ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Данилка! — невольно воскликнул я.
Он робко взглянул на меня и потупил глаза. На нем была старая рваная куртка и тесные вытертые штаны; на босых грязных ногах цыпки, в трещинах запеклась кровь. Сердце мое сильно билось, и я почему-то с ненавистью посмотрел на благообразного старичка.
— Вот сукин сын, — возбужденно говорил начальник районной милиции прокурору. — Как только рука поднялась на ребенка...
Я узнал историю Данилки. После ареста Кречетова его жена распродала все хозяйство и уехала с Колбиным в Москву. Оттуда она не вернулась. Данилка остался один. Жил где придется. Месяцев шесть назад его взял к себе кладовщик рыбной базы. Он оказался скверным человеком. Начальник районной милиции случайно увидел, как он избивал мальчика. Данилка стоял посредине двора, вытянув руки по швам, а кладовщик методически хлестал его по щекам. Вся семья молча наблюдала эту сцену, — видать, не впервой такое.
— Как хотите, а я оформлю материал на этого сукиного сына, — решительно заявил начальник районной милиции.
Он увел старичка за собой, а Данилку я взял к себе. С тех пор он у меня.Пришел ответ Баскакова на мое письмо. Странный ответ. Свое вторичное показание против Кречетова он объяснял состоянием транса, в котором якобы находился после тяжелых испытаний в кратере вулкана. «Я жестоко наказан своей совестью, — писал Баскаков. — Если мои показания, как вы утверждаете, явились веским материалом для обвинения Кречетова, то я сожалею об этом и подтверждаю первое показание — проводник Кречетов невиновен. Не знаю, как мне исправить свою ошибку: может быть это мое заявление в какой-то мере оправдает меня. Что я находился в трансе, подтверждает Бехтеревский институт, куда я был отправлен на лечение из петропавловской больницы. Справку о прохождении курса лечения вы можете приложить к моему заявлению».
В архиве областного управления связи мне удалось разыскать оригинал телеграммы Баскакова с показанием в пользу Кречетова. Главный врач больницы, куда был с вулкана доставлен Баскаков на лечение, сообщил любопытные факты, относящиеся к. этой истории. Когда больной стал поправляться и готовился к выписке, его трижды навещал какой-то приезжий товарищ. Фамилию этого, посетителя я установил по корешкам пропусков. Им оказался Колбин. Через два дня после посещения Колбина Баскаков выписался. А ровно через месяц его, психически больного, вновь доставили в больницу. По требованию отца — художника Баскакова — больной был отправлен в Москву в Бехтеревский институт.
Читал я и заявление Колбина на имя прокурора области. Он писал, что научные работники не могут мириться с трагической гибелью профессора Лебедянского и что виновный должен быть наказан. В этом заявлении меня удивила одна подробность: Колбин писал, что следователь Романов, то есть я, заключение о прекращении дела написал, не допросив главного свидетеля обвинения Баскакова — талантливого ученика Лебедянского.
Я хорошо помню, что перед отъездом из Лимры мы долго беседовали с Колбиным. Телеграмму Баскакова он видел, даже держал в руках. Так почему же он пишет, что
я не допросил Баскакова? Значит, он знал, что дело, которое я вел, в руки прокурора попадет без показаний Баскакова? Выкрал?
Собрав весь необходимый материал, я явился к прокурору области. В ноябре он опротестовал дело Кречетова. Мысль о Колбине не давала мне покоя. Можно ли привлечь его к ответственности? Но на основании чего? Доказательств у меня никаких, догадки, одни только догадки. Придется ждать. Говорят, время — лучший лекарь. Но есть еще и другая миссия времени — карать подлецов. Любое преступление со временем всплывает наружу.
Данилка сначала дичился меня, был замкнут. Но постепенно душа его оттаяла, и мы подружились.Нашим любимым занятием были вечерние прогулки по окрестностям поселка. Часто мы заходили к знакомому рыбаку. Он катал нас на лодке. Над уснувшей рекой звезды мерцали таинственно. Где-то лениво лаяла собака, ей отвечала другая. Мы молчали и плыли. А иногда рыбак угощал нас какой-нибудь удивительной историей из местной жизни. Истории эти казались загадочными, потому что рассказчик чего-то недосказывал. Тихо. Лодка скользила в ночи. Да скользила ли? Или стояла на месте? Ше-ломайники расступались, и лодка с шорохом причаливала к берегу.
Обратный путь наш лежал берегом реки. Впереди — Лимровская сопка. Откуда бы мы ни возвращались, видели ее всегда. То она была справа, то слева, то впереди и редко — сзади. Над ее вершиной всегда стояло розовое зарево. В одну ночь оно имело форму шара, в другую — огненным столбом поднималось в черное небо, в третью — вырастало в виде гриба.
Данилка смотрел на вулкан и коротко бросал:
— Работает. Я его покорю, когда вырасту.
Дома мы выпивали по стакану молока и сразу же засыпали, чувствуя свежесть в теле, вобравшем все запахи реки и трав. Утром Данилка вставал рано и принимался за работу: приносил дрова, таскал воду, потом садился за уроки, которые я задавал ему. Учился он удивительно легко и память имел необыкновенную. Особенно поражали меня его способности к математике.
Осенью Данилка сдал экзамен за четвертый класс (год
он не учился) и начал заниматься в пятом. Ему исполнилось одиннадцать лет, но он, унаследовав от отца могучее сложение, выглядел старше.
Зимой меня перевели в Хабаровск, Оставить Данилку я не мог (очень уж привязался к парнишке), отрывать от занятий в школе в середине учебного года — не дело. Но выхода не было. После того как прокурор опротестовал дело Кречетова, Данилка с нетерпением ждал возвращения отца. И когда я ему сообщил о переезде, он насупился и спросил:
— А как же я встречусь с батей?
— Мы ему напишем письмо. А пока поживешь у меня. Ну, решили?
— Решили, дядя Петя.
Накануне отъезда мы отправились на лыжную прогулку. Вулкан в эту ночь был в огнях. Мне почему-то стало жаль расставаться с ним. Может быть, я не увижу его никогда? Мы с Дапилкой стояли на пригорке, притормозив лыжи, и смотрели на огненный фонтан. Он то затухал, то вспыхивал с новой силой — не отведешь глаз.
— Прощай, — сказал я.
— Мы еще встретимся, — сказал Данилка и поднял руку.
Июль. Жаркое солнце. С Амура тянет прохладой. Над желтым песком пляжа тихо колышется раскаленный воздух. Вдалеке синеют сопки. Пустынно. На Амуре нет лодок, моторки не рассекают его широкую грудь. На пляже не видно бронзовых загорелых тел.
Война вихрем ворвалась в пашу жизнь. На западе, за тысячи километров отсюда, идет гигантская битва. Наш город с суровым, решительным лицом как бы прислушивается к шуму сражений.
Занятия в школе кончились за два дня до начала войны. Данилка вторую неделю встречает меня у подъезда учреждения, и мы с ним отправляемся на Амур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59