— Как с Андреем? — поинтересовался Джеордже. — Учится в школе?
— Нет. Сдает экстерном. Теперь поехал в Бухарест по каким-то своим политическим делам.
— Да? Я очень рад. А дядя Октавиан?
— Где-нибудь в корчме у вокзала. Пьяный. Сегодня вернулся из Венгрии... с деньгами, которые у него моментально сожрут шлюхи...
— Неужели он так опустился? А с Андреем они по-прежнему не в ладах? — взволновался Джеордже, не обратив внимания на слишком вольный язык сына.
— Старик упрям, а сын фанатик и бесчеловечен. Жаль, парень он неглупый. Слушался бы лучше моих советов.
Дан вдруг остановился, поставил чемодан и смущенно взглянул на отца.
— Устал? Дай я понесу, — засмеялся Джеордже. — Мать дала мне денег, просила что-то привезти, забыл, что именно. Зайдем в ресторан... Ты, конечно, знаешь туда дорогу... Не притворяйся, я тоже был молодой... Само собой, не в самый дорогой. Вам разрешают посещать рестораны? Но ведь ты со мной, так что...
Дан сделал движение, словно хотел взглянуть на ручные часы, но сдержался и уставился на носки своих туфель.
— В чем дело, сынок?
— Знаешь, отец, — неуверенно заговорил Дан. — Мне очень жаль, но я не знал, что ты приедешь. Надо было предупредить.
У Джеордже похолодело на сердце.
— Я не знал, что ты приедешь... и вот приглашен.. на обед... к учителю математики, исключительный человек. Придет и его брат, профессор политехнического института в Бухаресте... Математик хотел меня представить... Я могу и не пойти, но не знаю, как предупредить, у него нет телефона, боюсь, что получится неловко.
Джеордже облегченно вздохнул.
— Иди. Конечно, ты должен пойти. Это пустяки, Дануц... У нас еще есть время. Дай мне ключ от комнаты, я умоюсь и переоденусь. У меня тоже дела в комитете партии... Потом встретимся. Когда ты надеешься вырваться?
— В шесть, в семь...
— Ну вот и прекрасно... В таком случае мы ужинаем вместе. Будь что будет — в «Паласе».
На лице Дана вместо улыбки появилась какая-то растерянная гримаса.
— Прекрасно, папа. Итак, в семь тридцать в «Паласе». Вот тебе ключ.
Дан быстро зашагал обратно к гимназии. Посмотрев ему вслед, Джеордже еще раз удивился, как вырос и выправился сын. «Наверно, спортом занимается, а я... я стар, стар и глуп», — подумал он со счастливой улыбкой.
На углу Дан обернулся и, заметив, что отец стоит на прежнем месте, помахал ему рукой.
— Эмилия! — позвала Анна. — Ты где, Эмилия?
Старуха знала, что дочери нет дома, но хотела удостовериться в этом. Она прошла по всем комнатам и, когда окончательно убедилась, что одна в доме, громко заговорила сама с собой:
— Подожди, Эмилия, ты еще поплачешь по мне... Да-а. Будешь лить слезы, когда я помру... Хлеба тебе такого, как мой, никто не напечет... Какая-то клейкая дрянь получается у этих баб вместо хлеба. Камнем в животе ложится. Да, да, доченька, ты еще наплачешься вдоволь! И муж тебя бросит, помяни мое слово, бросит, потому ты уже не молодая... Возьмет вместо тебя дочку Урсу, недаром их застали ночью под мостом. Как ты думаешь, что они там делали?
Анна вдруг горько заплакала, правда без слез, но быстро взяла себя в руки и вытерла нос кончиком платка. Потом старуха направилась в переднюю, где стоял ее шкафик, нашла ощупью ключ и, открыв дверцы, принялась с удовольствием чихать от ударившего в нос застоялого запаха чабреца.
— Это мой шкаф, — твердо сказала она и принялась перебирать вещь за вещью, пока не нащупала черное люстриновое, почти не ношенное платье. Анна долго вертела платье в руках, чтобы убедиться, не побила ли его моль. Потом вытащила кофту, платок, чулки, ботинки на пуговицах и разложила все на стуле. Слезы подступали к горлу, по она сдержалась и с удовольствием подумала, что мало кто не расплакался бы в такую минуту.
Старуха быстро переоделась. Несмотря на слепоту, Анна привыкла все делать сама без помощи посторонних. «Ведь не калека я. Эка невидаль, бельмо. И отец и дед жили с бельмом». Трудней оказалось найти письма Палли. Анна держала их в деревянной шкатулке вместе с другими бумагами и документами на владение землей. Их она не хотела брать с собой, но отобрать нужные письма не могла и поэтому взяла все. Поцеловав бумаги, старуха сунула их за пазуху. Сердце сильно заколотилось в груди.
В углу стояла дорогая, из редкого дерева трость Михая, купленная Эстергази на ярмарке в Бекесшабо. Почувствовав на ощупь, что трость покрылась пылью, Анна тщательно протерла ее старым чулком, и, пока делала это, ее вновь охватила злоба, вся кровь бросилась в голову.
— Ну, подожди, несчастная. А еще клялась всем самым святым, что не поддашься этому лиходею. Господь всемилостивый, не внемли ее молитвам, глупая она, как курица. Меня послушай. Хорошо, что ты взял к себе Михая, не дал ему дожить до этого горя.
Старуха закрыла шкаф, положила ключ на стол, чтобы Эмилия сразу могла его найти, — на верхней полке шкафа хранились полотенца для священника, дьяков и мелкие деньги, завернутые в стопки.
Сердце билось так сильно, что Анна испугалась, как бы оно не вырвалось наружу. Громко стуча негнущимися подметками еще. не надеванных ботинок и опираясь на трость, старуха вошла в спальню и тихо запела:
Прощайте, стены, навсегда, Не свидимся мы никогда, Покуда свет стоит.
Для своей каморки у нее не нашлось слов, и она направилась в кухню.
И, кухня, оставайся с богом: В тебе я потрудилась много.
Прежде чем переступить через порог, Анна пропела:
Прощай, родной порог. Опять Уж на тебя мне не ступать...
Старуха тщательно заперла дверь, чтобы не обокрали дом, и сунула ключ под кирпич. Неторопливо и уверенно пересекла двор и вышла за ворота на улицу. «Солнце, — подумала она. — Тепло. Вот хорошо, что нет дождя и ветра...» Где-то неподалеку скрипела телега, в протоке плескались и крякали утки. Анна не спеша двинулась к околице. Ей самой казалось удивительным, как легко она идет, хотя так давно не выходила на улицу. Но она знала ее наизусть, знала каждый дом, мимо которого проходила. Вот тут стоит кузница Арпада Шандора, верней, стояла когда-то. На большой железной вывеске, заказанной в Араде, красовался черт, извергающий пламя из пасти и ноздрей. Однажды отец Авраам налетел с кулаками на Арпада за то, что тот привлекает в село мамону, но кузнец и не подумал сменить ее. Тогда священник, человек упрямый и хитрый, пришел ночью с топором и лестницей и сбросил вывеску сам. Отцу Аврааму довелось побывать в войске короля гор Янку, и когда он вспоминал об этих днях, то ревел, как бык, пугая соседей. Потом запирался в комнате, напивался и долго чистил пистолеты и саблю. Обо всем этом рассказывал маленькой
Анне дядя Микулае. К тому времени, когда она подросла, отец Авраам успел превратиться в сухонького старичка с длинной, как у всевышнего, бородой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159