Подполковник просьбу отклонил. Не впадая в панику, Хаиткулы тут же перезвонил в министерство, попросил соединить с генералом. В критических ситуациях ему везло — генерал оказался на месте и просьбу о продлении командировки еще на неделю удовлетворил.
Они приехали в аэропорт в тот момент, когда самолет приземлился. Салаетдин хотел остаться у машины, но Хаиткулы настоял, чтобы тот шел с ним.
Они присели на скамейку, пока самолет подруливал к зданию аэропорта, но, увидев в небольшой толпе прибывших пассажиров, направлявшихся к выходу, высокую девушку в длинном красном платье с чемоданчиком в руке, сидевший совершенно неподвижно, как будто ов прибыл сюда для выполнения задания, инспектор легко встал и сделал шаг вперед. Садаетдин, который встал в ту же секунду и теперь не шелохнувшись стоял чуть сзади Хаиткулы, был уверен, что сейчас Хаиткулы подбежит к девушке, а та поставит чемоданчик и устремится е улыбкой на устах к любимому. В такие мгновения люди забывают обо всем на свете, а те, кто зто видят, считают, что так и должно быть, и разделяют радость любящих. Салаетдину было непонятно, почему сейчас ничего этого не происходит. Он, конечно,, не мог видеть лица Хаиткулы — стоял за ним, — но девушка была перед ним. Она не спеша шла им навстречу, прикрывая глаза от лучей палящего солнца своими длинными ресницами. Девушка улыбнулась только тогда, когда поздоровалась с Хаиткулы. И сразу же в лице, во взгляде, во всем ее облике появилась серьезность. «Вот, оказывается, какими бывают долгожданные встречи! — подумал Салаетджн.— Вот к чему приводит волнение от затянувшейся разлуки — и радость становится не в радость, и сил не бывает ее показать. А может быть, они не умеют переживать и волноваться?» Нет, он, Садаетдин,— если бы у него была разлука с такой девушкой, — на месте бы не стоял...
Когда они ехали в аэропорт, Хаиткулы рассказал шоферу, кого они едут встречать. И сейчас, когда Хаиткулы познакомил его е прилетевшей девушкой («Зовут Садаетдин, веселый, общительный, вдобавок к этому — отличный водитель, не сегодня завтра станет следователем. Ему можно без всякого доверить жизнь...*}, Садаетдин покраснел до кончиков ушей. Марал сердечно улыбнулась ж сказала, что рада познакомиться с таким замечательным парнем... Хотя у Салаетдина вертелись на языке подобающие такой встрече слова, под взглядом этой девушки он так и не набрался храбрости сказать их ей. Пожалуй, такое случилось с ним впервые в жизни.
Как только он очутился за рулем, то снова стал прежним Салаетдином. Поймав ниточку разговора, возникшего в машине, он намекнул, что мог бы рассказать одну зани-мательную историю... Его стали упрашивать, а он тянул, набивая себе как рассказчику цену. Потом вывел «ГАЗ-69» на прямую, как стрела, дорогу и, не отрывая взгляда
от бегущего навстречу полотна, не спеша стал рассказывать:
— Мы жили тогда в Хаяаче. Была у нас собачка по кличке Тарзан, не больше кошки. Один раз ее искусала бешеная собака, изгрызла до того, что шкура у нее стала как рваное одеяло, висела клочьями. Кто смотрел на нее, вытирая слезы. Сосед-ветеринар вынес приговор: «Немедля расстрелять и зарыть». Мы с двоюродным братом стали умолять старших не делать этого. Но в таких случаях, сколько ни плачь и ни умоляй, взрослые все равно сделают по-своему... Ох, знали бы вы, что за смехотура была после этого...— Он вздохнул как можно глубже, бросил взгляд в переднее зеркальце, чтобы убедиться, что рассказ о собаке производит впечатление на пассажиров. Выражение лица Хаиткулы и особенно Марал вызвало у него новый прилив вдохновения, и он продолжал: — Тот ветеринар сходил домой, вернулся, держа в больших рукавицах двухметровую веревку с петлей на конце. Нацепил ее собачке на шею, а бабушка, царство ей небесное, налила в одну миску оставшейся с вечера лапши, в другую воды. Взяли эти миски и повели Тарзана на веревке под большое абрикосовое дерево в самом конце меллека. Дерево та-а-а-кое, что тень от кего на полдвора. Нам, конечно, запретили идти туда. Но это мы-то не пойдем?!
Появившийся из-за поворота грузовик с прицепом прервал рассказ Салаетдина. Он точно рассчитанным движением вывел машину сначала на самый край дороги, потом снова на свою полосу, успев погрозить кулаком шоферу, явно нарушившему правила движения по шоссе. Садаетдин, будто тот шофер стоял перед ним навытяжку, назидательно сказал:
— Надо быть предельно внимательным, когда едешь но низине, тем более поворот закрыт беретом канала. Что бы случилось, окажись и я таким же ротозеем? Произошло бы столкновение!..— Он вернулся к рассказу: — Тарзана крепко привязали к дереву, кто-то пошел за милиционером: он рядом жил. Дали ему двустволку и попросили застрелить собачку. Мы из своей засады слышали, как он похваляется: «Подумаешь — собака!» От нее сейчас щепотка наса останется, я ведь с одной пули барса сваливал!» Ох и ругали мы его! Конечно, про себя ругали. Если бы нас увидели, надавали бы подзатыльников. Он поднял ружье, прицелился
и сразу же отвернулся. Раздался выстрел. От нашего дувала отвалился кусок, а собачка жалобно скулила. Милиционер что-то пробурчал, опять прицелился, опять отвернулся, опять выстрелил и опять промахнулся.
— Что это за милиционер? — Хаиткулы и смеялся, и качал головой, не то жалея собаку, не то милиционера. Смеясь, смотрел то на рассказчика, то на Марал.— Говори, говори, Салаетдин, разговор что тамдыр: остынет — слова, как лепешки, не удержатся на нем, упадут.
— Пока милиционер перезаряжал ружье, ветеринар спросил, почему он все время отворачивается, да так только лишний расход патронов, не дешевле ли будет свалить на собаку дувал и таким манером ее убить... Тогда стрелок стал размахивать руками, чтобы не учили: мол, если не отворачиваться, когда спускаешь курок, то можно остаться без глаз,— бывает, что ружье взрывается. Патронов много, а глаза,в конце концов, всего два...— Салаетдин резко обернулся: — Знаете, кто был тот милиционер?
Хаиткулы, только сейчас сообразивший, что это не анекдот, а быль, подмигнул Марал и обернулся к Сала-етдину:
— Если все это случилось на самом деле, не тяни, скажи, кто был тем снайпером.
— Кто же еще может быть...— Салаетдин улыбнулся.— Да кто же, кроме Пиримкулы-аги?
Если бы рассказ не был шутливым, Марал вступилась бы за Пиримкулы-агу. Она его хорошо знала, .много слышала о нем рассказов, похожих на этот и почти всегда невыдуманных, так что и эта история могла быть вполне достоверной. Уж Она-то знала, почему его пули не попадали в собачку. Она хотела сказать Салаетдину: «Пиримкулы-ага очень мягкосердечный, не похожий на других человек, его надо понять», — ло эти слова так и остались у нее в душе, наружу не вышли. Она, как и Хаиткулы, только весело смеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Они приехали в аэропорт в тот момент, когда самолет приземлился. Салаетдин хотел остаться у машины, но Хаиткулы настоял, чтобы тот шел с ним.
Они присели на скамейку, пока самолет подруливал к зданию аэропорта, но, увидев в небольшой толпе прибывших пассажиров, направлявшихся к выходу, высокую девушку в длинном красном платье с чемоданчиком в руке, сидевший совершенно неподвижно, как будто ов прибыл сюда для выполнения задания, инспектор легко встал и сделал шаг вперед. Садаетдин, который встал в ту же секунду и теперь не шелохнувшись стоял чуть сзади Хаиткулы, был уверен, что сейчас Хаиткулы подбежит к девушке, а та поставит чемоданчик и устремится е улыбкой на устах к любимому. В такие мгновения люди забывают обо всем на свете, а те, кто зто видят, считают, что так и должно быть, и разделяют радость любящих. Салаетдину было непонятно, почему сейчас ничего этого не происходит. Он, конечно,, не мог видеть лица Хаиткулы — стоял за ним, — но девушка была перед ним. Она не спеша шла им навстречу, прикрывая глаза от лучей палящего солнца своими длинными ресницами. Девушка улыбнулась только тогда, когда поздоровалась с Хаиткулы. И сразу же в лице, во взгляде, во всем ее облике появилась серьезность. «Вот, оказывается, какими бывают долгожданные встречи! — подумал Салаетджн.— Вот к чему приводит волнение от затянувшейся разлуки — и радость становится не в радость, и сил не бывает ее показать. А может быть, они не умеют переживать и волноваться?» Нет, он, Садаетдин,— если бы у него была разлука с такой девушкой, — на месте бы не стоял...
Когда они ехали в аэропорт, Хаиткулы рассказал шоферу, кого они едут встречать. И сейчас, когда Хаиткулы познакомил его е прилетевшей девушкой («Зовут Садаетдин, веселый, общительный, вдобавок к этому — отличный водитель, не сегодня завтра станет следователем. Ему можно без всякого доверить жизнь...*}, Садаетдин покраснел до кончиков ушей. Марал сердечно улыбнулась ж сказала, что рада познакомиться с таким замечательным парнем... Хотя у Салаетдина вертелись на языке подобающие такой встрече слова, под взглядом этой девушки он так и не набрался храбрости сказать их ей. Пожалуй, такое случилось с ним впервые в жизни.
Как только он очутился за рулем, то снова стал прежним Салаетдином. Поймав ниточку разговора, возникшего в машине, он намекнул, что мог бы рассказать одну зани-мательную историю... Его стали упрашивать, а он тянул, набивая себе как рассказчику цену. Потом вывел «ГАЗ-69» на прямую, как стрела, дорогу и, не отрывая взгляда
от бегущего навстречу полотна, не спеша стал рассказывать:
— Мы жили тогда в Хаяаче. Была у нас собачка по кличке Тарзан, не больше кошки. Один раз ее искусала бешеная собака, изгрызла до того, что шкура у нее стала как рваное одеяло, висела клочьями. Кто смотрел на нее, вытирая слезы. Сосед-ветеринар вынес приговор: «Немедля расстрелять и зарыть». Мы с двоюродным братом стали умолять старших не делать этого. Но в таких случаях, сколько ни плачь и ни умоляй, взрослые все равно сделают по-своему... Ох, знали бы вы, что за смехотура была после этого...— Он вздохнул как можно глубже, бросил взгляд в переднее зеркальце, чтобы убедиться, что рассказ о собаке производит впечатление на пассажиров. Выражение лица Хаиткулы и особенно Марал вызвало у него новый прилив вдохновения, и он продолжал: — Тот ветеринар сходил домой, вернулся, держа в больших рукавицах двухметровую веревку с петлей на конце. Нацепил ее собачке на шею, а бабушка, царство ей небесное, налила в одну миску оставшейся с вечера лапши, в другую воды. Взяли эти миски и повели Тарзана на веревке под большое абрикосовое дерево в самом конце меллека. Дерево та-а-а-кое, что тень от кего на полдвора. Нам, конечно, запретили идти туда. Но это мы-то не пойдем?!
Появившийся из-за поворота грузовик с прицепом прервал рассказ Салаетдина. Он точно рассчитанным движением вывел машину сначала на самый край дороги, потом снова на свою полосу, успев погрозить кулаком шоферу, явно нарушившему правила движения по шоссе. Садаетдин, будто тот шофер стоял перед ним навытяжку, назидательно сказал:
— Надо быть предельно внимательным, когда едешь но низине, тем более поворот закрыт беретом канала. Что бы случилось, окажись и я таким же ротозеем? Произошло бы столкновение!..— Он вернулся к рассказу: — Тарзана крепко привязали к дереву, кто-то пошел за милиционером: он рядом жил. Дали ему двустволку и попросили застрелить собачку. Мы из своей засады слышали, как он похваляется: «Подумаешь — собака!» От нее сейчас щепотка наса останется, я ведь с одной пули барса сваливал!» Ох и ругали мы его! Конечно, про себя ругали. Если бы нас увидели, надавали бы подзатыльников. Он поднял ружье, прицелился
и сразу же отвернулся. Раздался выстрел. От нашего дувала отвалился кусок, а собачка жалобно скулила. Милиционер что-то пробурчал, опять прицелился, опять отвернулся, опять выстрелил и опять промахнулся.
— Что это за милиционер? — Хаиткулы и смеялся, и качал головой, не то жалея собаку, не то милиционера. Смеясь, смотрел то на рассказчика, то на Марал.— Говори, говори, Салаетдин, разговор что тамдыр: остынет — слова, как лепешки, не удержатся на нем, упадут.
— Пока милиционер перезаряжал ружье, ветеринар спросил, почему он все время отворачивается, да так только лишний расход патронов, не дешевле ли будет свалить на собаку дувал и таким манером ее убить... Тогда стрелок стал размахивать руками, чтобы не учили: мол, если не отворачиваться, когда спускаешь курок, то можно остаться без глаз,— бывает, что ружье взрывается. Патронов много, а глаза,в конце концов, всего два...— Салаетдин резко обернулся: — Знаете, кто был тот милиционер?
Хаиткулы, только сейчас сообразивший, что это не анекдот, а быль, подмигнул Марал и обернулся к Сала-етдину:
— Если все это случилось на самом деле, не тяни, скажи, кто был тем снайпером.
— Кто же еще может быть...— Салаетдин улыбнулся.— Да кто же, кроме Пиримкулы-аги?
Если бы рассказ не был шутливым, Марал вступилась бы за Пиримкулы-агу. Она его хорошо знала, .много слышала о нем рассказов, похожих на этот и почти всегда невыдуманных, так что и эта история могла быть вполне достоверной. Уж Она-то знала, почему его пули не попадали в собачку. Она хотела сказать Салаетдину: «Пиримкулы-ага очень мягкосердечный, не похожий на других человек, его надо понять», — ло эти слова так и остались у нее в душе, наружу не вышли. Она, как и Хаиткулы, только весело смеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42