– ответил Брион, словно удивленный несправедливым упреком. – Помешать тебе было моим долгом, но я тем не менее надеялся, что ты достигнешь цели. Ведь здесь ничто не помешало бы мне собственноручно разобраться с тобой, и в Брайхейне я не мог этого сделать, не пожертвовав своим авторитетом. Здесь я мог бы открыто сразиться с тобой и одним ударом покончить с твоим прогнившим родом.
– Что же ты медлишь? – взорвался Керморван. – Вот он я, перед тобой! Тебе нужно лишь отдать приказ. Освободи меня, верни мне меч, и тогда мы посмотрим, куда упадет удар, с чьим родом будет покончено!
Брион медленно покачал головой.
– Мне очень жаль, но я не вправе этого сделать. Я здесь главным образом для того, чтобы повидаться с тобой на прощание и высказать свое сожаление. Меня лишили удовольствия сразиться с тобой, и ваши жизни отданы другому. Полагаю, это вопрос дисциплины и справедливое воздаяние за мои просчеты. Что касается вас, вы получите достойную награду за все хлопоты, которые вы нам причинили. Безумие и отчаяние будут вашим уделом перед смертью, ибо таковы дары посланца, который придет к вам.
Брион кинул быстрый взгляд в сторону открытой ставни; когда он обернулся, на его лбу заблестели бисерные капли пота.
– Мне нельзя здесь оставаться, – хрипло сказал он. – Я и так уже задержался слишком долго. Завтра я вернусь на запад, чтобы возглавить очистительную борьбу, которую ты тщетно пытался остановить, а затем последует новая атака на Кербрайн. Не питай иллюзии, что кто-то сможет ее остановить! Ворон питается мертвечиной, и ему все равно, чьи кости он будет клевать. Прощай!
Он поспешно вышел из камеры и с силой захлопнул дверь. Ключ дважды повернулся в замке с металлическим скрежетом, и наступила тишина, если не считать слабого плеска волн далеко внизу.
Элоф хотел было заговорить, но не смог. Остальные тоже словно онемели; ужас, который они видели в глазах Бриона перед его уходом, оказался заразительным. Он смертельно боялся остаться в подвале и стать участником того, что должно было произойти, пусть даже в качестве свидетеля, хотя странная сумеречная жизнь должна была приучить его к всяческим ужасам и жестокостям. Элоф вздрогнул от внезапного звяканья металла, но по тяжелому дыханию рядом с собой догадался, что это был Керморван, яростно но тщетно напрягавшийся в своих оковах. Элоф тоже пытался освободиться, пока швы его куртки не затрещали, а мышцы и сухожилия, казалось, были готовы лопнуть от усилий. Но сталь цепи и кандалов держалась крепко, и в результате он лишь опрокинулся набок, глотая пыль пересохшим ртом.
Казалось, страх постепенно наполнял комнату, пока потревоженные пылинки, танцевавшие в лунном свете, мало-помалу оседали на пол. Внезапно пылинки взметнулись под порывом леденящего ветра, за которым последовал еще один, и еще, словно пульсирующее биение огромных крыльев. Они кружились и сверкали, словно крошечные частицы металла, все гуще и ярче, обретая форму, сливаясь в стройный силуэт, сотканный из света и тени. Казалось, он возник из лунных лучей: призрачное существо, состоявшее из серебристого блеска и непроглядной тьмы. Свет он носил как кольчугу, а тьму как плащ, похожий на распростертые черные крылья. Блестящим был его шлем, черными – свирепые птичьи глаза на забрале и древко длинного копья; ярко сверкала латная рукавица, сжимавшая копье, которым он потрясал над головами пленников. Но ярче всего остального был наконечник копья, а темнее всего – круговорот узоров, запечатленных в металле. Они приковывали взор и удерживали его, но Элоф смотрел мимо, не замечая их, смотрел на точеные черты лица, полускрытого забралом шлема, на губы, произносившие его имя.
– Альв! Элоф! Посмотри на меня!
Охваченный гнетущим предчувствием, к которому примешивались ужас и благоговение, он не сразу обрел голос.
– Скажи, кто ты, такая прекрасная и суровая? Покажи мне свое лицо!
Ответ прозвучал как отдаленный звон колокольчиков в морозную ночь.
– Когда я вооружена для битвы, любой, кто встретит мои взгляд, оставляет жизнь и свет позади. Меня могут увидеть только те, кому суждено умереть от моей руки.
Крупная дрожь охватила Элофа и холод заструился по его жилам, словно от первого приступа смертоносной лихорадки. С его губ сорвался непрошеный смех, потому что он знал этот голос, даже странно изменившийся вместе с обликом владельца.
– Значит, ты убьешь нас здесь, скованных и беспомощных? Скажи же свое имя, бесстрашный воин! Пусть оно будет свидетелем твоих деяний!
– Я из рода Морганнен, от корня Валькириор, Дающих Жизнь и Несущих Смерть. Я Воин Сил и теперь пришла исполнить их приговор. Меня зовут Кара.
– Кара!
Имя как будто было вырвано из Элофа железными клещами, хотя он знал его с самого начала. Он смотрел на нее, и мысли кружились у него в голове, как пылинки, взвихренные ветром от плещущих крыльев. Он не мог поверить, что это та девушка, с которой он говорил в башне мастера-кузнеца, несчастная и потерянная, как любая женщина, принадлежащая к человеческому роду; что ее гибкое тело он обнимал и целовал в час смертельной опасности. Однако он твердо знал, что это она, что это ее подлинный облик и воплощение всех страхов, посеянных в его разуме словами Тапиау. Он вспомнил также, каким испуганным выглядел мастер-кузнец в присутствии Кары; должно быть, его обостренные чувства уловили исходившую от нее опасность. Элоф не мог скрыться от истины. Он осмелился полюбить одну из Сил – насколько же глупой и безрассудной казалась ей его любовь! Сердце как будто иссохло в его груди, и все силы оставили его.
Это было похоже на ощущения тонущего человека, словно он вернулся на лесное озеро, и темные щупальца снова затягивали его в глубину. У него кружилась голова от тошнотворного страха, безмерной пустоты и чувства утраты. Окружающий мир и сама жизнь вдруг стали чуждыми вещами, находившимися за пределами его понимания. Темнота обволакивала его, как саван. Для него больше ничего не оставалось… Однако в тот момент, когда он подумал об этом, он понял, что это неправда. Само отчаяние Элофа пришло ему на помощь. Оставались его друзья, скованные и беспомощные; они погибнут, если он им не поможет. Друзья по-прежнему были с ним – как и воспоминание о словах, произнесенных шепотом.
– Кара! Значит, вот что ты такое? Значит, тебе тоже нужно выбрать между ложью и истиной. Ведь однажды ты сказала мне, что ты не из простых смертных, и это правда! Но еще ты поклялась, что не изменишься!
Уголки полных губ искривились, шлем вздрогнул, но копье в поднятой руке осталось неподвижным.
– Я есть то, что я есть, – последовал неумолимый ответ. – Я должна исполнить приговор, и эту боль мне суждено терпеть бесконечно. Приготовьтесь и молчите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
– Что же ты медлишь? – взорвался Керморван. – Вот он я, перед тобой! Тебе нужно лишь отдать приказ. Освободи меня, верни мне меч, и тогда мы посмотрим, куда упадет удар, с чьим родом будет покончено!
Брион медленно покачал головой.
– Мне очень жаль, но я не вправе этого сделать. Я здесь главным образом для того, чтобы повидаться с тобой на прощание и высказать свое сожаление. Меня лишили удовольствия сразиться с тобой, и ваши жизни отданы другому. Полагаю, это вопрос дисциплины и справедливое воздаяние за мои просчеты. Что касается вас, вы получите достойную награду за все хлопоты, которые вы нам причинили. Безумие и отчаяние будут вашим уделом перед смертью, ибо таковы дары посланца, который придет к вам.
Брион кинул быстрый взгляд в сторону открытой ставни; когда он обернулся, на его лбу заблестели бисерные капли пота.
– Мне нельзя здесь оставаться, – хрипло сказал он. – Я и так уже задержался слишком долго. Завтра я вернусь на запад, чтобы возглавить очистительную борьбу, которую ты тщетно пытался остановить, а затем последует новая атака на Кербрайн. Не питай иллюзии, что кто-то сможет ее остановить! Ворон питается мертвечиной, и ему все равно, чьи кости он будет клевать. Прощай!
Он поспешно вышел из камеры и с силой захлопнул дверь. Ключ дважды повернулся в замке с металлическим скрежетом, и наступила тишина, если не считать слабого плеска волн далеко внизу.
Элоф хотел было заговорить, но не смог. Остальные тоже словно онемели; ужас, который они видели в глазах Бриона перед его уходом, оказался заразительным. Он смертельно боялся остаться в подвале и стать участником того, что должно было произойти, пусть даже в качестве свидетеля, хотя странная сумеречная жизнь должна была приучить его к всяческим ужасам и жестокостям. Элоф вздрогнул от внезапного звяканья металла, но по тяжелому дыханию рядом с собой догадался, что это был Керморван, яростно но тщетно напрягавшийся в своих оковах. Элоф тоже пытался освободиться, пока швы его куртки не затрещали, а мышцы и сухожилия, казалось, были готовы лопнуть от усилий. Но сталь цепи и кандалов держалась крепко, и в результате он лишь опрокинулся набок, глотая пыль пересохшим ртом.
Казалось, страх постепенно наполнял комнату, пока потревоженные пылинки, танцевавшие в лунном свете, мало-помалу оседали на пол. Внезапно пылинки взметнулись под порывом леденящего ветра, за которым последовал еще один, и еще, словно пульсирующее биение огромных крыльев. Они кружились и сверкали, словно крошечные частицы металла, все гуще и ярче, обретая форму, сливаясь в стройный силуэт, сотканный из света и тени. Казалось, он возник из лунных лучей: призрачное существо, состоявшее из серебристого блеска и непроглядной тьмы. Свет он носил как кольчугу, а тьму как плащ, похожий на распростертые черные крылья. Блестящим был его шлем, черными – свирепые птичьи глаза на забрале и древко длинного копья; ярко сверкала латная рукавица, сжимавшая копье, которым он потрясал над головами пленников. Но ярче всего остального был наконечник копья, а темнее всего – круговорот узоров, запечатленных в металле. Они приковывали взор и удерживали его, но Элоф смотрел мимо, не замечая их, смотрел на точеные черты лица, полускрытого забралом шлема, на губы, произносившие его имя.
– Альв! Элоф! Посмотри на меня!
Охваченный гнетущим предчувствием, к которому примешивались ужас и благоговение, он не сразу обрел голос.
– Скажи, кто ты, такая прекрасная и суровая? Покажи мне свое лицо!
Ответ прозвучал как отдаленный звон колокольчиков в морозную ночь.
– Когда я вооружена для битвы, любой, кто встретит мои взгляд, оставляет жизнь и свет позади. Меня могут увидеть только те, кому суждено умереть от моей руки.
Крупная дрожь охватила Элофа и холод заструился по его жилам, словно от первого приступа смертоносной лихорадки. С его губ сорвался непрошеный смех, потому что он знал этот голос, даже странно изменившийся вместе с обликом владельца.
– Значит, ты убьешь нас здесь, скованных и беспомощных? Скажи же свое имя, бесстрашный воин! Пусть оно будет свидетелем твоих деяний!
– Я из рода Морганнен, от корня Валькириор, Дающих Жизнь и Несущих Смерть. Я Воин Сил и теперь пришла исполнить их приговор. Меня зовут Кара.
– Кара!
Имя как будто было вырвано из Элофа железными клещами, хотя он знал его с самого начала. Он смотрел на нее, и мысли кружились у него в голове, как пылинки, взвихренные ветром от плещущих крыльев. Он не мог поверить, что это та девушка, с которой он говорил в башне мастера-кузнеца, несчастная и потерянная, как любая женщина, принадлежащая к человеческому роду; что ее гибкое тело он обнимал и целовал в час смертельной опасности. Однако он твердо знал, что это она, что это ее подлинный облик и воплощение всех страхов, посеянных в его разуме словами Тапиау. Он вспомнил также, каким испуганным выглядел мастер-кузнец в присутствии Кары; должно быть, его обостренные чувства уловили исходившую от нее опасность. Элоф не мог скрыться от истины. Он осмелился полюбить одну из Сил – насколько же глупой и безрассудной казалась ей его любовь! Сердце как будто иссохло в его груди, и все силы оставили его.
Это было похоже на ощущения тонущего человека, словно он вернулся на лесное озеро, и темные щупальца снова затягивали его в глубину. У него кружилась голова от тошнотворного страха, безмерной пустоты и чувства утраты. Окружающий мир и сама жизнь вдруг стали чуждыми вещами, находившимися за пределами его понимания. Темнота обволакивала его, как саван. Для него больше ничего не оставалось… Однако в тот момент, когда он подумал об этом, он понял, что это неправда. Само отчаяние Элофа пришло ему на помощь. Оставались его друзья, скованные и беспомощные; они погибнут, если он им не поможет. Друзья по-прежнему были с ним – как и воспоминание о словах, произнесенных шепотом.
– Кара! Значит, вот что ты такое? Значит, тебе тоже нужно выбрать между ложью и истиной. Ведь однажды ты сказала мне, что ты не из простых смертных, и это правда! Но еще ты поклялась, что не изменишься!
Уголки полных губ искривились, шлем вздрогнул, но копье в поднятой руке осталось неподвижным.
– Я есть то, что я есть, – последовал неумолимый ответ. – Я должна исполнить приговор, и эту боль мне суждено терпеть бесконечно. Приготовьтесь и молчите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124