А мой отель пользуется хорошей репутацией.
Гейл прикинула, что вряд ли там может быть что-то, чего она могла бы опасаться. Она видела этот «Кортес», расположенный в самом центре Веракруца. Он был стар и несколько запущен, но мрачным не выглядел. Она сможет увидеться со стариком и возвратиться в «Дорадо» до наступления темноты.
— Я приеду! Я приеду сразу, как только мне удастся найти такси.
Гейл повесила трубку. Посыльный отеля стоял неподалеку и, должно быть, что-то слышал из разговора, так как спросил:
— Вам нужно такси, синьорина?
— Да, я сейчас спущусь.
Он кивнул и быстро отошел. Какой-то инстинкт подсказывал Гейл быть осторожной. Звонившая ей женщина, казалось, заслуживала доверия, но это могла быть и засада. Гейл подумала, что хоть и нет причин устраивать ей ловушку, но меры предосторожности не мешает принять.
Она спустилась по лестнице к комнате синьора Фонсека и легко постучала. Никто не отвечал. Гейл попробовала открыть дверь, которая тут же распахнулась. Комната была пуста, а инвалидное кресло стояло в нише под окном. На его подножке лежало одеяло, которым старик обычно укутывал ноги. Дверь в комнату Марии Ломбард тоже была открыта. Гейл заглянула и туда. На кровати лежал чепчик сиделки, ящики комода были выдвинуты, дверь шкафа распахнута. Все выглядело так, будто кто-то в спешке покинул комнату. Это могло случиться, когда сиделка обнаружила отсутствие больного и бросилась его искать. Гейл побежала назад в свою комнату, схватила шляпу с большими полями и сумку и поспешила к выходу. В конторке никого не было, но девушка уже знала, что сделает. Было без пяти шесть, значит через час Дэвид прилетит на аэродром. Часа ей хватит, чтобы доехать до отеля «Кортес» и выслушать то, что Фонсека хочет ей сообщить. Она склонилась над бюро и быстро написала записку:
«Дорогой Дэвид! Я еду в отель «Кортес» на Центральном пляже. Приезжай туда, прошу тебя, и забери меня оттуда, как только получишь это письмо. Там находится синьор Фонсека. Кажется, он умирает и хочет мне что-то сказать. Комнату тебе покажет хозяйка отеля. Гейл».
Она вложила письмо в конверт, заклеила его и написала сверху имя Дэвида. Держа письмо в руке, она сбежала по парадной лестнице, такси уже ожидало ее внизу. Швейцар открыл дверцу автомобиля. Гейл сказала шоферу адрес и вскочила в машину.
Через четверть часа такси остановилось перед ободранным фасадом отеля. Гейл наклонилась и протянула водителю конверт.
— Отвезите его, пожалуйста, на аэродром,— попросила она,— и передайте работнику бюро обслуживания. Он должен быть вручен лейтенанту Януарию сразу, как только прилетит самолет. Это очень важно.
— Хорошо, синьорина,— таксист улыбнулся симпатичной иностранке.— Я понял.
Он захлопнул дверь, и такси отъехало. Гейл стояла на тротуаре и смотрела вслед, пока машина не исчезла за углом. До сих пор все, что она делала, казалось ей не опасным, а только загадочным и возбуждающим. И свое письмо Дэвиду она считала излишней предосторожностью. Сейчас же Гейл ощутила непонятное беспокойство, она пожалела, что отправила письмо с таким ненадежным посланцем.
Девушка прошла по тротуару под аркадами, где стояли старые столики, и вошла в темный холл отеля. Из-за конторки вышла женщина среднего возраста. Ее платье было помятым и на вид не совсем чистым, темные волосы свисали растрепанными прядями, но смуглое лицо, как показалось Гейл, выражало доброжелательность.
— Синьорина Уоррен? — спросила она.— Прошу идти за мной. Женщина повела Гейл по железной лестнице наверх. Она шла впереди, покачивая широкими бедрами, ее стоптанные сандалии издавали шлепающий звук. На площадке между этажами женщина остановилась, показав большим грязным пальцем.
— Он наверху, тремя этажами выше. Я уже трижды туда поднималась, поэтому проводить вас не смогу. Я не так молода, чтобы бегать по лестницам.
— А почему мы не поднялись лифтом?
— Если бы он действовал! — пожала плечами хозяйка.— Подача электроэнергии прекращается каждый день с двух до семи. К счастью, лифт еще работал, когда этот старик приехал, иначе он умер бы прямо на лестнице.
— Какой там номер?
— Вы не ошибетесь, он на самом верху. Я оставила двери открытыми, чтобы услышать, если он позовет. Это единственное, что я могла для него сделать. У меня ведь своя работа, я не могу быть сиделкой возле него.
Хозяйка отеля пошла по коридору к женщине, которая, стоя на коленях, мыла пол, а Гейл стала подниматься по бесконечной лестнице. Когда она наконец добралась до последнего этажа, ее сердце стучало часто и дышала она с трудом. Перед ней была открытая дверь. Легко постучав, Гейл вошла в комнату. Большую ее часть занимала железная кровать, на которой неподвижно лежал Фон-сека. Увидев серое, почти неживое лицо на плоской серой подушке, Гейл сначала подумала, что старик уже умер. Потом она заметила едва различимое движение. Трудно было назвать это дыханием. Гейл заставила себя подойти к кровати.
— Синьор Фонсека,— прошептала она.
Веки мужчины задрожали и с трудом поднялись. Гейл была не уверена, могут ли эти остекленевшие глаза видеть что-либо. Казалось, что они блуждают по ее лицу, не видя его.
— Я Гейл Уоррен. Вы посылали за мной, помните?
У Гейл было много вопросов, которые она хотела задать больному. Почему он ушел из «Дорадо»? Сам он добрался сюда или ему кто-то помог? Но глядя на больного, она поняла, что должна беречь силы старика.
— Что вы хотели мне сказать? — ласково спросила она.
На лице инвалида появился проблеск жизни. Было видно, что он делает нечеловеческие усилия, чтобы собраться с силами.
— Да,— прошептал он.— Я послал за вами. Вы добрая... Я могу вам верить. Прошу вас подойти и взять под подушкой...
Гейл послушалась. В изголовье старика лежала уже знакомая ей сумочка с нашитыми шариками. Сумочка была пуста.
— Отдайте ее полиции... и никому другому,— прошептал Фонсека.— Эти шарики сверху... в них спрятаны драгоценности.
Гейл онемела от изумления. Она сидела молча и смотрела на блестящую безделушку в своих руках.
— Драгоценности? — пролепетала она наконец.
Лицо старика окаменело в какой-то невероятной судороге. Он с огромным трудом собирал силы.
— Выслушайте меня внимательно,— хрипло попросил он.— У меня мало времени... Я не смогу повторить... Они принадлежат мне... Они были у меня украдены. Я был в Париже ювелиром, прежде чем туда пришли немцы. Они забрали у меня все, кроме этих неоправленных бриллиантов, не нашли их, они были спрятаны в моем бюро. Я не думал, что они знают об их существовании... Кто-то меня предал... Вероятно, моя секретарша...— Глаза старика закрылись, и он долго лежал, погруженный в свои мысли, но потом продолжил: — Они пришли ночью и забрали меня в гестапо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Гейл прикинула, что вряд ли там может быть что-то, чего она могла бы опасаться. Она видела этот «Кортес», расположенный в самом центре Веракруца. Он был стар и несколько запущен, но мрачным не выглядел. Она сможет увидеться со стариком и возвратиться в «Дорадо» до наступления темноты.
— Я приеду! Я приеду сразу, как только мне удастся найти такси.
Гейл повесила трубку. Посыльный отеля стоял неподалеку и, должно быть, что-то слышал из разговора, так как спросил:
— Вам нужно такси, синьорина?
— Да, я сейчас спущусь.
Он кивнул и быстро отошел. Какой-то инстинкт подсказывал Гейл быть осторожной. Звонившая ей женщина, казалось, заслуживала доверия, но это могла быть и засада. Гейл подумала, что хоть и нет причин устраивать ей ловушку, но меры предосторожности не мешает принять.
Она спустилась по лестнице к комнате синьора Фонсека и легко постучала. Никто не отвечал. Гейл попробовала открыть дверь, которая тут же распахнулась. Комната была пуста, а инвалидное кресло стояло в нише под окном. На его подножке лежало одеяло, которым старик обычно укутывал ноги. Дверь в комнату Марии Ломбард тоже была открыта. Гейл заглянула и туда. На кровати лежал чепчик сиделки, ящики комода были выдвинуты, дверь шкафа распахнута. Все выглядело так, будто кто-то в спешке покинул комнату. Это могло случиться, когда сиделка обнаружила отсутствие больного и бросилась его искать. Гейл побежала назад в свою комнату, схватила шляпу с большими полями и сумку и поспешила к выходу. В конторке никого не было, но девушка уже знала, что сделает. Было без пяти шесть, значит через час Дэвид прилетит на аэродром. Часа ей хватит, чтобы доехать до отеля «Кортес» и выслушать то, что Фонсека хочет ей сообщить. Она склонилась над бюро и быстро написала записку:
«Дорогой Дэвид! Я еду в отель «Кортес» на Центральном пляже. Приезжай туда, прошу тебя, и забери меня оттуда, как только получишь это письмо. Там находится синьор Фонсека. Кажется, он умирает и хочет мне что-то сказать. Комнату тебе покажет хозяйка отеля. Гейл».
Она вложила письмо в конверт, заклеила его и написала сверху имя Дэвида. Держа письмо в руке, она сбежала по парадной лестнице, такси уже ожидало ее внизу. Швейцар открыл дверцу автомобиля. Гейл сказала шоферу адрес и вскочила в машину.
Через четверть часа такси остановилось перед ободранным фасадом отеля. Гейл наклонилась и протянула водителю конверт.
— Отвезите его, пожалуйста, на аэродром,— попросила она,— и передайте работнику бюро обслуживания. Он должен быть вручен лейтенанту Януарию сразу, как только прилетит самолет. Это очень важно.
— Хорошо, синьорина,— таксист улыбнулся симпатичной иностранке.— Я понял.
Он захлопнул дверь, и такси отъехало. Гейл стояла на тротуаре и смотрела вслед, пока машина не исчезла за углом. До сих пор все, что она делала, казалось ей не опасным, а только загадочным и возбуждающим. И свое письмо Дэвиду она считала излишней предосторожностью. Сейчас же Гейл ощутила непонятное беспокойство, она пожалела, что отправила письмо с таким ненадежным посланцем.
Девушка прошла по тротуару под аркадами, где стояли старые столики, и вошла в темный холл отеля. Из-за конторки вышла женщина среднего возраста. Ее платье было помятым и на вид не совсем чистым, темные волосы свисали растрепанными прядями, но смуглое лицо, как показалось Гейл, выражало доброжелательность.
— Синьорина Уоррен? — спросила она.— Прошу идти за мной. Женщина повела Гейл по железной лестнице наверх. Она шла впереди, покачивая широкими бедрами, ее стоптанные сандалии издавали шлепающий звук. На площадке между этажами женщина остановилась, показав большим грязным пальцем.
— Он наверху, тремя этажами выше. Я уже трижды туда поднималась, поэтому проводить вас не смогу. Я не так молода, чтобы бегать по лестницам.
— А почему мы не поднялись лифтом?
— Если бы он действовал! — пожала плечами хозяйка.— Подача электроэнергии прекращается каждый день с двух до семи. К счастью, лифт еще работал, когда этот старик приехал, иначе он умер бы прямо на лестнице.
— Какой там номер?
— Вы не ошибетесь, он на самом верху. Я оставила двери открытыми, чтобы услышать, если он позовет. Это единственное, что я могла для него сделать. У меня ведь своя работа, я не могу быть сиделкой возле него.
Хозяйка отеля пошла по коридору к женщине, которая, стоя на коленях, мыла пол, а Гейл стала подниматься по бесконечной лестнице. Когда она наконец добралась до последнего этажа, ее сердце стучало часто и дышала она с трудом. Перед ней была открытая дверь. Легко постучав, Гейл вошла в комнату. Большую ее часть занимала железная кровать, на которой неподвижно лежал Фон-сека. Увидев серое, почти неживое лицо на плоской серой подушке, Гейл сначала подумала, что старик уже умер. Потом она заметила едва различимое движение. Трудно было назвать это дыханием. Гейл заставила себя подойти к кровати.
— Синьор Фонсека,— прошептала она.
Веки мужчины задрожали и с трудом поднялись. Гейл была не уверена, могут ли эти остекленевшие глаза видеть что-либо. Казалось, что они блуждают по ее лицу, не видя его.
— Я Гейл Уоррен. Вы посылали за мной, помните?
У Гейл было много вопросов, которые она хотела задать больному. Почему он ушел из «Дорадо»? Сам он добрался сюда или ему кто-то помог? Но глядя на больного, она поняла, что должна беречь силы старика.
— Что вы хотели мне сказать? — ласково спросила она.
На лице инвалида появился проблеск жизни. Было видно, что он делает нечеловеческие усилия, чтобы собраться с силами.
— Да,— прошептал он.— Я послал за вами. Вы добрая... Я могу вам верить. Прошу вас подойти и взять под подушкой...
Гейл послушалась. В изголовье старика лежала уже знакомая ей сумочка с нашитыми шариками. Сумочка была пуста.
— Отдайте ее полиции... и никому другому,— прошептал Фонсека.— Эти шарики сверху... в них спрятаны драгоценности.
Гейл онемела от изумления. Она сидела молча и смотрела на блестящую безделушку в своих руках.
— Драгоценности? — пролепетала она наконец.
Лицо старика окаменело в какой-то невероятной судороге. Он с огромным трудом собирал силы.
— Выслушайте меня внимательно,— хрипло попросил он.— У меня мало времени... Я не смогу повторить... Они принадлежат мне... Они были у меня украдены. Я был в Париже ювелиром, прежде чем туда пришли немцы. Они забрали у меня все, кроме этих неоправленных бриллиантов, не нашли их, они были спрятаны в моем бюро. Я не думал, что они знают об их существовании... Кто-то меня предал... Вероятно, моя секретарша...— Глаза старика закрылись, и он долго лежал, погруженный в свои мысли, но потом продолжил: — Они пришли ночью и забрали меня в гестапо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38