Град раскаленных камней усилился. Один, довольно крупный, падая, ударил Кречетова в левое плечо. Теряя сознание, он кое-как добрался до веревки, дернул ее, и его вытащили, потому что сам он подняться уже не мог.
— Если бы не этот ушиб, может и нашел бы профессора. Тут винюсь, — заключил Кречетов и опустил голову.
В рассказе меня невольно поразила эта способность человека, даже под страхом смерти, выполнять свой долг.
— Вы, наверное, привыкли к подобного рода опасностям? — спросил я Кречетова.
— Да, к грохоту вулкана можно привыкнуть.
На другой день меня разбудил сторож поселкового Совета. На пороге, робко прижавшись к косяку, стоял
Данилка и смотрел на меня большими испуганными глазами. Под мышкой он держал сверток.
— Малец пришел к отцу, — сказал сторож, кивнув на Данилку.
— К какому отцу?
— К Кречетову, стало быть, Корнею Захаровичу.
— Ну что ж, Данилка, иди к отцу, — подумав, сказал я.
Кречетов содержался в том же доме, где помещался поселковый Совет, только вход был со двора. Я открыл, двери и вошел в небольшой коридор. Данилка сидел на коленях у Кречетова, обхватив его руками за шею. Перед ними на белой тряпке лежали пряники, селедка, масло и хлеб. Все это было покупное, из магазина, ничего домашнего.
— Что ж это, мама не смогла напечь отцу пирожков? — весело спросил я.
Данилка обернулся и соскочил с колен отца. Кречетов смущенно кашлянул. Я понял, что помешал их свиданию.
— Ладно, ты посиди, Данилка, а я пока схожу еще кое-куда, — сказал я и вышел.
Колбин решительно не выходил у меня из головы: не думает ли он таким путем избавиться от своего соперника? Я его встретил возле магазина. Мы вместе отправились домой. Когда я спросил, в каких он отношениях с женой Кречетова, на лице у него вспыхнул легкий румянец. Ему странно, что я интересуюсь его личной жизнью. Он человек независимый, встречается с кем хочет и где хочет, и к уголовному делу, которое расследуется сейчас, это не имеет никакого отношения.
Сегодня из области я получил заверенную телеграмму, в которой Баскаков — участник экспедиции — кратко подтверждал невиновность Кречетова. Гибель профессора он объяснял случайными обстоятельствами при извержении вулкана. Кречетов в эту случайность не верил. В кратере, по его мнению, что-то произошло, но что — он . не мог объяснить. Ему казался странным, например, преждевременный подъем Колбина из кратера. «Нехорошо покидать товарища в беде», — хмуро сказал он на допросе. Колбин же объяснил это тем, что профессор будто
отослал его с собранными пробами возгонов, имевшими большую научную ценность. Могло быть и так. У меня не было никаких оснований не верить ему.
Я подписал заключение о прекращении дела. Прокурор, кажется, только и ждал звонка и охотно разрешил освободить Кречетова из-под стражи, намекнув, что он поторопился дать санкцию на его арест. Корней Захарович в районе пользовался большой популярностью, и никто из местных жителей не верил в его виновность. Люди, которые приходили на свидание, все в один голос уверяли, что Кречетов арестован по ошибке. Слушая речи охотников и оленеводов, приезжавших за десятки километров, я в душе позавидовал доброй славе, сопутствующей моему подследственному. Надо иметь большое отзывчивое сердце, чтобы тебя так полюбили. Мне хотелось тут же обрадовать Данилку, но он пришел на свидание к отцу только под вечер. По обыкновению он зашел сначала ко мне. Я усадил его пить чай. Парнишке не сиделось, он ерзал на стуле и умоляюще смотрел на меня.
— Дядь Петь, можно к тяте, я ему мармеладу купил сладкого, — сказал он, отодвигая стакан.
— Сегодня к бате нельзя. Лицо Дапилки омрачилось.
— Я быстренько, дядь Петь...
Дверь распахнулась, и милиционер ввел в комнату Кречетова. У Данилки засверкали глазенки, он порывисто поднялся, но тут же сбавил пыл, степенно подошел к отцу и протянул ему руку.
— Садись, Корней Захарович. А вы можете идти, — сказал я милиционеру.
Наступило молчание.
— Вы свободны, Корней Захарович. Вот, подпишитесь.
Могучие руки Кречетова дрожали. Расписавшись, он поднялся. Под глазами я увидел две слезинки, крупные, с горошину каждая. Они медленно сползали по щекам. Он отвернулся, чтобы скрыть свое волнение, и нагнулся, делая вид, будто рассматривает сверток, принесенный Данилкой.
— Корней Захарович, полно вам, — сказал я. — Все хорошо, что хорошо кончается. Идите отдохните.
Мы простились, как добрые друзья. Корней Захаро-
вич пригласил к себе в гости, но меня уже срочно вызывал мой начальник, и я ни одного дня не мог больше оставаться в Лимрах.
Кречетов с сыном вышли из дома. Данилка, видать, не чуял ног под собой от радости. Заходящее солнце раскинуло по деревянному тротуару лучистый ковер. По нему размеренно, неторопливо шли Кречетовы.
Расставшись с Кречетовым, я в ту же ночь на почтовом катере уехал в район, через день самолет доставил меня в Петропавловск, а отсюда с двумя работниками уголовного розыска на теплоходе «Русь» я выехал в Анадырь — административный центр Чукотского национального округа. Думал, пробуду три — четыре месяца и вернусь. Но дело, которое мы расследовали, оказалось запутанным, пришлось выезжать в Прибалтику и на Кавказ. Закончив следствие, я взял отпуск и в Усть-Кам-чатск вернулся только весной следующего года.
Мой начальник — районный прокурор — обрадовался встрече, хлопнул меня по плечу и усадил на диван. Чудак такой. Рассказав ему все, что было со мной занимательного, я, в свою очередь, принялся расспрашивать его о местной жизни, спросил и о Кречетове. Мой собеседник вздохнул.
— Признаться, — сказал он, потеребливая усы, — поверил я тогда тебе и поспешил. А зря...
-То есть, как зря:Заключение о прекращении дела мною же было подписано на основании показаний свидетелей.
— Дело затребовали в область, а вскоре Кречето ва арестовали и увезли в Петропавловск. Его признали виновным в гибели Лебедянского и осудили...
Наступило молчание. Я смотрел в окно. Множество низеньких домиков теснилось к берегу реки, а дальше синела Лимровская сопка в своем белом берете.
— Почему вы не опротестовали, Михаил Иванович? —
тихо спросил я.
— Напрасная проволочка. В нашем следственном материале не было показаний Баскакова.
— Не было?
— Не было.
Телеграмму Баскакова я подшивал к делу — хорошо помню. Но куда она могла деться? Я терялся в догадках. Вытащить ее никто не мог, да и кому она нужна? Может, потерялась? Странно, очень странно.
Солнце опускалось на покой за горные вершины, и беловатый туман растекался по долине, когда в дверь кабинета громко постучали. Вошел начальник районной милиции, лихой и шумный человек, а вслед за ним — сухонький старичок и малец лет десяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59