт", а
потом в течение двух-трех минут выжидает удобного времени, чтобы сказать
его, то стремление обратить на себя внимание и подыскивание остроты
переживаются как "мои" душевные состояния, но развивающиеся при этом эмоции
ожидания, нетерпения и т.п., могут заключать в себе много "данных" элементов
(ощущения от красноты щек, от стеснения дыхания и т.п.), и даже самое
произнесение остроты, заготовленной раньше и несколько раз про себя
произнесенной, может произойти как-то автоматически, т.е. быть окрашено
оттенком "данности"50.
Не удивительно поэтому, что психология до сих пор исследует главным
образом "данные мне" состояния, т.е. мир не-я, и даже один из самых тонких
наблюдателей, именно Джемс, заявил, что, пожалуй, субъективные состояния
вовсе не даны в непосредственном опыте. "Были мыслители, - говорит он, -
отрицавшие существование внешнего мира, но в существовании внутреннего мира
никто не сомневался. Всякий утверждает, что самонаблюдение непосредственно
раскрывает перед нами смену душевных состояний, сознаваемых нами в качестве
внутреннего душевного процесса. противополагаемого тем внешним объектам,
которые мы с помощью его познаем. Что же касается меня, то я должен
сознаться, что не вполне уверен в существовании этого внутреннего процесса.
Всякий раз, как я делаю попытку подметить в себе какой-нибудь душевный
процесс, я наталкиваюсь непременно на чисто физический факт, на какое-нибудь
впечатление, идущее от головы, бровей, горла или носа"51.
Если воспользоваться нашим критерием, то границу между я и не-я придется
провести не там, где ее находят представители других миросозерцаний.
Рационалисты и субъективные идеалисты (напр., Юм, Милль) полагают, что все
переживания, констатируемые каким-либо индивидуальным сознанием, целиком
принадлежат этому я, а мир не-я начисто, целиком отрезан от я;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
"данности" и внешней принудительности этических и правовых норм настолько
ясно выражен, что и язык, и поэзия, и философия всевозможными способами
заявляют об этом факте и считаются с ним. В сочинении проф. Петражицкого "О
мотивах человеческих поступков"10 хорошо обрисована эта сторона этических
переживаний, и потому мы приводим его слова по этому вопросу49
"Соответствующие моторные возбуждения и понукания, - говорит проф.
Петражицкий, - имеют особый мистическо-авторитетный характер: они
противостоят и оказывают сопротивление другим нашим эмоциональным движениям,
аппетитам, стремлениям, вожделениям, как импульсы с высшим ореолом и
авторитетом, исходящие как бы из неведомого, отличного от нашего обыденного
я, таинственного источника (мистическая, не чуждая оттенка боязни окраска).
Человеческая речь, поэзия, мифология, религия, метафизические философские
системы... отражают, перетолковывают и переводят эти характерные свойства
этических эмоций на язык представлений в том направлении и смысле, что
наряду с нашим "я" имеется в таких случаях налицо еще другое существо;
какой-то голос обращается к нам, говорит нам (совесть, consciencia,
Gewissen, голос совести, слушаться, бояться совести и т.п., "демон" Сократа
- метафизическое "я" Канта); этот говорящий нашему "я" голос представляется
исходящим от высшего существа, религиозная психика народов приписывает этот
голос богам, монотеистические религии Богу, метафизическая философия создает
ему метафизические олицетворения ("природа", "разум", "воля" как
метафизические существа; "объективный дух" и т.д., и т.д.);
позитивистическая и скептическая психика тех, которыми хотят оставаться
чуждыми всякому мистицизму, создает все же для него мистические
олицетворения: "народный дух", "общая воля" некоторых современных юристов и
моралистов, "инстинкт рода" и т.п., причем "род", "общая воля"
представляются чем-то наделенным высшим авторитетом и стоящим над индивидом
и над индивидуальной волей и т.д.".
Состояний, окрашенных переживанием "данности" и, следовательно,
составляющих мир не-я, оказывается так много, что возникает вопрос, осталось
ли что-нибудь на долю я. В сочинении "Основные учения психологии с точки
зрения волюнтаризма" мы рассмотрели все душевные процессы, опираясь на
различение "моих" и "данных" мне переживаний, и пришли к выводу, что из всей
совокупности процессов, входящих в сферу какого-либо индивидуального
человеческого сознания, в общем только средние по степени сложности
переживания относятся к я этого человека, а самые простые и самые сложные
входят в область мира не-я. Переживания, окрашенные чувствованием
"принадлежности мне", нередко утопают в массе "данного мне" и могут быть
вскрыты только с помощью внимательного анализа. Зато если прибегнуть к этому
средству, то окажется, что во всяком человеческом переживании есть элементы
или стороны, окрашенные чувствованием "принадлежности мне". На первый взгляд
кажется, что восприятия, согласно нашему критерию, целиком должны были бы
принадлежать к миру не-я, но на деле это неверно. Восприятие дерева,
поскольку его содержание состоит из ощущения пространственных отношений и
т.п., конечно, принадлежит миру не-я, однако в этом восприятии есть еще
процесс фиксирования внимания, процесс попеременных то расширений, то
сужений его объема (охватываю взглядом целое, фиксирую верхушку), этот
процесс также есть переживание, и притом несомненно окрашенное чувствованием
"принадлежности мне"; рассматриваемое составляет мир не-я, но рассматривание
несомненно входит, в сферу я. В случае восприятия очень сложной вещи не
только процессы фиксирования внимания, но и объединенность частей может быть
не "данною", а "моею"; напр., когда, рассматривая огромный готический собор,
мы стараемся удержать в памяти все части его и складываем их друг с другом,
чтобы мысленно охватить целое, части собора составляют мир не-я, но
рассматривание, запоминание, воспроизведение их и построение из них целого
относится к миру я. Переживания, окрашенные чувствованием "принадлежности
мне", еще более многочисленны в таких деятельностях, как воспоминание,
фантазирование, мышление и т.п. Наиболее типичные, чистые от посторонних
примесей образцы "моих" переживаний можно найти среди некоторых классов
стремлений; таковы, напр., честолюбивые, самолюбивые и т.п. стремления.
Однако и здесь я переплетается с не-я чрезвычайно тесно; когда какой-нибудь
остряк, стремящийся быть душою общества, торопится подготовить "экспромт", а
потом в течение двух-трех минут выжидает удобного времени, чтобы сказать
его, то стремление обратить на себя внимание и подыскивание остроты
переживаются как "мои" душевные состояния, но развивающиеся при этом эмоции
ожидания, нетерпения и т.п., могут заключать в себе много "данных" элементов
(ощущения от красноты щек, от стеснения дыхания и т.п.), и даже самое
произнесение остроты, заготовленной раньше и несколько раз про себя
произнесенной, может произойти как-то автоматически, т.е. быть окрашено
оттенком "данности"50.
Не удивительно поэтому, что психология до сих пор исследует главным
образом "данные мне" состояния, т.е. мир не-я, и даже один из самых тонких
наблюдателей, именно Джемс, заявил, что, пожалуй, субъективные состояния
вовсе не даны в непосредственном опыте. "Были мыслители, - говорит он, -
отрицавшие существование внешнего мира, но в существовании внутреннего мира
никто не сомневался. Всякий утверждает, что самонаблюдение непосредственно
раскрывает перед нами смену душевных состояний, сознаваемых нами в качестве
внутреннего душевного процесса. противополагаемого тем внешним объектам,
которые мы с помощью его познаем. Что же касается меня, то я должен
сознаться, что не вполне уверен в существовании этого внутреннего процесса.
Всякий раз, как я делаю попытку подметить в себе какой-нибудь душевный
процесс, я наталкиваюсь непременно на чисто физический факт, на какое-нибудь
впечатление, идущее от головы, бровей, горла или носа"51.
Если воспользоваться нашим критерием, то границу между я и не-я придется
провести не там, где ее находят представители других миросозерцаний.
Рационалисты и субъективные идеалисты (напр., Юм, Милль) полагают, что все
переживания, констатируемые каким-либо индивидуальным сознанием, целиком
принадлежат этому я, а мир не-я начисто, целиком отрезан от я;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113