У них с Гэлис было не слишком много денег, но грамматист хотела покрасоваться перед возлюбленной. А ярко-алое платье, сшитое из тончайшей ткани, самым выгодным образом подчеркивало достоинства ее фигуры, что должно было произвести на Гэлис нужное впечатление. Кроме того, подумала Китайра, какая им теперь польза от денег? В тех краях, куда они отправляются, деньги ни к чему.
Платье действительно произвело впечатление на стратега, от чего Китайра пришла в смущение и невольно покраснела. Девушки под руку вышли из своих университетских апартаментов и совершили замечательную прогулку в паланкине вдоль городских стен – это тоже стоило немалых денег, но вид Омеральта, спокойно дремлющего под звездным небом, того стоил.
Затем они прибыли в Зал Сказаний с его чрезмерно богатым убранством, и на Китайру вновь нахлынула волна сомнений. Зачем ее сюда пригласили? Она, обычный ученый незнатного происхождения с достаточно скромными магическими способностями, оказалась в шикарном театре, на торжественной премьере новой пьесы самого знаменитого драматурга империи…
Император Ричер, помимо создания университета, построил в непосредственной близости от своего дворца Зал Сказаний, официально признав тем самым популярность и значимость театрального искусства. До этого незамысловатые постановки обычно показывались на рынках, постоялых дворах и в тавернах. Герои таких пьес разговаривали простым языком чернорабочих и фермеров, ремесленников и солдат, прачек и кухарок. Там не встречались свойственные благородному сословию слова непонятного и чужеземного происхождения, принесенные Кевлеренами из их родных мест. Надо сказать, что Кевлерены использовали слова так же, как другие обращались с лодкой, мечом или плугом: это были их «орудия труда».
Создав театр, Ричер помог правителям взять его под свой контроль; в Зале Сказаний на протяжении многих лет ставились одни и те же пьесы, написанные тяжеловесным слогом, таким же вычурно-показным, как и само здание. Новые драматические произведения, сочинявшиеся на заказ, были не более чем льстивыми картинками из жизни Кевлеренов. В конечном итоге театр превратился в место, куда члены правящей фамилии приходили погреться в лучах собственной славы и насладиться низкопоклонством придворных и их приспешников.
Китайра знала, что «Эмбер спускается с гор» – именно такая пьеса; одно из многих бездарных сочинений, где повествуется о том, как первый Кевлерен спустился с гор и приступил к завоеванию континента. Особого желания смотреть постановку девушка не испытывала. Сейчас ей больше всего на свете хотелось надеть обычную повседневную одежду и зайти вместе со своей возлюбленной в таверну, где дают какое-нибудь старомодное представление с непристойными репликами и веселой зажигательной музыкой. Они с Гэлис крайне далеки от жизни королевского двора, они – всего лишь бедные ученые, этакие невинные овечки…
Нет, напомнила себе девушка. Не совсем невинные – по крайней мере она себя таковой не считает.
Кроме того, Китайру смущало, что пьеса имеет политический характер, а политику она терпеть не могла.
Они стояли на лестнице, ведущей ко входу в театр, а толпа двигалась вокруг них подобно шумной реке.
– Мы мешаем людям пройти, – сказала Гэлис. Китайра горестно вздохнула. Делать нечего. Надо идти.
– Да. Надо идти, – сказала она вслух.
В фойе – огромном помещении с позолоченными колоннами и вычурной лепниной потолка – девушки затерялись среди Кевлеренов незнатного происхождения, Акскевлеренов, чиновников и военных в парадной форме. На гостях красовались одеяния всевозможных расцветок, а также ожерелья, кольца и броши, которые – Китайра не сомневалась – представляли собой немалую часть богатства империи. Это было красочное зрелище, и грамматист попыталась заставить себя любоваться им, но никакого удовольствия не получила, чувствуя себя очень неуютно; девушке казалось, что в любой момент ее вышвырнут отсюда как нахальную самозванку. В отличие от нее Гэлис не переставала радостно улыбаться с той минуты, как только вошла в фойе. Она постоянно оглядывалась по сторонам, с любопытством рассматривая и зал, и находящихся в нем людей.
– Я даже представить себе не могла, что здесь так красиво! – громко воскликнула она, желая, чтобы Китайра услышала ее среди многоголосого хора. – А ты – самая прекрасная женщина из всех, кто здесь присутствует!..
Несмотря на охватившее ее чувство неловкости, Китайра не могла удержаться от смеха. Она указала на лестницу в дальнем конце фойе, которую охраняли королевские стражники.
– Нам нужно туда. У меня приготовлен сюрприз.
Гэлис вопросительно взглянула на подругу, но ничего не сказала.
Когда девушки подошли к лестнице, навстречу им вышла крупная женщина в роскошном наряде, что-то сказала стражникам, и те расступились, пропуская посетительниц.
Наверху стояли еще двое гвардейцев, которые при появлении девушек молча отошли в сторону. Подруги оказались в помещении, которое было лишь ненамного меньше, чем фойе внизу, и которое заполняло такое же количество людей, одетых еще более роскошно. Среди гостей сновали слуги с подносами, уставленными яствами и напитками.
– Это же аудиенц-зал императрицы!.. – удивленно воскликнула Гэлис. – Китайра, что мы здесь делаем?
– У меня для тебя сюрприз… – начала было грамматист, и тут неожиданно перед девушками возник канцлер университета.
– А, Китайра Альбин, – произнес он глубоким голосом, от которого у Китайры по спине побежали мурашки. – Вы пришли с некоторым опозданием. Надеюсь, что она все-таки вас простит!..
Китайра почувствовала, как Гэлис напряглась, и легонько дернула подругу за руку. Хотя стратегу никогда не приходилось выслушивать придирки канцлера, она уже ненавидела его за такое высокомерное отношение к Китайре.
Врач по образованию, администратор и чиновник Малус Майком был невысок и худощав; говорили, что он обладает самым острым умом во всей империи. У него были густые волосы и мелкие черты лица. Майком напоминал Китайре крупного хорька и по своему характеру действительно был похож на это малопочтенное животное. Однако он играл весьма существенную роль в планах грамматиста на будущее, не говоря уже о планах самой императрицы.
У канцлера Майкома была одна – и, насколько было известно Китайре, единственная – слабость: он с невероятным почтением смотрел на все, что имело хотя бы малейшее отношение к Кевлеренам. Порой девушка думала, что безразличие канцлера к окружающим проистекает от осознания того, что они презирают его за столь подобострастное отношение к императрице и ее ближайшим родственникам. Как ни парадоксально, именно по этой причине Малус не замечал, что даже те, кому было неприятно находиться с ним в одной комнате, восхищаются канцлером за способность отстаивать интересы университета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Платье действительно произвело впечатление на стратега, от чего Китайра пришла в смущение и невольно покраснела. Девушки под руку вышли из своих университетских апартаментов и совершили замечательную прогулку в паланкине вдоль городских стен – это тоже стоило немалых денег, но вид Омеральта, спокойно дремлющего под звездным небом, того стоил.
Затем они прибыли в Зал Сказаний с его чрезмерно богатым убранством, и на Китайру вновь нахлынула волна сомнений. Зачем ее сюда пригласили? Она, обычный ученый незнатного происхождения с достаточно скромными магическими способностями, оказалась в шикарном театре, на торжественной премьере новой пьесы самого знаменитого драматурга империи…
Император Ричер, помимо создания университета, построил в непосредственной близости от своего дворца Зал Сказаний, официально признав тем самым популярность и значимость театрального искусства. До этого незамысловатые постановки обычно показывались на рынках, постоялых дворах и в тавернах. Герои таких пьес разговаривали простым языком чернорабочих и фермеров, ремесленников и солдат, прачек и кухарок. Там не встречались свойственные благородному сословию слова непонятного и чужеземного происхождения, принесенные Кевлеренами из их родных мест. Надо сказать, что Кевлерены использовали слова так же, как другие обращались с лодкой, мечом или плугом: это были их «орудия труда».
Создав театр, Ричер помог правителям взять его под свой контроль; в Зале Сказаний на протяжении многих лет ставились одни и те же пьесы, написанные тяжеловесным слогом, таким же вычурно-показным, как и само здание. Новые драматические произведения, сочинявшиеся на заказ, были не более чем льстивыми картинками из жизни Кевлеренов. В конечном итоге театр превратился в место, куда члены правящей фамилии приходили погреться в лучах собственной славы и насладиться низкопоклонством придворных и их приспешников.
Китайра знала, что «Эмбер спускается с гор» – именно такая пьеса; одно из многих бездарных сочинений, где повествуется о том, как первый Кевлерен спустился с гор и приступил к завоеванию континента. Особого желания смотреть постановку девушка не испытывала. Сейчас ей больше всего на свете хотелось надеть обычную повседневную одежду и зайти вместе со своей возлюбленной в таверну, где дают какое-нибудь старомодное представление с непристойными репликами и веселой зажигательной музыкой. Они с Гэлис крайне далеки от жизни королевского двора, они – всего лишь бедные ученые, этакие невинные овечки…
Нет, напомнила себе девушка. Не совсем невинные – по крайней мере она себя таковой не считает.
Кроме того, Китайру смущало, что пьеса имеет политический характер, а политику она терпеть не могла.
Они стояли на лестнице, ведущей ко входу в театр, а толпа двигалась вокруг них подобно шумной реке.
– Мы мешаем людям пройти, – сказала Гэлис. Китайра горестно вздохнула. Делать нечего. Надо идти.
– Да. Надо идти, – сказала она вслух.
В фойе – огромном помещении с позолоченными колоннами и вычурной лепниной потолка – девушки затерялись среди Кевлеренов незнатного происхождения, Акскевлеренов, чиновников и военных в парадной форме. На гостях красовались одеяния всевозможных расцветок, а также ожерелья, кольца и броши, которые – Китайра не сомневалась – представляли собой немалую часть богатства империи. Это было красочное зрелище, и грамматист попыталась заставить себя любоваться им, но никакого удовольствия не получила, чувствуя себя очень неуютно; девушке казалось, что в любой момент ее вышвырнут отсюда как нахальную самозванку. В отличие от нее Гэлис не переставала радостно улыбаться с той минуты, как только вошла в фойе. Она постоянно оглядывалась по сторонам, с любопытством рассматривая и зал, и находящихся в нем людей.
– Я даже представить себе не могла, что здесь так красиво! – громко воскликнула она, желая, чтобы Китайра услышала ее среди многоголосого хора. – А ты – самая прекрасная женщина из всех, кто здесь присутствует!..
Несмотря на охватившее ее чувство неловкости, Китайра не могла удержаться от смеха. Она указала на лестницу в дальнем конце фойе, которую охраняли королевские стражники.
– Нам нужно туда. У меня приготовлен сюрприз.
Гэлис вопросительно взглянула на подругу, но ничего не сказала.
Когда девушки подошли к лестнице, навстречу им вышла крупная женщина в роскошном наряде, что-то сказала стражникам, и те расступились, пропуская посетительниц.
Наверху стояли еще двое гвардейцев, которые при появлении девушек молча отошли в сторону. Подруги оказались в помещении, которое было лишь ненамного меньше, чем фойе внизу, и которое заполняло такое же количество людей, одетых еще более роскошно. Среди гостей сновали слуги с подносами, уставленными яствами и напитками.
– Это же аудиенц-зал императрицы!.. – удивленно воскликнула Гэлис. – Китайра, что мы здесь делаем?
– У меня для тебя сюрприз… – начала было грамматист, и тут неожиданно перед девушками возник канцлер университета.
– А, Китайра Альбин, – произнес он глубоким голосом, от которого у Китайры по спине побежали мурашки. – Вы пришли с некоторым опозданием. Надеюсь, что она все-таки вас простит!..
Китайра почувствовала, как Гэлис напряглась, и легонько дернула подругу за руку. Хотя стратегу никогда не приходилось выслушивать придирки канцлера, она уже ненавидела его за такое высокомерное отношение к Китайре.
Врач по образованию, администратор и чиновник Малус Майком был невысок и худощав; говорили, что он обладает самым острым умом во всей империи. У него были густые волосы и мелкие черты лица. Майком напоминал Китайре крупного хорька и по своему характеру действительно был похож на это малопочтенное животное. Однако он играл весьма существенную роль в планах грамматиста на будущее, не говоря уже о планах самой императрицы.
У канцлера Майкома была одна – и, насколько было известно Китайре, единственная – слабость: он с невероятным почтением смотрел на все, что имело хотя бы малейшее отношение к Кевлеренам. Порой девушка думала, что безразличие канцлера к окружающим проистекает от осознания того, что они презирают его за столь подобострастное отношение к императрице и ее ближайшим родственникам. Как ни парадоксально, именно по этой причине Малус не замечал, что даже те, кому было неприятно находиться с ним в одной комнате, восхищаются канцлером за способность отстаивать интересы университета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119