Я имею в виду, конечно, долгий период времени, возможно, сто лет и более, а судя по тому, что нам известно, еще гораздо более долгий — но местные газеты охватывают лишь этот период. За более короткий промежуток подобные инциденты привлекли бы к себе внимание своей регулярностью, вам не кажется?
За цветным стеклом над головой у Фелана замахала крыльями темная тень, и послышалось приглушенное карканье ворона. Тень вскоре исчезла, но крылья успели несколько раз хлопнуть по окну.
Фелан даже не оглянулся и постучал тростью по каменному полу, чтобы привлечь внимание Эша.
— И шутка в том, Дэвид, — мрачно проговорил он, —
ужаснаяшутка в том, что большинство исчезнувших были дети.
И снова донеслось карканье ворона — на этот раз еле слышное, отдаленное.
30
Микки Данн вытер лицо рукавом, но только размазал грязь. Он дрожал, хотя в полутемной комнате, где скрывался, было скорее прохладно, а не холодно.
«Кажется, задремал», — пробормотал он про себя; его голос прозвучал странно в тишине развалин и вызвал эхо.
Когда Микки подтянул к себе ноги, они зашуршали по битому камню, и он сам испугался произведенного шума. «Не надо шуметь, — сказал он себе, не надо здесь ничего беспокоить». Никого поблизости не было, никто не знал, что Микки пришел сюда. И все же его пальцы пошарили по полу, и, нащупав арбалет, Микки поднес его к груди, направив стрелу перед собой.
В помещении было светлее, чем когда он впервые пробрался сюда, но все равно здесь царил полумрак. Микки различил большие фарфоровые чаши под затемненными окнами, а в центре комнаты помещался какой-то большой квадратный чурбан, вероятно, в прежние дни использовавшийся для рубки мяса и приготовления пищи, пока Локвуд-Холл не пришел в упадок и не превратился в заброшенную пустую оболочку. К темным окнам снаружи прижимались ветви с листьями; в тех местах, где стекла были разбиты, они тянулись внутрь, словно искали тени, а не солнечного света. Микки не мог понять, почему окна такие темные — просто покрылись грязью или закоптились дымом во время того давнего пожара? Но почему это должно его волновать? Такие стекла делают его укрытие только надежнее, а остальное не важно. Ни одна сволочь не найдет его тут.
Ему снова припомнились обрывки сна, сразу же Микки ощутил себя не в такой безопасности и съежился в полумраке. Он вспомнил, как во сне стрелял, вспомнил тлетворный запах гниющих яблок, крепко запертую дверь бомбоубежища, в которую он все колотит и колотит. Странно, этот запах гниющих яблок по-прежнему преследует его, словно он так и не проснулся.
Микки сел на корточки и прижался спиной к стене, обтирая с нее пыль. Кусок штукатурки обломился и упал на пол, обнажив кладку.
Нет, не было никакого запаха гниющих яблок, он только причудился, остался от сна. На самом деле пахло грязью и сыростью. Что это за место? Да, Локвуд-Холл, но что
этоза место? Микки бродил здесь ранним утром, до смерти напуганный, уставший, как собака, он обходил пустые комнаты, коридоры без потолка и со скрипящими под ногами старыми досками. Наконец нашлась огромная квадратная комната с прекрасным надежным каменным полом. Что здесь было раньше? Теперь, когда посветлело, можно разобрать раковины у стены, частично заслоненные обуглившимися старыми шкафами, большой обгоревший чурбан в центре — нетрудно понять, что это была огромная кухня поместья. Чертовы богачи с чертовой уймой слуг и кухарок — им понадобилась такая большая кухня. Но в конце концов деньги не довели их до добра, не так ли? Чертово место все равно сгорело.
Микки выдавил слабую улыбку. Огонь не подмажeшь, это точно. И судьбу тоже. Его улыбка погасла. Да, с судьбой шутки плохи. Не она ли сыграла шутку и с ним самим, ведь он же не собирался никого убивать? Это проделки судьбы.
Микки не смог подавить рыдание и издал короткий лающий звук. Эхо снова заставило его поднять голову.
Опираясь о стену, он встал на ноги, отодрав еще часть потемневшей штукатурки и пыли. Сжимая в руке арбалет, тыльной стороной другой ладони он вытер глаза, еще больше размазав по липу грязь.
Нет, они не схватят его. О да, они могут ругать его как угодно, но не посадят в тюрьму. Баклер сам виноват — зачем болтался по лесу средь ночи? И к тому же, он, Микки, целился не в лесника, а стрелял в... это... в эту бессмыслицу, в это привидение.
— О, дерьмо, дерьмо, дерьмо! — простонал он, колотясь головой о стену позади.
Отвалился еще кусок штукатурки, и на этот раз с остатков потолка посыпалась пыль, запорошив его длинные волосы и забившись в ноздри. Микки перестал колотиться и обеими руками схватился за арбалет.
Черт, это место готово его завалить. Он с опаской посмотрел на голые балки над головой, моргая от все еще оседающей пыли. Сквозь провалившиеся этажи пробивался слабый солнечный свет, и Микки смог различить часть того, что осталось от крыши. «Хорошенько чихнуть, и все обвалится», — сказал он себе, но его смешок больше напоминал икоту.
На самом деле ничего смешного. Ему здесь не нравится, совсем не нравится. В этих старых развалинах было что-то мертвое, всегда было. Все знают, что здесь водятся привидения, потому-то никто из деревни и не ходит сюда. Впрочем, тем лучше. Он-то знает, что никаких призраков не бывает — это просто детские выдумки, — а если они отпугивают пронырливых ублюдков, так просто прекрасно. Во сне его тревожили какие-то звуки, но у Микки достаточно ума, чтобы понять, что это просто оседает само здание, да шуршит ветерок в деревьях, трескается часть кладки, копошатся какие-то зверьки. И даже та странная музыка, та еле слышная старомодная мелодия, что послышалась ему несколько часов назад, когда он поднимался по лестнице, и вернулась, чтобы вывести его из дремоты, — она тоже была частью сна, потому что исчезла, как только он открыл глаза, а его мозг проснулся. Глупо думать иначе, а он определенно не дурак, хотя Ленни и Ден порой и называли его так. Будь он дурак, то сидел бы уже в тюрьме, как, вероятно, уже сидят те двое. А он здесь, вольный, как птица, и никто не знает, где он скрывается. Он может оставаться здесь днями, неделями. Если придется — если
действительнопридется.
Микки расслабил плечи, оттолкнулся от крошащейся стены и подошел к обугленному чурбану посреди помещения. Куски обвалившейся кладки и досок скрипели под ногами. Микки подпрыгнул, когда треснула длинная щепка и звук отразился от стен, как ружейный выстрел. После этого он пошел осторожнее, используя в качестве маяков светящуюся в солнечных лучах пыль, хотя и знал, что рядом никого нет, кто мог бы его услышать.
Он добрался до обгоревшего дверного проема и заглянул туда. Снаружи было чуть посветлее, и Микки вспомнил, что там был широкий коридор, по которому он пробирался в серые утренние часы и который вел в огромный зал, где располагался главный вход и куда с рухнувших верхних этажей спускались остатки двух лестниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
За цветным стеклом над головой у Фелана замахала крыльями темная тень, и послышалось приглушенное карканье ворона. Тень вскоре исчезла, но крылья успели несколько раз хлопнуть по окну.
Фелан даже не оглянулся и постучал тростью по каменному полу, чтобы привлечь внимание Эша.
— И шутка в том, Дэвид, — мрачно проговорил он, —
ужаснаяшутка в том, что большинство исчезнувших были дети.
И снова донеслось карканье ворона — на этот раз еле слышное, отдаленное.
30
Микки Данн вытер лицо рукавом, но только размазал грязь. Он дрожал, хотя в полутемной комнате, где скрывался, было скорее прохладно, а не холодно.
«Кажется, задремал», — пробормотал он про себя; его голос прозвучал странно в тишине развалин и вызвал эхо.
Когда Микки подтянул к себе ноги, они зашуршали по битому камню, и он сам испугался произведенного шума. «Не надо шуметь, — сказал он себе, не надо здесь ничего беспокоить». Никого поблизости не было, никто не знал, что Микки пришел сюда. И все же его пальцы пошарили по полу, и, нащупав арбалет, Микки поднес его к груди, направив стрелу перед собой.
В помещении было светлее, чем когда он впервые пробрался сюда, но все равно здесь царил полумрак. Микки различил большие фарфоровые чаши под затемненными окнами, а в центре комнаты помещался какой-то большой квадратный чурбан, вероятно, в прежние дни использовавшийся для рубки мяса и приготовления пищи, пока Локвуд-Холл не пришел в упадок и не превратился в заброшенную пустую оболочку. К темным окнам снаружи прижимались ветви с листьями; в тех местах, где стекла были разбиты, они тянулись внутрь, словно искали тени, а не солнечного света. Микки не мог понять, почему окна такие темные — просто покрылись грязью или закоптились дымом во время того давнего пожара? Но почему это должно его волновать? Такие стекла делают его укрытие только надежнее, а остальное не важно. Ни одна сволочь не найдет его тут.
Ему снова припомнились обрывки сна, сразу же Микки ощутил себя не в такой безопасности и съежился в полумраке. Он вспомнил, как во сне стрелял, вспомнил тлетворный запах гниющих яблок, крепко запертую дверь бомбоубежища, в которую он все колотит и колотит. Странно, этот запах гниющих яблок по-прежнему преследует его, словно он так и не проснулся.
Микки сел на корточки и прижался спиной к стене, обтирая с нее пыль. Кусок штукатурки обломился и упал на пол, обнажив кладку.
Нет, не было никакого запаха гниющих яблок, он только причудился, остался от сна. На самом деле пахло грязью и сыростью. Что это за место? Да, Локвуд-Холл, но что
этоза место? Микки бродил здесь ранним утром, до смерти напуганный, уставший, как собака, он обходил пустые комнаты, коридоры без потолка и со скрипящими под ногами старыми досками. Наконец нашлась огромная квадратная комната с прекрасным надежным каменным полом. Что здесь было раньше? Теперь, когда посветлело, можно разобрать раковины у стены, частично заслоненные обуглившимися старыми шкафами, большой обгоревший чурбан в центре — нетрудно понять, что это была огромная кухня поместья. Чертовы богачи с чертовой уймой слуг и кухарок — им понадобилась такая большая кухня. Но в конце концов деньги не довели их до добра, не так ли? Чертово место все равно сгорело.
Микки выдавил слабую улыбку. Огонь не подмажeшь, это точно. И судьбу тоже. Его улыбка погасла. Да, с судьбой шутки плохи. Не она ли сыграла шутку и с ним самим, ведь он же не собирался никого убивать? Это проделки судьбы.
Микки не смог подавить рыдание и издал короткий лающий звук. Эхо снова заставило его поднять голову.
Опираясь о стену, он встал на ноги, отодрав еще часть потемневшей штукатурки и пыли. Сжимая в руке арбалет, тыльной стороной другой ладони он вытер глаза, еще больше размазав по липу грязь.
Нет, они не схватят его. О да, они могут ругать его как угодно, но не посадят в тюрьму. Баклер сам виноват — зачем болтался по лесу средь ночи? И к тому же, он, Микки, целился не в лесника, а стрелял в... это... в эту бессмыслицу, в это привидение.
— О, дерьмо, дерьмо, дерьмо! — простонал он, колотясь головой о стену позади.
Отвалился еще кусок штукатурки, и на этот раз с остатков потолка посыпалась пыль, запорошив его длинные волосы и забившись в ноздри. Микки перестал колотиться и обеими руками схватился за арбалет.
Черт, это место готово его завалить. Он с опаской посмотрел на голые балки над головой, моргая от все еще оседающей пыли. Сквозь провалившиеся этажи пробивался слабый солнечный свет, и Микки смог различить часть того, что осталось от крыши. «Хорошенько чихнуть, и все обвалится», — сказал он себе, но его смешок больше напоминал икоту.
На самом деле ничего смешного. Ему здесь не нравится, совсем не нравится. В этих старых развалинах было что-то мертвое, всегда было. Все знают, что здесь водятся привидения, потому-то никто из деревни и не ходит сюда. Впрочем, тем лучше. Он-то знает, что никаких призраков не бывает — это просто детские выдумки, — а если они отпугивают пронырливых ублюдков, так просто прекрасно. Во сне его тревожили какие-то звуки, но у Микки достаточно ума, чтобы понять, что это просто оседает само здание, да шуршит ветерок в деревьях, трескается часть кладки, копошатся какие-то зверьки. И даже та странная музыка, та еле слышная старомодная мелодия, что послышалась ему несколько часов назад, когда он поднимался по лестнице, и вернулась, чтобы вывести его из дремоты, — она тоже была частью сна, потому что исчезла, как только он открыл глаза, а его мозг проснулся. Глупо думать иначе, а он определенно не дурак, хотя Ленни и Ден порой и называли его так. Будь он дурак, то сидел бы уже в тюрьме, как, вероятно, уже сидят те двое. А он здесь, вольный, как птица, и никто не знает, где он скрывается. Он может оставаться здесь днями, неделями. Если придется — если
действительнопридется.
Микки расслабил плечи, оттолкнулся от крошащейся стены и подошел к обугленному чурбану посреди помещения. Куски обвалившейся кладки и досок скрипели под ногами. Микки подпрыгнул, когда треснула длинная щепка и звук отразился от стен, как ружейный выстрел. После этого он пошел осторожнее, используя в качестве маяков светящуюся в солнечных лучах пыль, хотя и знал, что рядом никого нет, кто мог бы его услышать.
Он добрался до обгоревшего дверного проема и заглянул туда. Снаружи было чуть посветлее, и Микки вспомнил, что там был широкий коридор, по которому он пробирался в серые утренние часы и который вел в огромный зал, где располагался главный вход и куда с рухнувших верхних этажей спускались остатки двух лестниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100