Она не знала, не сочтет ли Ренье то, что они его обсуждали, предательством, но все равно призналась:
– Марлон мне рассказал.
– Марлон не рассказал тебе самого главного, поскольку ему это было неизвестно. Это знали только я и ты.
– Я? – Ренье говорил загадками, что было совершенно ему, не свойственно. – О чем ты?
– Восемь лет я жил во мраке, холоде и сырости и на седьмой год сломался. Я унижался и умолял графа Дюбелле вернуть мне жизнь, здоровье и свободу. Бесполезно. – Губы Ренье горько скривились. – Марлон презирал меня, но это было пустяком по сравнению с тем, как я сам себя презирал. В течение всего следующего года я презирал себя с такой яростью, что мне было все равно, останусь я жив или умру. Я предал мой род, моего отца, тебя!
– Меня – нет.
– Только потому, что я был настолько избалован и никчемен, что ты ничего от меня не ждала. Но в своих мыслях я тебя предал. Я лежал в темноте и постепенно оказался там, где страха уже не было. Когда меня вывели и избили на следующий год, граф Дюбелле не смог меня сломить. Он попытался меня убить, и когда тюремщики вернули меня в камеру, я понял, что ему это удалось. Жизнь вытекала из меня – из ран у меня на спине, но не только. Она вытекала из моей души и моего сердца.
Ренье говорил это так серьезно и наблюдал за ней так пристально, что у нее волосы зашевелились.
– Когда надежды на то, что я выживу, не осталось, тюремщики отнесли меня в камеру моих друзей. – Его голос понизился до шепота. – В темноте легко было приветствовать смерть.
– И ты умер.
Она знала об этом. Она уже слышала эту историю.
– Совершенно точно, умер. Я помню об этом все. Воздух был зловонным. Равнодушные камни смыкались вокруг меня. Ни единый звук не нарушал тишины. Некому было перевязать мои раны или прогнать мою боль. Ты помнишь, Сорча?
Да. Она это помнила. Она помнила этот сон так ясно, как в ту первую ночь, когда он к ней пришел.
– Крысиные кости служили мне постелью, а паутина – одеялом, – пробормотала Сорча.
Он продолжил:
– Где-то рядом вода собиралась в лужу, и медленная капель, которая когда-то сводила меня с ума, теперь ничего не значила. Мой мир состоял из печали и одиночества. Я понимал, что умираю, и приветствовал конец безнадежности, горя и страданий. Я прикоснулся к костлявой руке Смерти и ушел…
У Сорчи глаза были полны слез. Ей мучительно трудно было слушать его рассказ, заново переживать все вместе с ним.
Ренье сжал ее руки и посмотрел ей в глаза.
– Я увидел крест. Он светился, словно голубой уголек. Я не смог устоять. Я должен был до него дотронуться. И когда я это сделал, он меня обжег. Я понял, что крест висит на шее женщины, и с тяжелым вздохом вернулся к мучительной жизни.
Сорча видела его в том воспоминании, которое они разделили. Она сказала:
– И тут первый луч рассвета проник в мою келью, и первая чайка у меня за окном издала протяжный сладкий крик.
– Это действительно была ты, дорогая. – Он улыбнулся, и его улыбка была нежной и полной силы. Он поцеловал кончики ее пальцев. – Я знал, что это была ты.
– Да. Это была я.
Вытащив крест из-за ворота, она показала его Ренье.
– Я много лет не верил в Бога. Стоит ли уповать на Него и молиться Ему, когда Он обошелся со мной столь жестоко? Но теперь у меня есть свидетельства Божьей милости. У меня есть ты и твоя любовь, и я могу только ответно любить тебя. – Он показал ей метку, оставшуюся на обожженной ладони: – Не знаю, достаточно ли этого, но надеюсь, что да.
Она прижала пальцы к его губам.
– Я тоже не знаю. Но если ты будешь любить меня вечно, думаю, что достаточно.
Он поцеловал ее.
– Милая моя Сорча, что бы ни случилось, у тебя была помощь, о которой ты и не подозревала. Ты не заметила, кто стоит позади нас?
Она с трудом оторвала взгляд от Ренье и посмотрела на двух женщин, которые поддерживали ее во время поединка.
Блондинка. Маленькая. Женственная.
Брюнетка. Высокая. Стройная.
Обе в солдатской форме. Такие знакомые…
– Клариса? Эми?
Сорча очнулась от долгого кошмара одиночества и невыразимого страха.
– Сорча!
Они бросились к ней.
Она смеялась и плакала. Они лихорадочно обнимались и обменивались обрывками фраз, пытаясь за мгновение рассказать о том, что случилось за десять лет.
Клариса рассказала ей свою главную новость. Эми – свою.
– Мальчик? – переспросила Сорча у Эми. – Девочка! – воскликнула она, поворачиваясь к Кларисе.
Обернувшись, она увидела Ренье, стоявшего с двумя незнакомыми мужчинами. Все трое смотрели на них с любовью и нежностью.
– Простите меня! – Она поцеловала сестер. – Простите. – Она снова вернулась к Ренье и взяла его за руку: – Это ты привез их сюда?
– Как только мы добрались до Бомонтани, я отправил курьера, чтобы их пригласить. Им пришлось ждать весны, но…
– Ты такой добрый! Такой умный и необыкновенный! Я перед тобой в неоплатном долгу.
Она опомниться не успела, как снова оказалась в его объятиях. Он прижал ее к себе и поцеловал. Безыскусно. От всего сердца.
Она обвила его шею руками и отвечала ему, наслаждаясь, радуясь, отдавая все, что было в ее душе, потому что не могла иначе. Потому что они были единым целым.
Глава 29
– В мое время младенцам не разрешалось ходить по тронному залу. Их держали в детской, где за ними присматривали няньки, как и положено.
Королева Клавдия постучала тростью по мраморному полу и с укоризной посмотрела на свою правнучку. В ее время дети знали свое место, а коронование короля и королевы рассматривалось как церемония, достойная уважения, а не как цирк, где камеристки носятся по комнатам с зажатыми во рту шпильками, тронный зал завален горой нижних юбок, а все три ее внучки насмехаются над ней.
Малышка Сорча заулыбалась, демонстрируя пять безупречно белых зубов, и заковыляла прямо к королеве Клавдии.
– Заберите ребенка, пока он не обслюнявил мне платье! – потребовала бабушка.
Клариса подхватила дочку и ласково залепетала:
– Малышка Сорча собиралась пустить слюнки на шелковое платье бабушки? Собиралась? Правда собиралась?
– Клариса, она обслюнявит и твое шелковое платье, – сообщила Эми. – Осторожнее! Ну вот!
Длинная нитка слюней свесилась с губ малышки, и все три внучки королевы Клавдии радостно рассмеялись, будто ребенок сделал что-то умное. Королева Клавдия не могла понять, почему внучки, которых она растила, повзрослев, стали такими неотесанными.
Хорошо еще, что оказались плодовитыми. У Кларисы уже родилась малышка. У Эми был маленький сын, Сорча пока ничего не говорила, но королева Клавдия прожила достаточно долго, чтобы понять, почему Сорча выглядит такой цветущей. Она была уже на четвертом месяце своего династического долга. Этой зимой она обеспечит два королевства наследником.
Но сначала ей надо короноваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67