Райгуль знаком попросила его нагнуться и поцеловала в горячие губы. Поцеловала и убежала в дом.
Наверное, сердце чувствует неминуемую беду. В последнее время оно ноет и ноет, будто плачет. Да... распадется скоро твое гнездо, Анастасия, разлетятся птенчики кто куда. А скорее всего, в родной аул вернутся. Аспанбай и Райгуль любят друг друга, поженятся и уедут, а за ними потянется Гуля. Почему господь дал мне в подруги лишь одиночество? Родного сына потеряла, теперь же, когда одной ногой стою в могиле, лишаюсь и своих приемных детей... А я уж думала, что нашла свою последнюю пристань. Но почему я не угодила судьбе? Чем оставаться на старости лет одинокой и бесприютной, не лучше ли лечь в сырую землю? Старушка не пошла в церковь и не стала покупать икону, это был как бы протест против несправедливости всевышнего, но когда Аспанбай здоровым вернулся из больницы, она не вытерпела и, повернувшись лицом в угол, опять стала беседовать с создателем. Прости меня, господи, не оставь без своих милостей рабу Анастасию. Не так уж много я прошу у тебя. Дай крепкого здоровья моей падчерице Маше, освети дорогу Рае, пусть будет здоровым Аспанбай, не обидь и Гулю, создатель! Помоги ей найти ту дорогу в жизни, которую она заслужила. Особенно, прошу тебя, позаботься об Алике. Сохрани ему здоровье, дай ему долгую жизнь. Постарайся во сто крат вернуть ему то добро, которое он сделал людям. Пусть таким и остается — с чистой душой, веселым нравом. Вот и все, о чем я прошу тебя, создатель, не откажи!
Закончив молитву, Анастасия Ивановна взглянула на Райгуль, которая, собираясь лечь в постель, сидела в одной нижней сорочке. Длинные ее черные волосы были разделены на прямой пробор, на бледном осунувшемся лице выделялись огромные печальные глаза. Анастасия Ивановна в душе так и ахнула: о всевышний, да ведь она вылитая богоматерь! Мадонна! Пусть, всевышний, снизойдет на нее твоя благодать!
Даже когда погасили свет, старушка продолжала просить бога о милости. Она никак не могла уснуть и тут увидела, что Райгуль встала. Босая, в одной сорочке, она с тихим шорохом открыла дверь на «мальчишечью» половину и скрылась за ней.
Старушка давно ожидала, что это случится, и вот случилось! Утром она встала пораньше, вскипятила чай, разогрела вчерашний ужин, накинула на голову платок и вышла за ворота. Когда она, сойдя с трамвая, увидела перед собой церковь, сердце ее сладко заныло. Она вспомнила маленький городок на берегу озера Иссык, маленькую церквушку и колокол, который на закате нежно позванивал, созывая жителей предгорья на молебен. Вспомнила она и как ее сватали. Она помнит, как улыбнулась, увидев своего будущего мужа, он сидел за дощатым столом, вытянувшись, словно проглотил скалку, а дальше в памяти осталось то, как они стояли в церкви перед священником.
Анастасия Ивановна преклонила колени перед божьей матерью и взмолилась:
— О пресвятая богородица, пошли здоровья Машеньке, а если у нее есть дети, то пошли здоровья и им! Пошли здоровье моему внуку, пусть он не будет таким жестоким, как его мать, моя невестка. Убереги от нечисти его ангельскую душу. Дай счастье моей, хоть и не рожденной мною, дочери Раисе, дай здоровья Гуле, Аспанбаю, Алику. Прости нас, грешных, и наставь на путь истинный!
Анастасия Ивановна вернулась домой просветленной и помолодевшей. Райгуль обняла ее за плечи и закружила вокруг себя.
— О, как вы помолодели в церкви! Если каждый раз так будете молодеть, то мы вас скоро выдадим замуж! — смеялась она.
Ребенок еще, подумала старушка, неразумный ребенок. Откуда ей знать, что я прощаюсь с жизнью, прощаюсь с нею самой?..
Поздно вечером она погасила свет и, не снимая той одежды, в которой ходила в церковь, залезла под одеяло, сложила руки на груди, закрыла глаза: «О господи, возьми мою душу, а всех живых не оставь своими милостями!»
Возможно, истинно верующий человек, внушив себе, вот так и может уйти в другой мир, но в это время Райгуль во сне застонала, заплакала. Анастасия Ивановна встала, намочила край полотенца, положила ей на пылающий лоб. Девушка вся пылала. Решив, что следует вызвать врача, Анастасия Ивановна разбудила Аспанбая. Он пришел, сел на край постели Райгуль. Та вздрогнула, открыла глаза, подняла голову, испуганно посмотрела, обвила его шею руками и заплакала. Потом сказала что-то Аспанбаю.
— Что случилось? — спросила Анастасия Ивановна.
Аспанбай смущенно ответил:
— Она видела во сне, что я умер...
— Да убережет тебя господь! — перекрестилась старушка.— Значит, долгая у тебя будет жизнь!
Когда окно стало светло-голубым и все успокоилось, старушка опять забралась под одеяло и только произнесла: «О господи!» — как послышался стук в ворота. Наверно, к Абдулле-турку кто-то приехал, решила Анастасия Ивановна и опять произнесла: «О господи...»
Раздался тихий стук. Старушка взглянула в окно и в ужасе закрыла глаза: на синем стекле вырисовывалась тень. Черная тень в виде огромного креста! А-а... вот как приходит смерть! — она приготовилась отдать богу душу, но в окно опять постучали, и тут же послышалось:
— Простите, пожалуйста... Анастасия Ивановна здесь живет? — Это был голос падчерицы Машеньки.
Боже, какое обличье принимает курносая, содрогнулась старуха, но что это? Опять голос Машеньки, да так похож! Неужели она сама? Но откуда ей тут взяться? Нет, это смерть меня кличет. Анастасия Ивановна прислушалась и закричала что было сил, не помня себя от радости:
— Машенька!
Она бросилась к двери, и через минуту темная мазанка превратилась в шумный базар. Когда две женщины стали говорить, перебивая друг друга и утирая слезы, голубое алма-атинское утро как бы прислушивалось к ним с тихой печалью-радостью. Проснулись и молодые. Оказалось, что приехала падчерица Машенька из Фрунзе. Хотя имя ее произносилось с окончанием на «енька», это была грузная, пожилая, седая женщина. Было трогательно смотреть на громоздкую тетушку в платке, плачущую как ребенок. Когда обе женщины немного пришли в себя от потрясения, Машенька кое-что рассказала. Невестка Анастасии Ивановны написала, что свекровь разобиделась и уехала во Фрунзе. Машенька стала ждать Анастасию Ивановну, время шло, но той все не было. Хотела заявить в милицию, мол, пропал человек, но тут получила письмо с почтового отделения (она назвала отделение, где работала Райгуль), какая-то девушка просила сообщить, приносят ли пенсию на имя Анастасии Ивановны Лопатиной, и если приносят, то пусть переведут по такому-то адресу.
Машенька так волновалась, так боялась снова потерять свою дорогую мачеху, что тут же стала торопить Анастасию Ивановну: одевайся, поехали! Но Анастасия Ивановна сразу уехать не согласилась:
Ж
— Как же так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Наверное, сердце чувствует неминуемую беду. В последнее время оно ноет и ноет, будто плачет. Да... распадется скоро твое гнездо, Анастасия, разлетятся птенчики кто куда. А скорее всего, в родной аул вернутся. Аспанбай и Райгуль любят друг друга, поженятся и уедут, а за ними потянется Гуля. Почему господь дал мне в подруги лишь одиночество? Родного сына потеряла, теперь же, когда одной ногой стою в могиле, лишаюсь и своих приемных детей... А я уж думала, что нашла свою последнюю пристань. Но почему я не угодила судьбе? Чем оставаться на старости лет одинокой и бесприютной, не лучше ли лечь в сырую землю? Старушка не пошла в церковь и не стала покупать икону, это был как бы протест против несправедливости всевышнего, но когда Аспанбай здоровым вернулся из больницы, она не вытерпела и, повернувшись лицом в угол, опять стала беседовать с создателем. Прости меня, господи, не оставь без своих милостей рабу Анастасию. Не так уж много я прошу у тебя. Дай крепкого здоровья моей падчерице Маше, освети дорогу Рае, пусть будет здоровым Аспанбай, не обидь и Гулю, создатель! Помоги ей найти ту дорогу в жизни, которую она заслужила. Особенно, прошу тебя, позаботься об Алике. Сохрани ему здоровье, дай ему долгую жизнь. Постарайся во сто крат вернуть ему то добро, которое он сделал людям. Пусть таким и остается — с чистой душой, веселым нравом. Вот и все, о чем я прошу тебя, создатель, не откажи!
Закончив молитву, Анастасия Ивановна взглянула на Райгуль, которая, собираясь лечь в постель, сидела в одной нижней сорочке. Длинные ее черные волосы были разделены на прямой пробор, на бледном осунувшемся лице выделялись огромные печальные глаза. Анастасия Ивановна в душе так и ахнула: о всевышний, да ведь она вылитая богоматерь! Мадонна! Пусть, всевышний, снизойдет на нее твоя благодать!
Даже когда погасили свет, старушка продолжала просить бога о милости. Она никак не могла уснуть и тут увидела, что Райгуль встала. Босая, в одной сорочке, она с тихим шорохом открыла дверь на «мальчишечью» половину и скрылась за ней.
Старушка давно ожидала, что это случится, и вот случилось! Утром она встала пораньше, вскипятила чай, разогрела вчерашний ужин, накинула на голову платок и вышла за ворота. Когда она, сойдя с трамвая, увидела перед собой церковь, сердце ее сладко заныло. Она вспомнила маленький городок на берегу озера Иссык, маленькую церквушку и колокол, который на закате нежно позванивал, созывая жителей предгорья на молебен. Вспомнила она и как ее сватали. Она помнит, как улыбнулась, увидев своего будущего мужа, он сидел за дощатым столом, вытянувшись, словно проглотил скалку, а дальше в памяти осталось то, как они стояли в церкви перед священником.
Анастасия Ивановна преклонила колени перед божьей матерью и взмолилась:
— О пресвятая богородица, пошли здоровья Машеньке, а если у нее есть дети, то пошли здоровья и им! Пошли здоровье моему внуку, пусть он не будет таким жестоким, как его мать, моя невестка. Убереги от нечисти его ангельскую душу. Дай счастье моей, хоть и не рожденной мною, дочери Раисе, дай здоровья Гуле, Аспанбаю, Алику. Прости нас, грешных, и наставь на путь истинный!
Анастасия Ивановна вернулась домой просветленной и помолодевшей. Райгуль обняла ее за плечи и закружила вокруг себя.
— О, как вы помолодели в церкви! Если каждый раз так будете молодеть, то мы вас скоро выдадим замуж! — смеялась она.
Ребенок еще, подумала старушка, неразумный ребенок. Откуда ей знать, что я прощаюсь с жизнью, прощаюсь с нею самой?..
Поздно вечером она погасила свет и, не снимая той одежды, в которой ходила в церковь, залезла под одеяло, сложила руки на груди, закрыла глаза: «О господи, возьми мою душу, а всех живых не оставь своими милостями!»
Возможно, истинно верующий человек, внушив себе, вот так и может уйти в другой мир, но в это время Райгуль во сне застонала, заплакала. Анастасия Ивановна встала, намочила край полотенца, положила ей на пылающий лоб. Девушка вся пылала. Решив, что следует вызвать врача, Анастасия Ивановна разбудила Аспанбая. Он пришел, сел на край постели Райгуль. Та вздрогнула, открыла глаза, подняла голову, испуганно посмотрела, обвила его шею руками и заплакала. Потом сказала что-то Аспанбаю.
— Что случилось? — спросила Анастасия Ивановна.
Аспанбай смущенно ответил:
— Она видела во сне, что я умер...
— Да убережет тебя господь! — перекрестилась старушка.— Значит, долгая у тебя будет жизнь!
Когда окно стало светло-голубым и все успокоилось, старушка опять забралась под одеяло и только произнесла: «О господи!» — как послышался стук в ворота. Наверно, к Абдулле-турку кто-то приехал, решила Анастасия Ивановна и опять произнесла: «О господи...»
Раздался тихий стук. Старушка взглянула в окно и в ужасе закрыла глаза: на синем стекле вырисовывалась тень. Черная тень в виде огромного креста! А-а... вот как приходит смерть! — она приготовилась отдать богу душу, но в окно опять постучали, и тут же послышалось:
— Простите, пожалуйста... Анастасия Ивановна здесь живет? — Это был голос падчерицы Машеньки.
Боже, какое обличье принимает курносая, содрогнулась старуха, но что это? Опять голос Машеньки, да так похож! Неужели она сама? Но откуда ей тут взяться? Нет, это смерть меня кличет. Анастасия Ивановна прислушалась и закричала что было сил, не помня себя от радости:
— Машенька!
Она бросилась к двери, и через минуту темная мазанка превратилась в шумный базар. Когда две женщины стали говорить, перебивая друг друга и утирая слезы, голубое алма-атинское утро как бы прислушивалось к ним с тихой печалью-радостью. Проснулись и молодые. Оказалось, что приехала падчерица Машенька из Фрунзе. Хотя имя ее произносилось с окончанием на «енька», это была грузная, пожилая, седая женщина. Было трогательно смотреть на громоздкую тетушку в платке, плачущую как ребенок. Когда обе женщины немного пришли в себя от потрясения, Машенька кое-что рассказала. Невестка Анастасии Ивановны написала, что свекровь разобиделась и уехала во Фрунзе. Машенька стала ждать Анастасию Ивановну, время шло, но той все не было. Хотела заявить в милицию, мол, пропал человек, но тут получила письмо с почтового отделения (она назвала отделение, где работала Райгуль), какая-то девушка просила сообщить, приносят ли пенсию на имя Анастасии Ивановны Лопатиной, и если приносят, то пусть переведут по такому-то адресу.
Машенька так волновалась, так боялась снова потерять свою дорогую мачеху, что тут же стала торопить Анастасию Ивановну: одевайся, поехали! Но Анастасия Ивановна сразу уехать не согласилась:
Ж
— Как же так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137