Мама считала очень важным, что фактически работает по доброй сотне специальностей, и ни одна не была связана с причудами высоких технологий. Хуан делал то же самое гораздо хуже – вот о чем гласило ее послание, высказанное и невысказанное.
И, глядя на па через кухонный стол, он видел, какую альтернативу она имела в виду. Это Хуан понял, когда ему было всего шесть лет от роду. Луис Орозко с отсутствующим видом жевал. Он выглядел как рабочий, вернувшийся домой после тяжелого дня, однако наблюдал лишь за призрачными образами, которые плавали по комнате, подобно безучастным мыльным пузырям. Ближе к ночи он заплатит за активное муви. Но все это ерунда. Это еще не значит, что ты втянулся. Но Па всегда или в прошлом, или в другом мире. Поэтому ма боится, что Хуан кончит тем же.
Но я не хочу кончить, как папа. Что бы ни было самого лучшего, я этому научусь. И научусь за считанные дни, не за годы. И если это лучшее внезапно устареет, я снова научусь еще чему-нибудь новому, чему угодно.
Ма работает как проклятая, она замечательный человек… но все ее четыреста одиннадцать работ… как бы это сказать… ни к чему не вели. Возможно, господь будет настолько добр к ней, что она никогда этого не поймет. Конечно, Хуан не станет разбивать ей сердце, заводя об этом разговор. Но этот мирок засасывал. Сан-Диего, несмотря на всю свою историю, свою промышленность, свои университеты, был всего лишь микроскопической частицей того огромного мира людей и мыслей, который ежеминутно бурлил вокруг. Когда-то давно отец Хуана хотел стать частью этого огромного мира, но оказался недостаточно подвижным, недостаточно легко приспосабливался.
У меня все будет иначе.
Маленькие голубые пилюли все изменят. Возможно, цена будет высока. Иногда сознание Хуана становилось чистым, как неисписанная страница – он даже не мог вспомнить собственное имя. Это было что-то вроде приступа, который проходил через мгновение или два. Всегда. До сих пор. Если добывать таблетки на улице, ты не застрахован от подобных вещей.
Хуан стиснул зубы.
Я научусь приспосабливаться.
Он не будет неудачником, как его отец.
* * *
Хуан вышел в двух кварталах от дома Гу. Он сказал себе, что делает это, чтобы освоиться в обстановке. К тому же, здесь было не слишком людно. Но на самом деле, причина была в другом. Причина была в том, что он слишком быстро доехал. Он был не готов предстать перед лицом своего товарища по команде.
Западный Фоллбрук был не самым фешенебельным районом – но все-таки более современным, чем Лас-Меситас. Большинством своих доходов он был обязан тому обстоятельству, что располагался у самого западного входа в Кэмп-Пендлтон. Хуан прогуливался в угасающих вечерних сумерках, глядя по сторонам. На улице почти никого не было – только какой-то любитель бега трусцой и несколько ребятишек, которые играли в какую-то таинственную игру.
Поскольку все программы, призванные улучшить внешний вид района, были отключены, дома выглядели приземистыми, неприветливыми и стояли довольно далеко от проезжей части. Некоторые были даже красивы: кактусы и карликовые сосны окружали их наподобие гигантских бонсай. Другие выглядели буднично-аккуратными, с деревцами, отбрасывающими густую тень, и лужайками, которые покрывал или выровненный гравий, или трава, подстриженная газонокосилкой.
Хуан включил согласование образов. Улочка оказалась навороченной – впрочем, этого следовало ожидать. Пейзаж просто прелесть, без преувеличения: вечернее солнце, озаряющее лужайки, поросшие сочной зеленью, фонтаны. Приземистые домики, словно состоящие из одних окон и окруженные открытыми патио; некоторые места заливал яркий свет, другие наполовину прятались в тени. И никаких общедоступных сенсоров. Никакой рекламы, никаких граффити. Район представлял собой законченную картину, это было почти произведение искусства. Хуан почувствовал что-то вроде легкого трепета. В большинстве районов Сан-Диего вы можете встретить землевладельцев, чьи дома выпадают из образа общины либо выполняют требования о согласованности, но похожи на своих соседей так же, как карикатура на оригинал. В Западном Фоллбруке это требование выполнялось куда строже, чем где бы то ни было. Это вызывает ощущение общности интересов – как будто не кто наблюдает за всем и готов выступить против пришельцев. На самом деле, этот наблюдатель имел имя: USMC.
Над головой Хуана вспыхнула стрелка. Следуя ее указанию, он повернул на поперечную улицу и направился по правой стороне к третьему дому. Caray. Он хотел идти помедленнее. Он просто прогуливается по кварталу.
Я даже не придумал, что скажу ее предкам.
Взрослые американцы китайского происхождения – люди с большими странностями, особенно те, кто пережил арест. Когда их освободили, некоторые покинули Соединенные Штаты и уехали в Мексику, Канаду, Европу. Однако большинство снова стали жить по-прежнему, некоторые даже вернулись на государственную службу, но горечь в душе осталась. Некоторые помогли закончить войну и показать всему миру, что в правительстве США сидят идиоты.
Хуан направлялся к крыльцу дома Гу, в то же время лихорадочно собирая информацию о семействе Мири. Так… Если Уильям-Болванус – не родной брат Мири, то кто он такой? Уильям никогда не привлекал к себе внимания, никаких слухов о нем не ходит. Данные об учащихся в Фэрмаунте были неплохо защищены. Хуан проявил некоторое упорство и обнаружил несколько любопытных снимков. Еще несколько минут, и стало бы ясно, что за птица этот Уильям…
Но до парадной двери Гу оставалось два шага. И Мири стояла на крыльце. В первую секунду Хуан подумал, что она сейчас отчитает его за опоздание, но девочка только махнула ему рукой, приглашая внутрь.
Стоило перешагнуть порог, и картинка улицы исчезла. Они стояли в тесной прихожей, спереди и сзади были закрытые двери. Мири стояла у дальней и наблюдала за ним.
Раздались сухие хлопки, похожие на треск, и Хуан почувствовал, как что-то жжет лодыжку.
– Эй, вы сейчас мне все причиндалы спалите!
Это не единственный его костюм, но семья Орозко не настолько богата, чтобы разбрасываться вещами. Мири удивленно посмотрела на него.
– Ты что, не знал?
– Про что не знал?
– Та штука, которую я снесла – не твоя. Я была очень осторожна. Ты подцепил «автостопщика», – она распахнула внутреннюю дверь, и ее движения вдруг стали вкрадчивыми и мягкими. Должно быть, здесь за ней наблюдали взрослые.
Проследовав за ней в холл, Хуан перезагрузил одежду. Стены стали куда симпатичнее – теперь они были обтянуты шелковыми занавесками. Похоже, в этой домовой системе он получил привилегии гостя, однако ни одной коммуникационной линии, ведущей за пределы здания, пока обнаружить не удалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
И, глядя на па через кухонный стол, он видел, какую альтернативу она имела в виду. Это Хуан понял, когда ему было всего шесть лет от роду. Луис Орозко с отсутствующим видом жевал. Он выглядел как рабочий, вернувшийся домой после тяжелого дня, однако наблюдал лишь за призрачными образами, которые плавали по комнате, подобно безучастным мыльным пузырям. Ближе к ночи он заплатит за активное муви. Но все это ерунда. Это еще не значит, что ты втянулся. Но Па всегда или в прошлом, или в другом мире. Поэтому ма боится, что Хуан кончит тем же.
Но я не хочу кончить, как папа. Что бы ни было самого лучшего, я этому научусь. И научусь за считанные дни, не за годы. И если это лучшее внезапно устареет, я снова научусь еще чему-нибудь новому, чему угодно.
Ма работает как проклятая, она замечательный человек… но все ее четыреста одиннадцать работ… как бы это сказать… ни к чему не вели. Возможно, господь будет настолько добр к ней, что она никогда этого не поймет. Конечно, Хуан не станет разбивать ей сердце, заводя об этом разговор. Но этот мирок засасывал. Сан-Диего, несмотря на всю свою историю, свою промышленность, свои университеты, был всего лишь микроскопической частицей того огромного мира людей и мыслей, который ежеминутно бурлил вокруг. Когда-то давно отец Хуана хотел стать частью этого огромного мира, но оказался недостаточно подвижным, недостаточно легко приспосабливался.
У меня все будет иначе.
Маленькие голубые пилюли все изменят. Возможно, цена будет высока. Иногда сознание Хуана становилось чистым, как неисписанная страница – он даже не мог вспомнить собственное имя. Это было что-то вроде приступа, который проходил через мгновение или два. Всегда. До сих пор. Если добывать таблетки на улице, ты не застрахован от подобных вещей.
Хуан стиснул зубы.
Я научусь приспосабливаться.
Он не будет неудачником, как его отец.
* * *
Хуан вышел в двух кварталах от дома Гу. Он сказал себе, что делает это, чтобы освоиться в обстановке. К тому же, здесь было не слишком людно. Но на самом деле, причина была в другом. Причина была в том, что он слишком быстро доехал. Он был не готов предстать перед лицом своего товарища по команде.
Западный Фоллбрук был не самым фешенебельным районом – но все-таки более современным, чем Лас-Меситас. Большинством своих доходов он был обязан тому обстоятельству, что располагался у самого западного входа в Кэмп-Пендлтон. Хуан прогуливался в угасающих вечерних сумерках, глядя по сторонам. На улице почти никого не было – только какой-то любитель бега трусцой и несколько ребятишек, которые играли в какую-то таинственную игру.
Поскольку все программы, призванные улучшить внешний вид района, были отключены, дома выглядели приземистыми, неприветливыми и стояли довольно далеко от проезжей части. Некоторые были даже красивы: кактусы и карликовые сосны окружали их наподобие гигантских бонсай. Другие выглядели буднично-аккуратными, с деревцами, отбрасывающими густую тень, и лужайками, которые покрывал или выровненный гравий, или трава, подстриженная газонокосилкой.
Хуан включил согласование образов. Улочка оказалась навороченной – впрочем, этого следовало ожидать. Пейзаж просто прелесть, без преувеличения: вечернее солнце, озаряющее лужайки, поросшие сочной зеленью, фонтаны. Приземистые домики, словно состоящие из одних окон и окруженные открытыми патио; некоторые места заливал яркий свет, другие наполовину прятались в тени. И никаких общедоступных сенсоров. Никакой рекламы, никаких граффити. Район представлял собой законченную картину, это было почти произведение искусства. Хуан почувствовал что-то вроде легкого трепета. В большинстве районов Сан-Диего вы можете встретить землевладельцев, чьи дома выпадают из образа общины либо выполняют требования о согласованности, но похожи на своих соседей так же, как карикатура на оригинал. В Западном Фоллбруке это требование выполнялось куда строже, чем где бы то ни было. Это вызывает ощущение общности интересов – как будто не кто наблюдает за всем и готов выступить против пришельцев. На самом деле, этот наблюдатель имел имя: USMC.
Над головой Хуана вспыхнула стрелка. Следуя ее указанию, он повернул на поперечную улицу и направился по правой стороне к третьему дому. Caray. Он хотел идти помедленнее. Он просто прогуливается по кварталу.
Я даже не придумал, что скажу ее предкам.
Взрослые американцы китайского происхождения – люди с большими странностями, особенно те, кто пережил арест. Когда их освободили, некоторые покинули Соединенные Штаты и уехали в Мексику, Канаду, Европу. Однако большинство снова стали жить по-прежнему, некоторые даже вернулись на государственную службу, но горечь в душе осталась. Некоторые помогли закончить войну и показать всему миру, что в правительстве США сидят идиоты.
Хуан направлялся к крыльцу дома Гу, в то же время лихорадочно собирая информацию о семействе Мири. Так… Если Уильям-Болванус – не родной брат Мири, то кто он такой? Уильям никогда не привлекал к себе внимания, никаких слухов о нем не ходит. Данные об учащихся в Фэрмаунте были неплохо защищены. Хуан проявил некоторое упорство и обнаружил несколько любопытных снимков. Еще несколько минут, и стало бы ясно, что за птица этот Уильям…
Но до парадной двери Гу оставалось два шага. И Мири стояла на крыльце. В первую секунду Хуан подумал, что она сейчас отчитает его за опоздание, но девочка только махнула ему рукой, приглашая внутрь.
Стоило перешагнуть порог, и картинка улицы исчезла. Они стояли в тесной прихожей, спереди и сзади были закрытые двери. Мири стояла у дальней и наблюдала за ним.
Раздались сухие хлопки, похожие на треск, и Хуан почувствовал, как что-то жжет лодыжку.
– Эй, вы сейчас мне все причиндалы спалите!
Это не единственный его костюм, но семья Орозко не настолько богата, чтобы разбрасываться вещами. Мири удивленно посмотрела на него.
– Ты что, не знал?
– Про что не знал?
– Та штука, которую я снесла – не твоя. Я была очень осторожна. Ты подцепил «автостопщика», – она распахнула внутреннюю дверь, и ее движения вдруг стали вкрадчивыми и мягкими. Должно быть, здесь за ней наблюдали взрослые.
Проследовав за ней в холл, Хуан перезагрузил одежду. Стены стали куда симпатичнее – теперь они были обтянуты шелковыми занавесками. Похоже, в этой домовой системе он получил привилегии гостя, однако ни одной коммуникационной линии, ведущей за пределы здания, пока обнаружить не удалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186