– Я даже прикончил остатки. И клубнику.
– Он, наверное, спустился и приготовил себе сам. Всегда эта клубника, – проворчала она, – он когда-нибудь подавится ей.
Марти припомнил слова Уайтхеда о гостях и их угощении.
– Что бы это ни было, это было вкусно, – задумчиво произнес он.
– Я не готовила, – сухо ответила Перл, словно жена уличившая мужа в измене.
Марти оставил попытки беседы – бесполезно было пытаться поднять ее дух, когда она находилась в подобном настроении.
Закончив с едой, он поднялся к комнате Кэрис. В доме царила мертвая тишина – после смертоносного фарса, разыгранного ночью, дом, казалось, восстановил свое самообладание. Картины, висящие на лестнице, ковры под ногами – все не допускало ни малейшего признака отчаяния. Беспорядок здесь был немыслим, как толпа в картинной галерее, – любая неожиданность исключалась.
Он легко постучал в дверь Кэрис. Ответа не последовало и он постучал еще раз, погромче.
– Кэрис?
Может быть, она не хотела говорить с ним? Он никогда не мог определить были ли они сегодня возлюбленными или врагами. Однако ее двусмысленность больше не тяготила его. Это был ее способ проверки его, как он полагал, и ему было легко и приятно с того дня, как она сказала ему, что любит его больше, чем любого другого на земле.
Он подергал ручку, дверь была незаперта. Комната была пуста. В ней не только не было Кэрис, в ней не было никаких ее следов. Ее книги, ее туалетные принадлежности, одежда, украшения – все признаки того, что комната принадлежала ей – исчезли. С кровати были сорваны простыни, с подушек сняты наволочки. Голый матрас выглядел довольно уныло.
Марти закрыл дверь и отправился вниз. Он уже не раз просил объяснений и получил только несколько уклончивых ответов. Но это было уж слишком. Господи, как бы он хотел, чтобы Той был по-прежнему здесь – по крайней мере он воспринимал Марти как думающее существо.
В кухне был Лютер, его ноги покоились на столе среди кучи немытых тарелок. Перл, очевидно, оставила свою епархию на милость варварам.
– Где Кэрис? – был первый вопрос Марти.
– Ты никогда не угомонишься, правда? – Лютер загасил сигарету о тарелку, оставшуюся от обеда Марти, и перевернул страницу своего журнала.
Марти почувствовал, что сейчас взорвется. Лютер никогда не нравился ему, но он терпел в течение долгих месяцев язвительные замечания этого ублюдка, потому что система запрещала отвечать так, как он бы хотел. Сейчас система рушилась, и быстро. Той ушел, собаки мертвы, каблуки на кухонном столе... Кому теперь какое дело, черт возьми, что он сделает теперь отбивную из Лютера?
– Я хочу знать, где Кэрис?
– Здесь нет дамы с таким именем.
Марти шагнул к столу. Лютер, видимо, почувствовал, что его остроумие зашло слишком далеко. Он отложил журнал, улыбка исчезла.
– Расслабься, парень.
– Где она?
Лютер разгладил журнальную страницу, проводя ладонью по глянцевой наготе.
– Она уехала, – сказал он.
– Куда?
– Уехала, парень. Вот и все. Ты глухой, глупый или и то и другое?
Марти одним прыжком пересек кухню и сбил Лютера со стула. Как в любом спонтанном и безрассудном насилии, в нем не было грации. В яростной атаке они оба потеряли равновесие. Лютер наполовину упал назад; пытаясь удержаться, он взмахнул рукой, которой задел и перевернул чашку кофе и она разбилась, пока они катились по кухне. Восстановив первым равновесие, Лютер двинул коленом в пах Марти.
– Боже!
– Убери на хер свои руки от меня, парень! – взвизгнул Лютер, перепуганный неожиданной вспышкой гнева. – Я не хочу драться с тобой... – Требования стали перерастать в мольбы – Ну успокойся, парень, успокойся...
Вместо ответа Марти набросился на него: его кулаки летали, удар, скорее по случайности, нежели по намерению, достиг лица Лютера, Марти добавил к нему еще три-четыре по животу и груди. Лютер, пытаясь избежать избиения, отступая, поскользнулся на холодном кофе и упал. Задыхаясь и истекая кровью, он оставался на полу, где был в безопасности, пока Марти, со слезящимися от боли в яйцах глазами, растирал свои ноющие руки.
– Просто скажи мне, где она... – выдохнул он.
Лютер выплюнул кровавый комок, прежде чем заговорил.
– Ты просто гребнулся, парень, ты знаешь об этом? Я не знаю, куда она уехала. Спроси своего большого белого отца. Это ведь именно он кормил ее этим блядским героином.
Конечно, именно в этом откровении лежал ключ к половине загадок. Это объясняло ее отказ оставить старика, объясняло ее вечную усталость, неспособность планировать следующий день, следующее действие.
– Так ты снабжал ее порошком? Так?
– Может, и так. Только я никогда не сажал ее на него, парень. Я никогда не делал этого. Это все он, только он! Он делал это, чтобы удержать ее. Чтобы так вот удержать ее. Ублюдок!
Все это говорилось с неподдельным презрением.
– Каким же отцом надо быть? Я говорю тебе, этот мудак может преподать нам обоим несколько грязных уроков. – Он остановился, чтобы покопаться пальцем у себя во рту, и явно не намеревался вставать с пола, пока кровожадность Марти не уймется. – Я ни о чем не спрашивал, – сказал он. – Все, что мне нужно было сделать, это убрать ее комнату сегодня утром.
– А где все ее вещи?
Некоторое время Лютер молчал.
– Большинство я сжег, – наконец был ответ.
– Ради Бога, зачем?
– Указание старика. Ты закончил?
Марти кивнул:
– Закончил.
– Ты и я, – сказал Лютер, – мы никогда не нравились друг другу, с самого начала. Знаешь почему?
– Почему?
– Мы оба дерьмо, – сказал он жестко. – Бесполезное дерьмо. Только я знаю об этом. Я даже могу жить с этим.
Но ты, несчастный ублюдок, ты думаешь, что если будешь всюду совать свой вонючий нос достаточно долго, то когда-нибудь тебе простят это.
Марти утер сопли и вытер руку о джинсы.
– Правда глаза колет? – спросил Лютер.
– Все нормально, – ответил Марти. – Если ты такой правдолюбец, то, может быть, ты объяснишь мне, что происходит вокруг.
– Я сказал уже: я не задаю вопросов.
– И тебе никогда не было интересно?
– Конечно, мне было охренительно интересно. Мне было интересно каждый день, когда я приносил порошок девочке или когда видел, как старик начинал потеть с наступлением темноты. Но есть ли смысл во всем этом? Он спятил – вот тебе ответ. Он потерял всю свою твердость, когда умерла его жена. Слишком внезапно. Он не перенес. Он уже тогда тронулся умом.
– И этого достаточно, чтобы объяснить все то, что происходит?
Лютер вытер кровь, струившуюся у него по подбородку тыльной стороной ладони.
– Не замечай зла, не говори о зле, не слушай зло, – сказал он.
– Я тебе не обезьяна, – ответил Марти.
41
Была уже середина вечера, когда старик согласился увидеться с Марти. К этому моменту его раздражение уже переросло в злость, которая, очевидно, была вызвана задержкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
– Он, наверное, спустился и приготовил себе сам. Всегда эта клубника, – проворчала она, – он когда-нибудь подавится ей.
Марти припомнил слова Уайтхеда о гостях и их угощении.
– Что бы это ни было, это было вкусно, – задумчиво произнес он.
– Я не готовила, – сухо ответила Перл, словно жена уличившая мужа в измене.
Марти оставил попытки беседы – бесполезно было пытаться поднять ее дух, когда она находилась в подобном настроении.
Закончив с едой, он поднялся к комнате Кэрис. В доме царила мертвая тишина – после смертоносного фарса, разыгранного ночью, дом, казалось, восстановил свое самообладание. Картины, висящие на лестнице, ковры под ногами – все не допускало ни малейшего признака отчаяния. Беспорядок здесь был немыслим, как толпа в картинной галерее, – любая неожиданность исключалась.
Он легко постучал в дверь Кэрис. Ответа не последовало и он постучал еще раз, погромче.
– Кэрис?
Может быть, она не хотела говорить с ним? Он никогда не мог определить были ли они сегодня возлюбленными или врагами. Однако ее двусмысленность больше не тяготила его. Это был ее способ проверки его, как он полагал, и ему было легко и приятно с того дня, как она сказала ему, что любит его больше, чем любого другого на земле.
Он подергал ручку, дверь была незаперта. Комната была пуста. В ней не только не было Кэрис, в ней не было никаких ее следов. Ее книги, ее туалетные принадлежности, одежда, украшения – все признаки того, что комната принадлежала ей – исчезли. С кровати были сорваны простыни, с подушек сняты наволочки. Голый матрас выглядел довольно уныло.
Марти закрыл дверь и отправился вниз. Он уже не раз просил объяснений и получил только несколько уклончивых ответов. Но это было уж слишком. Господи, как бы он хотел, чтобы Той был по-прежнему здесь – по крайней мере он воспринимал Марти как думающее существо.
В кухне был Лютер, его ноги покоились на столе среди кучи немытых тарелок. Перл, очевидно, оставила свою епархию на милость варварам.
– Где Кэрис? – был первый вопрос Марти.
– Ты никогда не угомонишься, правда? – Лютер загасил сигарету о тарелку, оставшуюся от обеда Марти, и перевернул страницу своего журнала.
Марти почувствовал, что сейчас взорвется. Лютер никогда не нравился ему, но он терпел в течение долгих месяцев язвительные замечания этого ублюдка, потому что система запрещала отвечать так, как он бы хотел. Сейчас система рушилась, и быстро. Той ушел, собаки мертвы, каблуки на кухонном столе... Кому теперь какое дело, черт возьми, что он сделает теперь отбивную из Лютера?
– Я хочу знать, где Кэрис?
– Здесь нет дамы с таким именем.
Марти шагнул к столу. Лютер, видимо, почувствовал, что его остроумие зашло слишком далеко. Он отложил журнал, улыбка исчезла.
– Расслабься, парень.
– Где она?
Лютер разгладил журнальную страницу, проводя ладонью по глянцевой наготе.
– Она уехала, – сказал он.
– Куда?
– Уехала, парень. Вот и все. Ты глухой, глупый или и то и другое?
Марти одним прыжком пересек кухню и сбил Лютера со стула. Как в любом спонтанном и безрассудном насилии, в нем не было грации. В яростной атаке они оба потеряли равновесие. Лютер наполовину упал назад; пытаясь удержаться, он взмахнул рукой, которой задел и перевернул чашку кофе и она разбилась, пока они катились по кухне. Восстановив первым равновесие, Лютер двинул коленом в пах Марти.
– Боже!
– Убери на хер свои руки от меня, парень! – взвизгнул Лютер, перепуганный неожиданной вспышкой гнева. – Я не хочу драться с тобой... – Требования стали перерастать в мольбы – Ну успокойся, парень, успокойся...
Вместо ответа Марти набросился на него: его кулаки летали, удар, скорее по случайности, нежели по намерению, достиг лица Лютера, Марти добавил к нему еще три-четыре по животу и груди. Лютер, пытаясь избежать избиения, отступая, поскользнулся на холодном кофе и упал. Задыхаясь и истекая кровью, он оставался на полу, где был в безопасности, пока Марти, со слезящимися от боли в яйцах глазами, растирал свои ноющие руки.
– Просто скажи мне, где она... – выдохнул он.
Лютер выплюнул кровавый комок, прежде чем заговорил.
– Ты просто гребнулся, парень, ты знаешь об этом? Я не знаю, куда она уехала. Спроси своего большого белого отца. Это ведь именно он кормил ее этим блядским героином.
Конечно, именно в этом откровении лежал ключ к половине загадок. Это объясняло ее отказ оставить старика, объясняло ее вечную усталость, неспособность планировать следующий день, следующее действие.
– Так ты снабжал ее порошком? Так?
– Может, и так. Только я никогда не сажал ее на него, парень. Я никогда не делал этого. Это все он, только он! Он делал это, чтобы удержать ее. Чтобы так вот удержать ее. Ублюдок!
Все это говорилось с неподдельным презрением.
– Каким же отцом надо быть? Я говорю тебе, этот мудак может преподать нам обоим несколько грязных уроков. – Он остановился, чтобы покопаться пальцем у себя во рту, и явно не намеревался вставать с пола, пока кровожадность Марти не уймется. – Я ни о чем не спрашивал, – сказал он. – Все, что мне нужно было сделать, это убрать ее комнату сегодня утром.
– А где все ее вещи?
Некоторое время Лютер молчал.
– Большинство я сжег, – наконец был ответ.
– Ради Бога, зачем?
– Указание старика. Ты закончил?
Марти кивнул:
– Закончил.
– Ты и я, – сказал Лютер, – мы никогда не нравились друг другу, с самого начала. Знаешь почему?
– Почему?
– Мы оба дерьмо, – сказал он жестко. – Бесполезное дерьмо. Только я знаю об этом. Я даже могу жить с этим.
Но ты, несчастный ублюдок, ты думаешь, что если будешь всюду совать свой вонючий нос достаточно долго, то когда-нибудь тебе простят это.
Марти утер сопли и вытер руку о джинсы.
– Правда глаза колет? – спросил Лютер.
– Все нормально, – ответил Марти. – Если ты такой правдолюбец, то, может быть, ты объяснишь мне, что происходит вокруг.
– Я сказал уже: я не задаю вопросов.
– И тебе никогда не было интересно?
– Конечно, мне было охренительно интересно. Мне было интересно каждый день, когда я приносил порошок девочке или когда видел, как старик начинал потеть с наступлением темноты. Но есть ли смысл во всем этом? Он спятил – вот тебе ответ. Он потерял всю свою твердость, когда умерла его жена. Слишком внезапно. Он не перенес. Он уже тогда тронулся умом.
– И этого достаточно, чтобы объяснить все то, что происходит?
Лютер вытер кровь, струившуюся у него по подбородку тыльной стороной ладони.
– Не замечай зла, не говори о зле, не слушай зло, – сказал он.
– Я тебе не обезьяна, – ответил Марти.
41
Была уже середина вечера, когда старик согласился увидеться с Марти. К этому моменту его раздражение уже переросло в злость, которая, очевидно, была вызвана задержкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124