На картине его изображала светлая четырехконечная клякса, — именно таким он и виделся из галереи. На картине была только одна такая клякса, в действительности же их было две. Я выудил из рюкзака бинокль и навел его на дальний конец фермы. Рядом с человеком находился робот — младший брат эрмского «полупаука», облаченный в защитный кожух, сшитый (так, во всяком случае, казалось издалека) из двух верхних половинок человеческого скафандра. Четыре одинаковые конечности выполняли четыре различных операции. Левая верхняя прижимала лапу антенны к ферме, — видимо, их надлежало соединить навсегда. В правой верхней робот держал набор инструментов. Левая нижняя конечность держалась за скобу на внешней оболочке шлюзового узла, а правая нижняя коленом фиксировала человека, чтобы тот, двумя руками орудуя ключом, не крутился вместо болта.
— Дайте мне, — грубовато попросил художник и протянул руку за биноклем.
— Это по правилам? — спросил я, отдавая ему прибор.
— Как сказать, — ухмыльнулся он.
В бинокль он смотрел не дольше секунды, — все-таки, использовать оптику было не по правилам.
— У вас там «alarm» почему-то мигает, — рывком вернув мне бинокль, проговорил он как бы между прочим.
«Alarm» мигал, потому что я не отключил распознавание. Перед отлетом с Фаона я натаскал бинокль на роботов. С расстояния в километр бинокль узнает робота по одной клешне и сообщает мне об этом тревожным сигналом.
— Сломался, — сказал я.
Кажется, такой ответ удовлетворил его полностью. По-прежнему невозмутимый, он принялся подправлять что-то в изображавшей астронавта кляксе. Или это был робот? Я взялся уточнить:
— У вас на картине робот или человек?
— Какой робот? — удивился он. — А, тот, что ли… — Он сделал шаг ко мне и покосился на картину. — Неужели можно спутать?
— Стало быть, человек, — вслух заключил я.
— Угу, — кивнул он, — царь природы.
— Что мешает пририсовать к царю робота?
— А вам это надо?
— Робот нарушит целостность картины! — внесла ясность его поклонница. — Единение космоса и человека!
— Вот, — поднял кисть художник, — слышали? Наследуется ли царство природы по женской линии, вот в чем вопрос.
Оставив этот вопрос без ответа, я направился в бар, где меня ждал Гроссман. Разговор с художником лишний раз доказал, что роботов не принято замечать. Заметил ли кто-нибудь робота, когда погиб инструктор по выходам в космос?
— Ваш кофе остыл, — сказал Гроссман и склонил голову, вглядываясь в галерею через застекленную стену: не привел ли я кого-нибудь?
Я двумя глотками осушил чашку. Гроссман помешивал ложечкой кофейную гущу. Он передумал заказывать спиртное в последнюю минуту.
— Мне нужно показать вам одну вещь, — произнес я, сползая с высокого табурета, — она касается живописи космистов.
— С чего вы взяли, что я в ней разбираюсь?
— Вы разбираетесь в натурщиках, а этого мне достаточно. У нас есть время побродить по галерее?
— Какие еще натурщики?! — Гроссман снова склонил голову и снова не увидел ничего подозрительного. — Вы, собственно, о чем?
— Пойдемте, я вам все покажу.
Я отконвоировал кибернетика до сектора с художниками. Пока я отсутствовал, мое место заняла дама. Предмет ее интереса изобразил на картине размытое по вертикали, бежеватое облако, замутившее слегка портрет Сириус А. Дама увидела в этом глубокую аллегорию, но так и не добралась до ее дна. Мы застали ее в мучительных раздумьях.
— Это ваше отражение в стекле галереи, — предложил я ей разгадку таинственного облака.
— Вы, правда, нарисовали меня? — в восторге обратилась она к автору аллегории.
— Нет, — сказал он и, обернувшись, посмотрел на меня, — это то, что осталось от вас, после того как вы ушли.
Дама разочарованно протянула «нууу» и отошла в сторону, освободив место для наблюдения за роботом.
— Так кто здесь натурщик? — осведомился Гроссман.
Я сунул ему бинокль и указал азимут.
— Alarm, — коротко констатировал он.
— Сломан, — не поворачивая головы, столь же коротко объяснил художник.
Гроссман оторвал взгляд от причальной фермы.
— Кто сломан?
— Никто. Слом, как состояние души и приборов. Всеобщее состояние. Декогерентность слабых мира сего.
— Рассмотрели робота? — спросил я и, получив утвердительный ответ, оттащил Гроссмана подальше от комментариев космописца. Партнер явно стремился опередить события:
— Это не тот робот. Те роботы предназначены для обслуживания орбитальных гостиниц, это следует из документов, что я вам показывал.
— Где вы их взяли?
— Послушайте, — возмутился он, — документы подлинные, клянусь чем угодно. Я вам уже объяснял, что для работ в открытом космосе производят специальных роботов, из специальных материалов, выдерживающих перепад температур и… и прочее! Вы взгляните, у него даже ноги не такие, как у обычных роботов.
— У фермеров из «Деметры» было по четыре ноги, а руки… ну вы, наверное, помните их руки… С главного конвейера «Роботроникса» сходят полуфабрикаты, начинка для роботов-трансформеров. Ответьте мне «да» или «нет». Можно ли сошедший с вашего конвейера полуфабрикат довести до состояния робота-монтера космических антенн?
— Если поставить себе такую цель, то да, можно! — Гроссман начинал распаляться. — Можно довести робота до чего угодно — до стиральной машины, до коллайдера, до… довести его до частного детектива, пожалуй, еще легче. Но зачем? Зачем, скажите мне, это делать, когда есть…
— …настоящие частные детективы.
Гроссман развернулся на каблуках и зашагал к бару. Заслышав его топот, художник прикрыл грудью этюдник.
Мы проторчали в баре еще час. Гроссман тянул виски on the rocks и злобно хрустел льдом. Я пил кофе и изучал публикации, посвященные гибели инструктора. Трагедия произошла чуть больше двух месяцев назад, семнадцатого декабря прошлого года, на орбитальной станции «Трамплин-2», принадлежащей Всемирному Агентству по освоению и использованию Космического Пространства (сокращенно — ВАКоП). «Трамплин-2» — это огромный инженерный комплекс, где готовятся и испытываются новые средства космической коммуникации. Ближайшая к «Трамплину-2» звезда — каталожная Горштейн-Торквилл 15504, до нее двадцать с чем-то миллиардов километров. Ближайший Терминал Канала — ТКЛ-1183, до которого три часа лету. Тем инопланетянам, которым сто парсеков — не крюк, советую сначала отыскать Солнце, от него держать курс на Малое Магелланово облако; триста световых лет спустя — остановиться и уточнить дорогу.
Частично для улучшения финансирования, но, в первую очередь, для пропаганды технических достижений ВАКоП разрешил «Галактик-Трэвэлинг» организовать на станции туристический центр. С тех пор ГТ заманивает туристов перспективой побывать в шкуре астронавта-исследователя, испытать технические новинки или просто себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
— Дайте мне, — грубовато попросил художник и протянул руку за биноклем.
— Это по правилам? — спросил я, отдавая ему прибор.
— Как сказать, — ухмыльнулся он.
В бинокль он смотрел не дольше секунды, — все-таки, использовать оптику было не по правилам.
— У вас там «alarm» почему-то мигает, — рывком вернув мне бинокль, проговорил он как бы между прочим.
«Alarm» мигал, потому что я не отключил распознавание. Перед отлетом с Фаона я натаскал бинокль на роботов. С расстояния в километр бинокль узнает робота по одной клешне и сообщает мне об этом тревожным сигналом.
— Сломался, — сказал я.
Кажется, такой ответ удовлетворил его полностью. По-прежнему невозмутимый, он принялся подправлять что-то в изображавшей астронавта кляксе. Или это был робот? Я взялся уточнить:
— У вас на картине робот или человек?
— Какой робот? — удивился он. — А, тот, что ли… — Он сделал шаг ко мне и покосился на картину. — Неужели можно спутать?
— Стало быть, человек, — вслух заключил я.
— Угу, — кивнул он, — царь природы.
— Что мешает пририсовать к царю робота?
— А вам это надо?
— Робот нарушит целостность картины! — внесла ясность его поклонница. — Единение космоса и человека!
— Вот, — поднял кисть художник, — слышали? Наследуется ли царство природы по женской линии, вот в чем вопрос.
Оставив этот вопрос без ответа, я направился в бар, где меня ждал Гроссман. Разговор с художником лишний раз доказал, что роботов не принято замечать. Заметил ли кто-нибудь робота, когда погиб инструктор по выходам в космос?
— Ваш кофе остыл, — сказал Гроссман и склонил голову, вглядываясь в галерею через застекленную стену: не привел ли я кого-нибудь?
Я двумя глотками осушил чашку. Гроссман помешивал ложечкой кофейную гущу. Он передумал заказывать спиртное в последнюю минуту.
— Мне нужно показать вам одну вещь, — произнес я, сползая с высокого табурета, — она касается живописи космистов.
— С чего вы взяли, что я в ней разбираюсь?
— Вы разбираетесь в натурщиках, а этого мне достаточно. У нас есть время побродить по галерее?
— Какие еще натурщики?! — Гроссман снова склонил голову и снова не увидел ничего подозрительного. — Вы, собственно, о чем?
— Пойдемте, я вам все покажу.
Я отконвоировал кибернетика до сектора с художниками. Пока я отсутствовал, мое место заняла дама. Предмет ее интереса изобразил на картине размытое по вертикали, бежеватое облако, замутившее слегка портрет Сириус А. Дама увидела в этом глубокую аллегорию, но так и не добралась до ее дна. Мы застали ее в мучительных раздумьях.
— Это ваше отражение в стекле галереи, — предложил я ей разгадку таинственного облака.
— Вы, правда, нарисовали меня? — в восторге обратилась она к автору аллегории.
— Нет, — сказал он и, обернувшись, посмотрел на меня, — это то, что осталось от вас, после того как вы ушли.
Дама разочарованно протянула «нууу» и отошла в сторону, освободив место для наблюдения за роботом.
— Так кто здесь натурщик? — осведомился Гроссман.
Я сунул ему бинокль и указал азимут.
— Alarm, — коротко констатировал он.
— Сломан, — не поворачивая головы, столь же коротко объяснил художник.
Гроссман оторвал взгляд от причальной фермы.
— Кто сломан?
— Никто. Слом, как состояние души и приборов. Всеобщее состояние. Декогерентность слабых мира сего.
— Рассмотрели робота? — спросил я и, получив утвердительный ответ, оттащил Гроссмана подальше от комментариев космописца. Партнер явно стремился опередить события:
— Это не тот робот. Те роботы предназначены для обслуживания орбитальных гостиниц, это следует из документов, что я вам показывал.
— Где вы их взяли?
— Послушайте, — возмутился он, — документы подлинные, клянусь чем угодно. Я вам уже объяснял, что для работ в открытом космосе производят специальных роботов, из специальных материалов, выдерживающих перепад температур и… и прочее! Вы взгляните, у него даже ноги не такие, как у обычных роботов.
— У фермеров из «Деметры» было по четыре ноги, а руки… ну вы, наверное, помните их руки… С главного конвейера «Роботроникса» сходят полуфабрикаты, начинка для роботов-трансформеров. Ответьте мне «да» или «нет». Можно ли сошедший с вашего конвейера полуфабрикат довести до состояния робота-монтера космических антенн?
— Если поставить себе такую цель, то да, можно! — Гроссман начинал распаляться. — Можно довести робота до чего угодно — до стиральной машины, до коллайдера, до… довести его до частного детектива, пожалуй, еще легче. Но зачем? Зачем, скажите мне, это делать, когда есть…
— …настоящие частные детективы.
Гроссман развернулся на каблуках и зашагал к бару. Заслышав его топот, художник прикрыл грудью этюдник.
Мы проторчали в баре еще час. Гроссман тянул виски on the rocks и злобно хрустел льдом. Я пил кофе и изучал публикации, посвященные гибели инструктора. Трагедия произошла чуть больше двух месяцев назад, семнадцатого декабря прошлого года, на орбитальной станции «Трамплин-2», принадлежащей Всемирному Агентству по освоению и использованию Космического Пространства (сокращенно — ВАКоП). «Трамплин-2» — это огромный инженерный комплекс, где готовятся и испытываются новые средства космической коммуникации. Ближайшая к «Трамплину-2» звезда — каталожная Горштейн-Торквилл 15504, до нее двадцать с чем-то миллиардов километров. Ближайший Терминал Канала — ТКЛ-1183, до которого три часа лету. Тем инопланетянам, которым сто парсеков — не крюк, советую сначала отыскать Солнце, от него держать курс на Малое Магелланово облако; триста световых лет спустя — остановиться и уточнить дорогу.
Частично для улучшения финансирования, но, в первую очередь, для пропаганды технических достижений ВАКоП разрешил «Галактик-Трэвэлинг» организовать на станции туристический центр. С тех пор ГТ заманивает туристов перспективой побывать в шкуре астронавта-исследователя, испытать технические новинки или просто себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117