Закончив с вазами, я, наконец, добрался до словаря. Это был «Словарь русского языка» Ожегова, изданный в 1988 году. Учитывая, что мне еще предстояло убрать осыпавшуюся с букета пыль и замести — в буквальном смысле — следы, я переснял только двадцать страниц — десять первых и десять последних — так, как велел Шеф. Затем вернулся к вазе и вытер кое-как пол. Тут я вдруг подумал, а не отыщется ли какого-нибудь Паганини, который вычислит меня, как Моцарт — Филби? И я впервые в жизни решил подставить вместо себя невиновное гражданское лицо. Я достал пузырек с валерьянкой и подманил кошек к вазе. Самой настойчивой оказалась черная Гекки — она-то и поплатилась. Взяв Гекки за шкирку, я провел ее пушистым боком по остаткам мусора. В награду она получила дозу валерьянки. Из любви к животным я дал немного и Софи.
— Как Гекки уронила вазу, я могу себе представить, — вслух размышлял Шеф, — но как она подняла ее обратно?
Честно говоря, об этом я не подумал. Однако выразил надежду, что все обойдется. Изида, придя домой в начале одиннадцатого, действительно ничего не заметила, за исключением плохого самочувствия мучимой похмельем Гекки. Софи к тому времени уже оклемалась.
Лия пообещала, что фотокопия словаря появится у нее дня через три. Она выяснит, в какой библиотеке есть оригинал, и напишет туда письмо с просьбой снять копию и переслать ее в Фаонскую Планетарную библиотеку.
Тем временем Яна продолжала исследовать структуру фаонского «Роботроникса». В своем письме Гроссман предостерегал нас от попыток предпринять что-либо подобное до его приезда. Прочитав его письмо, Яна утроила усилия. К понедельнику (9-е января по синхронизированному календарю) она добралась до майской документации производственного отдела. «Паспортные» даты выпуска у Краба и Ленивца отличались на два дня, но нейросимуляторы им установили в один и тот же день. В одну смену с ними с главного конвейера сошло еще девяносто восемь роботов. Точнее, это были еще не роботы, а лишь так называемые базовые модели, которые отличались друг от друга только заводскими номерами. После схода с конвейера базовые модели получали дополнительную оснастку в соответствии со специализацией. Окончательной доводкой занимался оптовый покупатель. Процесс «доводки» заключался в обучении роботов тем или иным навыкам. Кого-то определяли в домработницы, кого-то в ремонтники, а некоторые везунчики становились ассистентами у хирургов.
Из ста роботов в медицину пошло только трое. Шеф поручил проверить, не было ли в последнее время незапланированных смертей на хирургическом столе. Если и были (кто ж теперь признается!), то не по вине роботов, поскольку всех трех кибернетических медбратьев устроили в патологоанатомическую лабораторию при медицинском факультете Фаонского университета. Узнав об этом, Ларсон задался философским вопросом: может ли робот отличить мертвого человека от живого, если они молчат. Я посоветовал ему переадресовать вопрос Гроссману.
Новость, которая могла бы обрадовать Виттенгера, но чрезвычайно огорчила нас, состояла в том, что за вычетом Краба и трех патологоанатомов все роботы из той партии пошли на экспорт. Ленивца отправили на Землю для участия в какой-то малозначительной выставке, после которой всех участвовавших в ней роботов пустили в продажу. Так Ленивец очутился в Браске. Остальные девяносто пять подозреваемых распределились следующим образом:
40 роботов — на Лагуне, Сектор Причала.
40 роботов — на Эрме, Сектор Эрмы.
15 роботов купил «Галактик-Трэвэлинг», и их могли увезти черт знает куда.
Кроме того, существовала вероятность, что потенциальные убийцы окажутся не в этой сотне, а в любой другой — «Роботроникс» штамповал роботов тысячами. Сколько же всего роботов-убийц? Пять — как карт, предсказавших будущее? Шесть — те же карты плюс Паж Посохов? Двадцать миллиардов — по одному на каждого жителя Млечного Пути? Сколь бы их ни было, начинать поиски следовало с той сотни, в которую затесались Краб и Ленивец.
— Потенциальные убийцы могли давно стать актуальными, — заметил Ларсон, — криминальную сводку по Эрме и Лагуне мы не проверяли.
Выложив все свои идеи относительно того, откуда берутся роботы-убийцы, и не получив от Гроссмана ничего определенного в ответ, Ларсон принял на себя роль дежурного скептика.
— Сводку проверит Федр, — озадачил меня Шеф.
Яне он поручил более детально вникнуть в организацию производства на «Роботрониксе», сосредоточившись, прежде всего, на конструкторском бюро.
К концу дня выяснилось, что в настоящее время такое подразделение как «конструкторское бюро» в документах компании «Роботроникс-Фаон» не упоминается.
— Расформировали или переименовали, — предположила Яна.
— Или ты недостаточно вникла, — уточнил Шеф.
— Взломала все, что взламывается, — Яне понравился эвфемизм «вникать», и чтобы упрочить его, она назвала все своими именами.
— Если расформировали, — продолжал рассуждать Шеф, — то куда делись сотрудники?
— Знаю точно, что один из них умер.
— Кто? — насторожился Шеф.
— Борисов, — произнесла Яна стеснительно, потому что надеялась, что Шеф сам догадается. Шеф порою «выключал» чувство юмора, чтобы поставить сотрудника в неловкое положение, — ведь известно, что шутка, непонятая боссом, автоматически признается глупостью. Но сейчас он действительно не догадался, и, понимая это, Яна в порыве подобострастья затараторила:
— Нет никакого списка сотрудников. В текущем штатном расписании никто не причислен к конструкторскому бюро, поэтому его, скорее всего, больше не существует. О том, чем оно занималось в борисовскую эпоху, есть только косвенные данные. Понятно, что Борисов конструировал нейросимуляторы для небольших партий роботов, изготовляемых под конкретный заказ. В частности, все роботы из «Дум-клуба» были оснащены «мозгами» его производства. Единственный выход, — резюмировала Яна, — это натравить на местное руководство Гроссмана. Ему, как доверенному лицу Чандлера, ни в чем не будет отказа, и мы получим всю документацию, включая список сотрудников.
— Так что же, ждать Гроссмана?
— Либо так, либо попросим его прислать соответствующее распоряжение.
— Не будем торопиться, — вынес решение Шеф.
Мой доклад оказался еще короче. В криминальных новостях, пришедших с Лагуны и Эрмы, ничего не говорилось об убийствах, столь жестоких, чтобы отбить память у роботов. Возможно, что подробности о киберамнезии скрываются в интересах следствия, но взлом инопланетной базы данных — задача трудоемкая…
Я посмотрел на Яну. Она подтвердила:
— Очень трудоемкая. Взлом — процесс интерактивный, даже в чем-то интимный, поэтому заниматься им удобнее, находясь в непосредственной близости от источника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117