Европеец, наверное, был в восторге от такого парадокса?
– Они допустили ошибку, – сказал он, снимая пиджак и начиная расстегивать пропитанную потом рубашку. – Они просто зашли в дом и убили первых попавшихся мужчину и женщину. Только это был не я, а Флинн.
Он выдернул рубашку из брюк и отшвырнул ее.
– Это так легко, да? Он не заботится о законе – он думает, что выше всего этого. – Марти очень ясно понимал как это было смешно. Он, бывший осужденный, презиравший всякую униформу, цепляется к букве закона. Это был не самый лучший выход, но достаточно пригодный для настоящего времени.
– Что он такое, Кэрис? Что делает его таким уверенным в своей ненаказуемости?
Она уставилась на пылкое лицо Преподобного Блисса. «Крещение в Святом Духе!» – обещал он счастливо.
– Что это значит «что он такое»? – сказала она.
– Во всех смыслах.
Она не ответила. Он прошел к раковине и вымыл лицо и шею холодной водой. Пока Европеец о них заботится, они как овцы в загоне. Не только в этой комнате, в любой. Где бы они ни спрятались, он со временем найдет их убежище и придет. Может, даже случится маленькое сражение – овцы ведь сопротивляются грядущему забою, не так ли? Ему надо было спросить муху. Муха должна была знать.
Он отвернулся от раковины, вода капала со скул, и поглядел на Кэрис. Она уставилась на пол, царапая себя.
– Иди к нему, – сказал он без предупреждения.
Он рассмотрел добрую полудюжину способов начать этот разговор, пока ехал сюда, но зачем пытаться подсластить пилюлю?
Она подняла глаза на него, они были пусты.
– Почему ты это сказал?
– Иди к нему, Кэрис. Иди в него, так же, как и он в тебя. Переверни это.
Она почти смеялась – в ответ на такую бессмыслицу ему был брошен один презрительный взгляд.
– В него? – спросила она.
– Да.
– Ты сошел с ума!
– Мы не можем бороться с тем, чего мы не знаем. А мы не можем узнать, пока не поглядим. Ты можешь сделать это, ты можешь сделать это для нас обоих, – он двинулся через всю комнату к ней, но она снова склонила голову. – Выясни, что он такое. Найди слабость, намек на слабость, что-нибудь, что поможет нам выжить.
– Нет!
– Потому что, если ты этого не сделаешь, что бы мы ни пытались предпринять, куда бы мы ни ушли, он придет сам или пришлет кто-нибудь из своих прислужников и перережет мое горло, так же, как Флинну. А ты? Бог знает, я думаю ты захочешь умереть так же, как я.
Это было грубо, и он чувствовал, как пачкается, произнося это, но знал также, что ее сопротивление велико. Если такая подначка не сработает, у него есть героин. Он сел на корточки перед ней, глядя в лицо.
– Подумай об этом, Кэрис. Подумай об этой возможности.
Ее лицо посуровело.
– Ты видел его комнату, – сказала она. – Это будет то же самое, что закрыться в сумасшедшем доме.
– Он, может быть, и не узнает, – сказал он. – Он не будет готов.
– Я не собираюсь это обсуждать. Дай мне порошок, Марти.
Он встал, лицо было вялым. «Не озлобляй меня», – подумал он.
– Ты хочешь, чтобы я вколол тебе и затем сидел и ждал, так?
– Да, – сказала она слабо. Затем сильнее: – Да.
– Ты думаешь, ты этого достойна?
Она не ответила. На лице ничего нельзя было прочитать.
– Если ты так думаешь, то зачем сожгла себя?
– Я не хотела уходить. Не... увидев тебя еще раз. Быть с тобой, – она дрожала. – Мы не можем победить в этом.
– А если не можем, то нам нечего терять?
– Я устала, – сказала она, качая головой. – Дай мне. Может быть, завтра, когда я почувствую себя лучше, – она поглядела на него снизу вверх, глаза светились в окружении синяков на веках. – Дай мне мой порошок!
– И тогда ты сможешь забыть все это, а?
– Марти, не надо. Это испортит... – она прервалась.
– Что испортит? Наши последние несколько часов вместе?
– Мне нужен наркотик, Марти.
– Это очень удобно. И наплевать, что случится со мной.
Он неожиданно почувствовал, что это неоспоримая правда: ей действительно нет дела до того, как он страдает, и никогда не было дела. Он вломился в ее жизнь, и теперь, принеся ей наркотик, он может спокойно из нее исчезнуть и оставить ее грезам. Ему хотелось ударить ее. Он отвернулся, прежде чем сделать это.
Из-за его спины, она сказала: – Мы можем принять наркотик вдвоем: и ты, Марти, почему нет? Тогда мы будем вместе.
Он долго молчал, прежде чем произнес:
– Никакого героина.
– Марти?
– Никакого героина, пока ты не пойдешь к нему.
Кэрис потребовалось несколько секунд, чтобы осознать эту дурную весть. Не говорила ли она, еще давно, что он разочаровал ее, потому что она ожидала грубости? Она слишком рано это сказала.
– Он узнает, – прошептала она. – Он узнает в тот же миг, как я окажусь рядом.
– Подходи тихо. Ты можешь, ты знаешь, что можешь это. Ты умная. Ты достаточно часто заползала в мою голову.
– Я не могу, – запротестовала она. Неужели он не понимает, о чем ее просит?
Его лицо скривилось, он вздохнул и пошел к своему пиджаку, который был там, куда он его бросил, – на полу. Поискал в карманах и нашел героин. Это был жалкий маленький пакетик, и насколько он знал Флинна, стоил меньше ста фунтов. Но это ее дело, а не его. Она уставилась, замерев, на пакет.
– Это все твое, – сказал он и бросил его ей. Пакет приземлился на кровать рядом. – На здоровье.
Она все еще смотрела, теперь на его пустую руку. Он помешал ей, подняв свою грязную рубашку и отбросив ее снова.
– Что это с тобой?
– Я видела тебя в разгар всего этого бреда. Я слышала, как ты его произносил. И я не хочу запомнить тебя таким.
– Это было необходимо.
Она ненавидела его, глядела на него, стоящего в лучах позднего солнца с голым брюхом и голой грудью, и ненавидела каждую его клетку. Черная весть, которую она поняла. Это было жестоко, но действенно. Это дезертирство было худшим, что случалось между ними.
– Даже если я решу сделать так, как ты говоришь... – начала она; мысль, казалось, избегала ее, – я ничего не выясню.
Он пожал плечами.
– Слушай, порошок твой, – сказал он. – Ты получила, что хотела.
– А как насчет тебя? Что ты хочешь?
– Я хочу жить. И думаю, что это наш единственный шанс.
Даже тогда это был хрупкий шанс, тончайшая трещинка в стене, через которую они могли, если удача им улыбнется, проскользнуть.
Она взвесила все, не зная, почему она даже рассматривает эту идею. В какой-нибудь другой день она могла бы сказать: «Ради нашей любви». Наконец, она произнесла:
– Ты победил.
* * *
Он сидел и смотрел, как она готовится к предстоящему путешествию. Сначала она вымылась. Не только лицо, но и все тело, стоя на расстеленном полотенце у маленькой раковины в углу комнаты, а газовая колонка рычала, пока нагретая вода выплевывалась в кувшин. Глядя на нее, он ощутил эрекцию и устыдился того, что может думать о сексе, когда столь многое было поставлено на карту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
– Они допустили ошибку, – сказал он, снимая пиджак и начиная расстегивать пропитанную потом рубашку. – Они просто зашли в дом и убили первых попавшихся мужчину и женщину. Только это был не я, а Флинн.
Он выдернул рубашку из брюк и отшвырнул ее.
– Это так легко, да? Он не заботится о законе – он думает, что выше всего этого. – Марти очень ясно понимал как это было смешно. Он, бывший осужденный, презиравший всякую униформу, цепляется к букве закона. Это был не самый лучший выход, но достаточно пригодный для настоящего времени.
– Что он такое, Кэрис? Что делает его таким уверенным в своей ненаказуемости?
Она уставилась на пылкое лицо Преподобного Блисса. «Крещение в Святом Духе!» – обещал он счастливо.
– Что это значит «что он такое»? – сказала она.
– Во всех смыслах.
Она не ответила. Он прошел к раковине и вымыл лицо и шею холодной водой. Пока Европеец о них заботится, они как овцы в загоне. Не только в этой комнате, в любой. Где бы они ни спрятались, он со временем найдет их убежище и придет. Может, даже случится маленькое сражение – овцы ведь сопротивляются грядущему забою, не так ли? Ему надо было спросить муху. Муха должна была знать.
Он отвернулся от раковины, вода капала со скул, и поглядел на Кэрис. Она уставилась на пол, царапая себя.
– Иди к нему, – сказал он без предупреждения.
Он рассмотрел добрую полудюжину способов начать этот разговор, пока ехал сюда, но зачем пытаться подсластить пилюлю?
Она подняла глаза на него, они были пусты.
– Почему ты это сказал?
– Иди к нему, Кэрис. Иди в него, так же, как и он в тебя. Переверни это.
Она почти смеялась – в ответ на такую бессмыслицу ему был брошен один презрительный взгляд.
– В него? – спросила она.
– Да.
– Ты сошел с ума!
– Мы не можем бороться с тем, чего мы не знаем. А мы не можем узнать, пока не поглядим. Ты можешь сделать это, ты можешь сделать это для нас обоих, – он двинулся через всю комнату к ней, но она снова склонила голову. – Выясни, что он такое. Найди слабость, намек на слабость, что-нибудь, что поможет нам выжить.
– Нет!
– Потому что, если ты этого не сделаешь, что бы мы ни пытались предпринять, куда бы мы ни ушли, он придет сам или пришлет кто-нибудь из своих прислужников и перережет мое горло, так же, как Флинну. А ты? Бог знает, я думаю ты захочешь умереть так же, как я.
Это было грубо, и он чувствовал, как пачкается, произнося это, но знал также, что ее сопротивление велико. Если такая подначка не сработает, у него есть героин. Он сел на корточки перед ней, глядя в лицо.
– Подумай об этом, Кэрис. Подумай об этой возможности.
Ее лицо посуровело.
– Ты видел его комнату, – сказала она. – Это будет то же самое, что закрыться в сумасшедшем доме.
– Он, может быть, и не узнает, – сказал он. – Он не будет готов.
– Я не собираюсь это обсуждать. Дай мне порошок, Марти.
Он встал, лицо было вялым. «Не озлобляй меня», – подумал он.
– Ты хочешь, чтобы я вколол тебе и затем сидел и ждал, так?
– Да, – сказала она слабо. Затем сильнее: – Да.
– Ты думаешь, ты этого достойна?
Она не ответила. На лице ничего нельзя было прочитать.
– Если ты так думаешь, то зачем сожгла себя?
– Я не хотела уходить. Не... увидев тебя еще раз. Быть с тобой, – она дрожала. – Мы не можем победить в этом.
– А если не можем, то нам нечего терять?
– Я устала, – сказала она, качая головой. – Дай мне. Может быть, завтра, когда я почувствую себя лучше, – она поглядела на него снизу вверх, глаза светились в окружении синяков на веках. – Дай мне мой порошок!
– И тогда ты сможешь забыть все это, а?
– Марти, не надо. Это испортит... – она прервалась.
– Что испортит? Наши последние несколько часов вместе?
– Мне нужен наркотик, Марти.
– Это очень удобно. И наплевать, что случится со мной.
Он неожиданно почувствовал, что это неоспоримая правда: ей действительно нет дела до того, как он страдает, и никогда не было дела. Он вломился в ее жизнь, и теперь, принеся ей наркотик, он может спокойно из нее исчезнуть и оставить ее грезам. Ему хотелось ударить ее. Он отвернулся, прежде чем сделать это.
Из-за его спины, она сказала: – Мы можем принять наркотик вдвоем: и ты, Марти, почему нет? Тогда мы будем вместе.
Он долго молчал, прежде чем произнес:
– Никакого героина.
– Марти?
– Никакого героина, пока ты не пойдешь к нему.
Кэрис потребовалось несколько секунд, чтобы осознать эту дурную весть. Не говорила ли она, еще давно, что он разочаровал ее, потому что она ожидала грубости? Она слишком рано это сказала.
– Он узнает, – прошептала она. – Он узнает в тот же миг, как я окажусь рядом.
– Подходи тихо. Ты можешь, ты знаешь, что можешь это. Ты умная. Ты достаточно часто заползала в мою голову.
– Я не могу, – запротестовала она. Неужели он не понимает, о чем ее просит?
Его лицо скривилось, он вздохнул и пошел к своему пиджаку, который был там, куда он его бросил, – на полу. Поискал в карманах и нашел героин. Это был жалкий маленький пакетик, и насколько он знал Флинна, стоил меньше ста фунтов. Но это ее дело, а не его. Она уставилась, замерев, на пакет.
– Это все твое, – сказал он и бросил его ей. Пакет приземлился на кровать рядом. – На здоровье.
Она все еще смотрела, теперь на его пустую руку. Он помешал ей, подняв свою грязную рубашку и отбросив ее снова.
– Что это с тобой?
– Я видела тебя в разгар всего этого бреда. Я слышала, как ты его произносил. И я не хочу запомнить тебя таким.
– Это было необходимо.
Она ненавидела его, глядела на него, стоящего в лучах позднего солнца с голым брюхом и голой грудью, и ненавидела каждую его клетку. Черная весть, которую она поняла. Это было жестоко, но действенно. Это дезертирство было худшим, что случалось между ними.
– Даже если я решу сделать так, как ты говоришь... – начала она; мысль, казалось, избегала ее, – я ничего не выясню.
Он пожал плечами.
– Слушай, порошок твой, – сказал он. – Ты получила, что хотела.
– А как насчет тебя? Что ты хочешь?
– Я хочу жить. И думаю, что это наш единственный шанс.
Даже тогда это был хрупкий шанс, тончайшая трещинка в стене, через которую они могли, если удача им улыбнется, проскользнуть.
Она взвесила все, не зная, почему она даже рассматривает эту идею. В какой-нибудь другой день она могла бы сказать: «Ради нашей любви». Наконец, она произнесла:
– Ты победил.
* * *
Он сидел и смотрел, как она готовится к предстоящему путешествию. Сначала она вымылась. Не только лицо, но и все тело, стоя на расстеленном полотенце у маленькой раковины в углу комнаты, а газовая колонка рычала, пока нагретая вода выплевывалась в кувшин. Глядя на нее, он ощутил эрекцию и устыдился того, что может думать о сексе, когда столь многое было поставлено на карту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124