На этом основании он где только можно утверждает, что они с председателем горсовета родственники.
Вот ведь как бывает... Даже вида иного человека не переносишь, а не можешь ему сказать — уйди, не можешь оттолкнуть. Добрый я, видно, человек, подумал Омар, кто меня родичем назовет, перед тем и таю.
— Айналайын, нагаши! Я ходил к вам в горсовет, но, оказывается, вы ушли в отпуск. Кое-кто даже распускает слухи, будто бы вас... э... того... с работы сняли... Не знаешь, кому и верить. Мне-то все равно. Для меня важно, чтобы вы были здоровы, а остальное приложится! — Последние слова он произнес таким искренним тоном, что Омар по-настоящему был ему благодарен.— А искал я вас, чтобы позвать в аул. Поедем, отдохнем, на зеленой травке поваляемся, а? Поехать есть с чем... Места в Тасжаргане сами знаете какие красивые. Сами в прошлый раз назвали их земным раем...
Что он мог сказать на это, кроме слов благодарности? Пообещал, что обязательно поедет, только так и отвязался от Койкелди.
И вот чудом отделавшись от Каракутаиа и Койкелди, он облегченно вздохнул, пришел домой, взял пятую из желтых тетрадей в кожаном переплете, приложил ко лбу, трижды поцеловал, раскрыл, посидел, почитал. До вечера сидел, всю ночь сидел — ничего не вышло. «Неужели плохо выспался? Или подействовали слова Койкелди, что с работы сняли?»—подумал он. Лег в постель, когда забрезжил рассвет, и проспал весь день до заката солнца. Проснулся с головной болью, умылся, привел себя в порядок и опять сел за стол. Просидел весь вечер, просидел ночь, ничего не вышло; караван, который подошел было к самым воротам Города, рожденного миражем, дальше не хотел двигаться, застрял. На первой странице пятой тетради вроде бы на
метилась развязка запутанных узлов; он всеми печенками чует, что осталась совсем незначительная часть пути, ее мог бы одолеть и ягненок. Вот-вот караван подойдет к намеченной цели, и пусть тогда хоть падает на землю без сил. Пусть падает, но пусть дойдет. Два дня он ломал голову, чуть не сломался сам, а караван — караван его мыслей — так и не сдвинулся с места.
Что за беда? Мой мозг утомился или я как ученый выдохся? Неужели, Омар, ты мог выдохнуться почти у самой цели?— мучился он. Перелистал все четыре тетради, разглядывал, анализировал и так и эдак, раскрыл пятую, перечитал первые несколько страниц... И вдруг зазвенело в голове, замельтешило и потемнело в глазах, он еле пришел в себя; конечно же караван уже дошел до места! Заплутался не караван, а сам проводник!
Молодой мужчина, ничем не выдав охватившую его радость, радость творческой победы, лишь встал, потянулся, взглянул в окно и улыбнулся. На этом все ликование и кончилось. Но радость не давала покоя, она искала выхода, чтобы выплеснуться водопадом. И этим выходом оказался звонок Каракутана.
-— Эй, ты куда пропал?! Чего не звонишь?
В ответ голос Каракутана прозвучал невесело, как-то тускло, сплошное бормотание. Но если мы переполнены радостью, разве считаемся с чужим настроением? Омар решил осчастливить родственника своим приходом.
— Я сейчас примчусь к тебе! Мигом! Приготовь шампанское, сегодня будем кутить! — крикнул он в трубку.
Вошедший в раж Омар, не обращая внимания на нахмуренные брови Каракутана, на то, что он поглядывал с удивлением на именитого родича, сам разлил шампанское, выпил. Каракутана заставил выпить коньяк. Опять не заметил, что тот, выпив, брезгливо поморщился. Давай, давай, давил на него. Потом объяснил:
— У меня сегодня счастливый день. Закончил работу. Шесть лет лежала на мне тяжелым грузом. Ты представляешь?! Оказывается, я ее закончил в день твоего приезда, перед самым твоим приходом! — Каракутан не спросил, что за труд. Омар продолжал:—Число восемь знаешь как пишется? Если знаешь, то положи восьмерку на бок. Что получится? Ну и неуч! Даже этого не знаешь! Получится понятие бесконечность. Ясно? Я закончил научный труд об этой самой бесконечности. Я не согласен с определением бесконечности, которое дают современные ученые. Ясно?
Какую это принесет пользу народному хозяйству, трудно сказать, но в науке это новая, оригинальная теория... Ясно? — Он умолк и с удивлением отметил, что Каракутан его не слушает, выражение лица рассеянное, какое-то хмурое.— Эй, что это у тебя такое мрачное настроение?! — У непьющего Омара от двух бокалов шампанского запылали щеки, голос стал высоким, возбужденным.— Не печалься, давай-ка еще выпьем!
Опять выпили, и тут Каракутан открылся:
— Я понимаю, что ты сам себя утешаешь какими-то теориями, но все же не падай духом. Служба, положение — это грязь на руках, снова налипнет, как говорят казахи, а русские говорят: была бы шея, хомут найдется. Не огорчайся, Омиш...
— Эй, ты о чем?
— Душа из тебя вон! Как будто не знаешь! — рассердился Каракутан, голос его зазвучал твердо и безжалостно.— Я говорю о сообщении вот в этой газете.
— О каком сообщении?
Каракутан с обиженным видом, мол, зачем издеваться, подвинул к Омару лежащую на столе газету. Взгляд сразу упал на информационное сообщение, напечатанное на первой странице: «Товарищ Берденов О. Б. освобожден от обязанностей члена бюро городского комитета партии, членом бюро утвержден председатель исполнительного комитета городского Совета трудящихся товарищ Сарымсаков У. У.».
Омара не хватил удар все из-за его же выдержки. Как будто ничего не случилось, он даже не изменился в лице.
— А-а-а! — произнес он равнодушно, притворился, что давно о нем знает.— Ты это имеешь в виду, что ли? Оставь!
— Тебе, может, и все равно, а мне — нет! — простодушно воскликнул Каракутан.
Омар искренне рассмеялся, он еще не до конца осознал последствия этого неожиданного сообщения.
— Ну, снят-то я, а ты чего переживаешь?
— Я же приехал с сыном в надежде на тебя...
Омар опять засмеялся:
— Не горюй, если змею разрезать даже на три части, у нее останется сила ящерицы. У меня хватит сил устроить жизнь одного способного парня.
— Так бы и сказал, айналайын! — Каракутан сразу засиял. И чем больше сиял Каракутан, тем больше мрачнел Омар. Чем больше пьянел Каракутан, тем больше трезвел Омар.
Вечером следующего дня Альберт Исаевич и Валентина Федоровна пригласили к себе в гости Омара и Сауле. Вечер прошел весело, все были в приподнятом настроении. Омар как мог просто и подробно рассказал о своей теории бесконечности, не без остроумия поведал несколько эпизодов из жизни Эйнштейна. Альберт Исаевич открыл секрет, что давно занимается историей Семиречья. Он пришел к заключению, что Иртыш — одна из его рек. Тут же показал картотеку исторических доказательств своей версии. О главном — о решении пленума и сессии — не раскрыли и рта. Альберт Исаевич, назвав имя первого секретаря обкома, между прочим сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Вот ведь как бывает... Даже вида иного человека не переносишь, а не можешь ему сказать — уйди, не можешь оттолкнуть. Добрый я, видно, человек, подумал Омар, кто меня родичем назовет, перед тем и таю.
— Айналайын, нагаши! Я ходил к вам в горсовет, но, оказывается, вы ушли в отпуск. Кое-кто даже распускает слухи, будто бы вас... э... того... с работы сняли... Не знаешь, кому и верить. Мне-то все равно. Для меня важно, чтобы вы были здоровы, а остальное приложится! — Последние слова он произнес таким искренним тоном, что Омар по-настоящему был ему благодарен.— А искал я вас, чтобы позвать в аул. Поедем, отдохнем, на зеленой травке поваляемся, а? Поехать есть с чем... Места в Тасжаргане сами знаете какие красивые. Сами в прошлый раз назвали их земным раем...
Что он мог сказать на это, кроме слов благодарности? Пообещал, что обязательно поедет, только так и отвязался от Койкелди.
И вот чудом отделавшись от Каракутаиа и Койкелди, он облегченно вздохнул, пришел домой, взял пятую из желтых тетрадей в кожаном переплете, приложил ко лбу, трижды поцеловал, раскрыл, посидел, почитал. До вечера сидел, всю ночь сидел — ничего не вышло. «Неужели плохо выспался? Или подействовали слова Койкелди, что с работы сняли?»—подумал он. Лег в постель, когда забрезжил рассвет, и проспал весь день до заката солнца. Проснулся с головной болью, умылся, привел себя в порядок и опять сел за стол. Просидел весь вечер, просидел ночь, ничего не вышло; караван, который подошел было к самым воротам Города, рожденного миражем, дальше не хотел двигаться, застрял. На первой странице пятой тетради вроде бы на
метилась развязка запутанных узлов; он всеми печенками чует, что осталась совсем незначительная часть пути, ее мог бы одолеть и ягненок. Вот-вот караван подойдет к намеченной цели, и пусть тогда хоть падает на землю без сил. Пусть падает, но пусть дойдет. Два дня он ломал голову, чуть не сломался сам, а караван — караван его мыслей — так и не сдвинулся с места.
Что за беда? Мой мозг утомился или я как ученый выдохся? Неужели, Омар, ты мог выдохнуться почти у самой цели?— мучился он. Перелистал все четыре тетради, разглядывал, анализировал и так и эдак, раскрыл пятую, перечитал первые несколько страниц... И вдруг зазвенело в голове, замельтешило и потемнело в глазах, он еле пришел в себя; конечно же караван уже дошел до места! Заплутался не караван, а сам проводник!
Молодой мужчина, ничем не выдав охватившую его радость, радость творческой победы, лишь встал, потянулся, взглянул в окно и улыбнулся. На этом все ликование и кончилось. Но радость не давала покоя, она искала выхода, чтобы выплеснуться водопадом. И этим выходом оказался звонок Каракутана.
-— Эй, ты куда пропал?! Чего не звонишь?
В ответ голос Каракутана прозвучал невесело, как-то тускло, сплошное бормотание. Но если мы переполнены радостью, разве считаемся с чужим настроением? Омар решил осчастливить родственника своим приходом.
— Я сейчас примчусь к тебе! Мигом! Приготовь шампанское, сегодня будем кутить! — крикнул он в трубку.
Вошедший в раж Омар, не обращая внимания на нахмуренные брови Каракутана, на то, что он поглядывал с удивлением на именитого родича, сам разлил шампанское, выпил. Каракутана заставил выпить коньяк. Опять не заметил, что тот, выпив, брезгливо поморщился. Давай, давай, давил на него. Потом объяснил:
— У меня сегодня счастливый день. Закончил работу. Шесть лет лежала на мне тяжелым грузом. Ты представляешь?! Оказывается, я ее закончил в день твоего приезда, перед самым твоим приходом! — Каракутан не спросил, что за труд. Омар продолжал:—Число восемь знаешь как пишется? Если знаешь, то положи восьмерку на бок. Что получится? Ну и неуч! Даже этого не знаешь! Получится понятие бесконечность. Ясно? Я закончил научный труд об этой самой бесконечности. Я не согласен с определением бесконечности, которое дают современные ученые. Ясно?
Какую это принесет пользу народному хозяйству, трудно сказать, но в науке это новая, оригинальная теория... Ясно? — Он умолк и с удивлением отметил, что Каракутан его не слушает, выражение лица рассеянное, какое-то хмурое.— Эй, что это у тебя такое мрачное настроение?! — У непьющего Омара от двух бокалов шампанского запылали щеки, голос стал высоким, возбужденным.— Не печалься, давай-ка еще выпьем!
Опять выпили, и тут Каракутан открылся:
— Я понимаю, что ты сам себя утешаешь какими-то теориями, но все же не падай духом. Служба, положение — это грязь на руках, снова налипнет, как говорят казахи, а русские говорят: была бы шея, хомут найдется. Не огорчайся, Омиш...
— Эй, ты о чем?
— Душа из тебя вон! Как будто не знаешь! — рассердился Каракутан, голос его зазвучал твердо и безжалостно.— Я говорю о сообщении вот в этой газете.
— О каком сообщении?
Каракутан с обиженным видом, мол, зачем издеваться, подвинул к Омару лежащую на столе газету. Взгляд сразу упал на информационное сообщение, напечатанное на первой странице: «Товарищ Берденов О. Б. освобожден от обязанностей члена бюро городского комитета партии, членом бюро утвержден председатель исполнительного комитета городского Совета трудящихся товарищ Сарымсаков У. У.».
Омара не хватил удар все из-за его же выдержки. Как будто ничего не случилось, он даже не изменился в лице.
— А-а-а! — произнес он равнодушно, притворился, что давно о нем знает.— Ты это имеешь в виду, что ли? Оставь!
— Тебе, может, и все равно, а мне — нет! — простодушно воскликнул Каракутан.
Омар искренне рассмеялся, он еще не до конца осознал последствия этого неожиданного сообщения.
— Ну, снят-то я, а ты чего переживаешь?
— Я же приехал с сыном в надежде на тебя...
Омар опять засмеялся:
— Не горюй, если змею разрезать даже на три части, у нее останется сила ящерицы. У меня хватит сил устроить жизнь одного способного парня.
— Так бы и сказал, айналайын! — Каракутан сразу засиял. И чем больше сиял Каракутан, тем больше мрачнел Омар. Чем больше пьянел Каракутан, тем больше трезвел Омар.
Вечером следующего дня Альберт Исаевич и Валентина Федоровна пригласили к себе в гости Омара и Сауле. Вечер прошел весело, все были в приподнятом настроении. Омар как мог просто и подробно рассказал о своей теории бесконечности, не без остроумия поведал несколько эпизодов из жизни Эйнштейна. Альберт Исаевич открыл секрет, что давно занимается историей Семиречья. Он пришел к заключению, что Иртыш — одна из его рек. Тут же показал картотеку исторических доказательств своей версии. О главном — о решении пленума и сессии — не раскрыли и рта. Альберт Исаевич, назвав имя первого секретаря обкома, между прочим сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137