— Какой аромат! Наверняка этот букет собирала Марусенька.
— Поплыл дед, — шепнула мне Яна с улыбкой. — Как бы нам на обратном пути не пришлось роды в океане принимать. У этой малолетки. — Она посмотрела мне в глаза и добавила без улыбки: — Впрочем, не в первый раз наверняка.
Пока мы шли к месту действия — под священный баньян, — я все пытался понять, что Янка имела в виду? Что она уже не раз принимала роды в океане? На обратном пути. Или что?..
Была ясная лунная ночь. Остров благоухал. Гладко серебрилась под луной поверхность океана. И было тихо.
Возле баньяна уже лежали сложенные в кольцо дрова. Аборигены смирно сидели на песке и ждали. Они были непривычно молчаливы и сосредоточенны. И позволили себе при нашем появлении лишь легкий шелестящий шепот восхищения. Вызванный Янкиным нарядом. Главным образом — ее очаровательной обувью.
Мне даже показалось, что в глубине сидячей толпы кто-то восторженно пропел, пришлепывая ладонями по груди: «Вальенки, вальенки, не почти что старьеньки…» Но тут же, видимо, получил тычок в бок и оборвал родную руладу. Славянизмы, как же-с…
Мы заняли отведенные нам почетные места: Янка уселась в драный шезлонг, белые вожди — у ее прекрасных ног, столь изысканно обутых.
— Праздник начнется, — шепнул нам Понизовский, — когда луна встанет над баньяном. — И предупредил: — Курить нельзя.
— А пить можно? — толкнула меня в бок Яна.
— Ауэ, ваине! Семеныч фляжку зажал. Лечится, наверное.
— Знаю я, как он лечится.
Что-то она много знает. Больше меня, кажется.
Задрав головы, аборигены терпеливо дожидались апофеоза луны. В полной тишине, не нарушаемой даже звоном москитов. Лишь иногда зачарованный океан почти беззвучно плескал в берег легкую волну, которая тут же, словно смутившись непривычной тишиной, отбегала назад и растворялась в бескрайней глади.
Честно говоря, я даже задремал немного, мне даже успел присниться мимолетный сон…
Едва Семеныч остался один, он перестал кряхтеть и постанывать. Выглянул, очень аккуратно, из хижины. Долго всматривался в лунные тени и вслушивался в тишину ночи.
Потом скользнул за порог, нагнулся, оставил на стыке циновки и дверного проема сторожок — совершенно невидимую, крохотную сухую травинку. И растворился в лунной темноте и тишине.
Сон мой прервался на самом интересном месте. Его спугнул грохот барабанов, визг флейт и мощная хоровая песня — гимн Белой Полной Луне. При которой так славно резвиться под пальмами.
Яростно вспыхнул, словно взорвавшись, огромный костер. Янка наклонилась ко мне, выдохнула в ухо:
— А солярочка-то у них есть, Серый.
Я кивнул. Я догадывался, что кроме солярки у них еще многое есть. В том числе — и оружие.
…Так же неожиданно, как исчезла, вернулась тишина. Перед нами, на вытоптанной площадке, появились два штатных жениха — Ахунуи и Ахупуи. На этот раз они не были похожи друг на друга: один в обеих руках сжимал длинные, блестящие в лунной ночи ножи, а другой потрясал большой мягкой циновкой. И оба были в масках. У одного — злобная, похожая на Тупапау, у другого — добродушная, с широкой застывшей улыбкой.
— Тупапау, злой дух, — давал вполголоса пояснения Понизовский, — украл луну с неба. И стало скучно жить. Прекратились пляски и смех, шутки и песни. И люди перестали увлекать друг друга под пальмы. И тогда храбрый юноша Оту вызвал на бой злодея Тупапау.
Бой начался. Злодей размахивал ножами, рычал, прыгал. Добрый Оту пытался набросить на него циновку и сковать тем самым его движения.
— В прежнее время, — шептал Понизовский, — ножи были не бутафорские. И их было четыре.
— А где еще два? — спросила Яна. — В ушах?
— Их привязывали к ступням. И такие удары ногами были, как правило, неотразимыми.
Но зрелище и с двумя ножами было захватывающим. Чем-то вроде боя быков. Стальные рога, плетеная мулета. Стремительные, гибкие и сильные движения. Обнаженные тела, освещенные луной и бликами пламени. Жутковато даже. Но местами очень знакомо.
— Тебе это ничего не напоминает? — снова шепнула мне Яна в самое ухо.
И я ответил ей так же:
— Еще бы! Показательные выступления бойцов ОМОНа. В День милиции.
И где они нахватались?
— Вы не волнуйтесь, — с усмешкой придвинулся к нам Понизовский. — Добро восторжествует. Вам понятно развитие событий?
Янка фыркнула.
— Нам даже первоисточник ясен. — И продолжила заунывным голосом сказителя: — Мало-мало давно это было. Налетела черная туча, скрыла луну. Стало темно и мало-мало страшно. Но тут подул ветер и разметал тучу в клочья. Стало светло и весело. Мало-мало.
Собственно, так и произошло. Оту удалось набросить циновку на Тупапау и закрутить ее в рулон. Злой дух грохнулся наземь. Добрый Оту еще и потоптал его ногами очень, кстати, профессионально — и под торжествующий визг зрителей забросил злодея в кусты. Праздник начался.
Праздник как праздник. Застолье. Песни. Танцы. Флирт.
Полутрезвый вождь приосанился, отставил свой жезл и вежливо потянул временную королеву в расступающуюся перед ними толпу танцоров.
Янка не растерялась. Шаркая валенками, сверкая бедрами в разрезах юбчонки, разметав по плечам свои прекрасные волосы, она устроила такой отчаянный перепляс со своим кавалером, что даже Нильс начал подпрыгивать и повизгивать от восторга. Что это был за танец, не возьмусь объяснить. Какая-то дикая, но симпатичная смесь. Тут и румба, и самба, и твист, и рок, и барыня. Коктейль, компот, окрошка, рагу, винегрет…
Они плясали в кругу шлепающих в ритм ладонями аборигенов. Янка — разнузданно, Мату-Ити — сдержанно, в соответствии со степенью опьянения. Но каждое его движение, каждое па, даже замедленное и искаженное алкоголем, дышало профессионализмом. Тем самым, который не пропьешь. Он был похож на постаревшую балерину, которая с молодым партнером решила показать своим ученицам, чего стоит старая гвардия.
Вскоре к ним присоединились молодожены, а потом Марутеа втянула в это дело и Нильса. Как он плясал, я, к сожалению, описать не могу. Это неописуемо. С чем сравнить хотя бы? Пьяный верблюд в оазисе? Жеребенок на утреннем лугу? Медведь, атакуемый пчелами? Вертолет, пытающийся взлететь с поломанной лопастью? Пожалуй… Нет, все-таки и это бледно. Хотя и довольно близко к оригиналу.
Краем глаза я заметил, как, вращая бедрами, приближаются ко мне две пышнотелые красотки. Я их уже немного знал — Муруроа (мы звали ее между собой Муркой) и Таиатка, они все время строили глазки мне и Семенычу. Но бдительная Янка их попытки своевременно сводила к разочарованию. Однако сейчас она была слишком занята, и красотки верно оценили ситуацию.
Одна — Мурка — вцепилась в мою руку с искренним желанием без всяких плясок увлечь меня под пальмы — я слабо воспротивился. Другая с помощью нескольких слов и многих жестов дала понять, что идет за Семенычем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40