И задумался — в какое место мозаики этот камешек вложить? Тем более интересно, что в книге я обнаружил вложенный меж страницами ксероксный листочек со словарем. Такой же, как и в экземпляре, принадлежащем «папочке» Нильса.
Хорошо кто-то к чему-то подготовился.
Буйство на берегу постепенно затихало. Только мерцали немного затухающие отблески костра. Да бродили вокруг него вялые тени островитян.
Понизовский бросил за борт окурок, дружески приобнял Нильса:
— Пошли, старина, в койки. Тебе нужно силы беречь.
Нильс оскорбленно сбросил его руку:
— Придержите ваши шуточки для аборигенов.
Когда мы с Семенычем остались одни, он сказал:
— Я на берег, Серый, инкогнито. Постараюсь в «па» заглянуть. Дай мне твою пушку на всякий случай.
Я взял пистолет из пуфика, отдал его Семенычу.
— Может, ракетницу возьмешь?
— Не стоит. Поглядывай тут. — Он спустился в шлюпку и без стука уключин и плеска весел растворился во мраке тропической ночи.
Вернулся Семеныч не скоро, но еще затемно.
— Обошлось? — спросил я.
— Для меня — вполне.
Ясно.
Семеныч жадно закурил. Приблизил ко мне лицо:
— Знаешь, Серый, что я там, за этой оградой разглядел?
— Головы на кольях?
— Почти. — Он выдохнул мне прямо в ухо: — Женские скальпы.
Я едва не упал за борт.
РАЗВЕДКА БОЕМ
— Странно все это, Серый. Очень странно.
— Еще бы!
— Я не о скальпах. Понимаешь, мне не удалось проникнуть в «па». И знаешь почему?
— Из-за охраны с копьями?
— Никаких копий, Серый. Это бутафория. Странно другое… Я легонько вырубил одного стражника и заглянул за ограду. А там — другой. Я не ожидал, но успел ударить первым. — Семеныч понизил голос до шепота. И сказал такое, что подействовало на меня посильнее скальпов: — Он поставил блок. Профессионально, автоматически.
— Не слабо. — Я понял именно с этой минуты, что мое табу на участие в борьбе с криминалом потеряло свою силу на этом острове.
— …Больше того, Серый. Тот, первый, уже начал приходить в себя.
Понятно. Тоже своего рода профессионализм.
— В общем, я успел только разглядеть эти скальпы… Ну, и копья у стражников забрал. Куда бы их сунуть?
— Туда же, — сказал я. — В пуфик. Там хорошо, уютно — Янкины тряпки. Пробковые пояса.
— Держи, — он сунул мне два пистолета: мой «вальтер» и трофейный «ПМ».
Я отнес их в рубку, вернулся.
— Иди спать, — сказал Семеныч. — Я на вахту Понизовского пришлю.
— Лучше Нильса.
— Ты прав. Пусть помечтает. А ты подумай, Серый, что все это значит?
— Что именно? — Я никак не мог собрать воедино мысли и чувства.
— Почему они за старика так круто взялись? С этого надо начинать.
— Женить хотят. На Маруське.
— Зачем, Серый?
Не буду я думать. По крайней мере об этом. Я буду думать о книге, которую видел в хижине. И о книге, которую я лишь чуть пролистал здесь, на яхте. Но они мне сказали многое. Однако рано, рано пока об этом. Хотя бы потому, что это слишком невероятно.
— Как бы нам удрать отсюда, Серый? — Семеныч остановился у входа в рубку. — Да побыстрее. Иначе будет поздно.
Боюсь, что уже поздно.
Мы не случайно сюда попали.
Утром на берег мы не сошли. Один Понизовский изъявил желание навестить вождя. Мы передали с ним наши приветствия и наилучшие пожелания. А также сожаления в том, что местное гостеприимство оказалось слишком горячим для наших нежных организмов.
— Я знаю, что сказать, — заверил нас Серега, спускаясь в шлюпку.
После завтрака мы замкнули Янку на Нильса и, уединившись в кают-компании, провели с Семенычем блиц-совещание. На свежую голову. В протокол занесли для исполнения два пункта. Первый — мы ничего не знаем, мы ни о чем не догадываемся, мы ничего не подозреваем. Второй — вести себя так, чтобы пункт первый был безупречен. Поэтому — ни слова Янке, ни слова Нильсу. И тем более — ни слова Сереге.
— Ты, кстати, хорошо его знаешь? — спросил я.
— Да уж не один год. Еще с тех времен, когда он плавал в океанах науки.
— А чем он сейчас занимается?
— По-моему, ничем. Крутился в каком-то шоу-бизнесе, но, насколько я знаю, без особого успеха.
— Это он тебе идею плавания кинул?
Семеныч на секунду замялся.
— Да как тебе сказать… Скорее все-таки идея моя. Но совпала с его наводкой.
Очень доходчиво объяснил. Но настаивать я не стал. У Семеныча, видимо, есть свои причины не раскрываться.
Понизовский вернулся на яхту с дарами тропиков и с новостями.
— Вот. — Он вывалил на палубу из корзины кокосовые орехи. — Лучшая в мире опохмелка. По силе воздействия приближается к уровню рассола или кислых суточных щей.
— Лучше бы, — робко высказался Нильс, — к стопке водки.
— Кстати, Маруся просила тебя поцеловать. Но это не в моих принципах.
Несмотря на шутливый тон, Понизовский был озабочен. Даже, я бы сказал, встревожен.
— Ребята, — обратился он к нам, когда вскрыл орехи, — никто из вас на берег ночью не сходил? К девкам не бегал?
— Серый — точно, — сказала умница Яна. — Всю ночь ко мне приставал. А вот Семеныч…
— Я к тебе не приставал, — поспешил Семеныч.
— Я серьезно, — настаивал Понизовский.
— А что случилось? — Семеныч смахнул с подбородка струйку молока.
— Случилось… Кто-то напал на охрану «па». Похитил их… копья.
— Ну вот. — Семеныч потянулся к рубашке, висевшей на релинге, достал из кармашка сигареты. — Началось.
— Что началось? — вздрогнул Понизовский.
— То самое. Чем ты нас пугал. Оппозиция поднимает голову.
— Не понял.
— А что тут не понять? — Семеныч закурил, оглядел даль моря, словно искал дырку в заборе. — Они деньги вождя ищут.
Понизовский в задумчивости обхватил подбородок ладонью.
Мне понравилось, что он соблюдает правила игры.
— Логично. Нужно подсказать Мату-Ити. Беду отвести. Уж если они нас заподозрят…
— Акулам скормят?
— В лучшем случае. — Понизовский произнес эти слова так мрачно и жестко, будто подобная угроза исходила не от вождя, а от него самого…
Дня два-три прошли спокойно. Я бы сказал, безмятежно. Как и положено на острове посреди Тихого океана под горячим солнцем в безоблачном небе.
Все мы, в той или иной степени, занимались своими делами.
Аборигены готовились к празднику Полной Луны, эта подготовка заключалась в основном в неистовых плясках под луной, еще не совсем полной. По вечерам с берега доносился веселый, и я бы сказал так: многоязычный шум. Не знаю, как там галлицизмы — я ненормативную французскую лексику не изучал (нормативную, кстати, тоже), но вот что касается славянизмов, то их мое натренированное ухо улавливало в достатке. В избытке даже. В общем, к языкам здешние аборигены весьма восприимчивы.
Великий вождь Мату-Ити в своем красивом мундире катался по пляжу на велосипеде, принимал приветствия и почести, раздавал указания и приказы. Над велосипедом был закреплен цветастый дамский зонтик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40