Папа с мамой догадались по ее лицу о сказанном и слаженно закивали.
— Это заговор, — сказал я. — И мы участники. Я не настолько стар, чтобы накормить собою парочку акул. Быстро на берег и поднимаем паруса.
— И опускаем весла, — поспешно добавила Янка. — Нильс нас прикроет. Ты остаешься, молодожен?
— А можно я заберу с собой свою будущую супругу?
— Ошалел, — вздохнул Семеныч. — Пошли, буа ослабленный.
Яна, как наиболее восприимчивый лингвист, благодарит гостеприимных хозяев, почти не спотыкаясь, произносит:
— Уа мауру-уру вау! — И торжественно, с чувством превосходства переводит для нас: — Всем спасибо! Провожать не надо.
Последнее замечание, естественно, остается втуне — хозяева поднимаются вместе с гостями. Причем папаша тут же выдергивает что-то из-под себя и воровато сует под циновку.
Когда все застольники пьяной гурьбой вывалились на волю и вместо традиционных (на нашей родине) «Подмосковных вечеров» затарахтели со всякими галлицизмами, я, улучив момент, крыской шмыгаю обратно в хижину. Срабатывает, видимо, ментовский инстинкт. Вороваты островитяне, не наш ли судовой журнал сперли? По форме напоминает.
Отворачиваю угол циновки. «Ауэ, танэ!» «Что-то» под ней — это книга, почему-то на русском языке. И она мне знакома — увлекался в свое время, в юные годы, даже мечтал о чем-то подобном.
Что ж, книга по теме. И наталкивает на дикую мыслишку. Жлоб Семеныч…
За порогом хижины начались проводы. Со всей пышностью и непосредственностью. Особо если учесть, что и провожающие, и отъезжающие с трудом держались на ногах.
Как мы добрались до берега, я плохо помню. Нильса шатало из стороны в сторону, от любви. Маруся, с одной стороны, пыталась утянуть его под пальмы. Яна, с другой стороны, тянула его к морю. Мы с Семенычем прикрывали наш отход, более похожий на позорное бегство. Понизовский, как обычно, вел двойную игру. Во всяком случае, от души забавлялся ситуацией.
И над всем этим спектаклем висела, подпрыгивая, красная луна, уже по форме довольно близкая к кругу. Помню, мне показалось, что их две. И обе кривые.
По мере продвижения к морю мы обрастали нашими новыми друзьями, как пальма кокосами. Снова песни с приплясыванием, снова объятия, снова приглашения на все предстоящие праздники. Не на год ли вперед?
Как нам удалось вырваться из этого круга, я тоже плохо помню. Порой мне кажется, что нам с Семенычем приходилось применять некоторые наши профессиональные, сугубо специфические навыки (по теме «Как вести себя в возбужденной толпе»), отчего многие из наших поклонников вырывались из наших объятий с искаженными лицами. Одного, по кличке Тими, особо опасного, который слишком темпераментно прижимал к себе Яну, пришлось угостить ребром ладони по почкам. Изогнувшись от боли, он повернулся ко мне с перекошенным лицом. Я ответил ему лучезарной улыбкой. Ауэ! Чужой танэ — наша ваине — руки прочь мало-мало.
В общем, к лодке мы пробивались почти что с боем. Да еще шли на веслах в окружении всей флотилии, которой располагала на настоящий момент будущая парламентская республика.
Когда мы добрались до яхты, Понизовский первым взобрался на борт, выпрямился во весь рост и заявил трубным голосом:
— Сон белых вождей — табу!
И странно, его послушались. Он каким-то образом уже успел стать на острове влиятельным человеком. Вся орава с песнями и плясками устремилась на берег, там вспыхнули костры и застучали барабаны.
А мне, несмотря на усталость от впечатлений и угощений, не давала покоя тревожная мысль, которая стремилась превратиться из подозрения в догадку.
Семеныч и Понизовский остались на палубе, покурить под луной и звездами, а я нырнул в кают-компанию и провел негласный блицшмон. В судовой библиотечке ничего не обнаружил: здесь была в основном специальная литература, «Морской ежегодник», «Мореходная астрономия», справочные таблицы, атласы. Но я твердо знал, что где-то какая-то нужная мне книга здесь была. И я нашел ее. Под сланями в гальюне. И распахнул прямо в середине. И углубился было в чтение, но тут в рубку ввалились Нильс и Яна.
Янка плюхнулась на диванчик рядом со мной, а Нильс взволнованно и смущенно заходил в тесном пространстве, все время натыкаясь на углы столика и переборки.
Потом он заломил руки и простонал:
— Леша, она ж меня соблазняет…
— Жаль, — отметил я, не отрываясь от книги.
— Что — жаль? — Нильс присел на краешек рундука. Заерзал.
— Жаль, что не меня.
— Так ей же двенадцать лет!
— Они тут с двенадцати уже рожают.
— Но мне-то не шестнадцать, — простонал в отчаянии Нильс.
— Ты и в шестнадцать бы не родил, — отчеканила Яна. — Половая принадлежность не того типа. Даже добрый Эатуа тут не поможет.
— А вы, Яна Казимировна, — вспыхнул старик, — тут тоже совсем распустились.
— Гораздо раньше, — делая вид, что увлечен чтением, проворчал я. — В седьмом классе средней школы. Я помню…
— Какие могут быть шутки! — Нильс снова трагически воздел сухие лапки к небу. — Она меня соблазняет!
— А вы? — с чисто женским интересом придвинулась к нему Яна.
— А я… Я возбуждаюсь! — признался, будто за борт бухнулся.
— Ну и на здоровье. В любом возрасте полезно.
— Но как же… Она ко мне на колени садится. Грудью жмется. И глазками так играет… Что делать, Леша?
— Ты, Ильич, — интимно посоветовала Яна, — главное, девственности ее не лиши. А то жениться придется. Или — бултых в малую лагуну, акул кормить. У них тут с этим — суровая простота.
— Как вы можете шутить?
— Это не шутки. — Я захлопнул книгу. — Я заметил, что наш старый вождь на вас тоже со значением поглядывает.
— Что вы имеете в виду? — испугался Нильс.
— Совсем не это. Он на вас как на выгодного для племени жениха смотрит. Вы для них — весьма престижная партия.
— Да, — с готовностью подхватила Яна. — Человек в возрасте, солидный, своя яхта И главная перспектива — потомства не будет.
— А если будет?
— Поздравим.
— Что делать, Леша?
— Что сердце подскажет. Ты только, Ильич, держи меня в курсе.
— В курсе чего?
— Ну… Как развиваются ваши романтические отношения.
— Но это не этично. Это настолько интимно.
— Да нам подробности не нужны, — успокоила его Яна. Соврала, конечно. — Вы нам — факты. Что состоялось, что наметилось.
— Распустились! — Нильс поднялся, довольно энергично.
— Яков Ильич, — сказал я ему вслед. — В самом деле — держите меня в курсе. Могут быть некоторые осложнения.
— Но она же первая начала, — с возмущением, по-мальчишески оправдался Нильс.
— А ты, смотри, первым не кончи, — буркнула Яна.
Нильс, потеряв от возмущения (и смущения) дар речи, выскочил на палубу, охладиться.
— Пошли спать, Серый, — позвала меня Яна.
— Иди ложись. Сейчас моя вахта.
Я вернул книгу на место, сделал себе кофе и, забрав чашку, тоже выбрался под звезды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40