«Элизабет, вернись! Для всех изгнанников будет лучше, если ты умрешь! Не слушай двуликую паучиху! Вернись назад и прыгай! Прыгай!»
Под деревьями валялись апельсины; видно, Бреда не пользовалась услугами рамапитеков. Аромат цедры смешивался с цветочным; деревья цвели и одновременно плодоносили. Элизабет потянулась за свисающим с ветки плодом.
Умственные призывы достигли кульминационной точки:
«Стой! Не упускай свой шанс, Элизабет! Из комнаты без дверей не сбежишь! Вернись! Прыгай! Вернись!..»
«УМРИ!»
– Хлоп-плюх-щелк-бульк! Ну слава Богу, убрались!
– Теперь они поняли, что ты в курсе их происков, – объявила Бреда в полный голос.
– Рано или поздно они должны были это понять. Лучше раньше.
– Они предпримут новую атаку, с удвоенной силой. У королевы Нантусвель более двухсот отпрысков.
– Пусть попробуют. Агрессия будет безрезультатна, даже если они тысячекратно увеличат усилия. Ох уж эти ваши торквесы! Им никогда не достичь настоящей умственной синергии! Они даже не могут сплотить силы для коллективного броска. Они примитивны и рассредоточены – не в фазе, не в фокусе, вне своего собственного кольца… Надеюсь, вам понятен мой фразеологизм.
«О высокомерное равнодушие, о жестокая гордыня!»
Элизабет проигнорировала невысказанный упрек. Сегодня все ее раздражало. Пока они шли к белой вилле, она очистила апельсин и стала есть его, дольку за долькой. Мякоть плода в лунном свете казалась темной, что еще больше усилило ее дурное настроение: кровавый апельсин.
– На недомолвках далеко не уедешь, Бреда, – довольно резко произнесла Элизабет. – Я никогда не была сильна в дипломатических играх. Хочу точно знать, на чьей вы стороне и чего хотите от меня. К примеру, что такое ваша комната без дверей?
– Ты зря боишься. Такую, как ты, в ней не удержать. Но она оградит от клана твое тело и душу. Мы… могли бы обучать друг друга. Времени у нас предостаточно, почти два месяца до Битвы, которая, по моим прогнозам, многое решит.
Оставшиеся дольки апельсина выпали из пальцев Элизабет. Она замедлила шаг на небольшой лужайке перед виллой. Дом Бреды не светился феерическими огнями, как остальные здания Мюрии, зато пленял античной простотой линий, подчеркнуто стройными стволами кипарисов. Жилище было под стать его таинственной хозяйке: ни одного входа.
Полузакрытое респиратором лицо Супруги Корабля обратилось к ней, как бы говоря: мы с тобой изгнанницы более, чем остальные.
– А что, если попытка союза двух умов окажется неудачной? – спросила Элизабет.
– Тогда ты сделаешь то, что тебе предназначено, – нимало не смутившись, ответила Бреда. – Пойдем!
Бок о бок они пересекли лужайку, взошли под портики, сквозь гладкую мраморную стену проникли в обитель покоя и мира.
Элизабет невольно вздохнула. Ее окутала умственная и физическая тишина, некогда вызывавшая у нее такую тревогу в Метафизическом институте на Денали, где врачи тщетно пытались восстановить контакт с ее регенерированным мозгом. А нынче… до чего же благодетельна тишина! Она действительно отгородила от визга, рева, гула, нелепого бормотания немощных умов, вознамерившихся в своей наивной наглости опрокинуть все ее заслоны. Конечно, ничего у них не выйдет, но уж слишком назойлива какофония… В Галактическом Содружестве в условиях подавляющей гармонии Единства она бы, может, и не заметила вторжения. А здесь до сего момента она знала лишь одно спасение: огненный кокон, последнее и страшное прибежище страдающей, эгоцентрической души.
И вдруг такое…
– Нравится тебе моя комната? – спросила Бреда.
– Нравится, – улыбнулась Элизабет.
Экзотическая леди опустила свой респиратор.
– Здесь ощущаешь спокойствие, близкое к эйфории, не только от повышенного давления кислорода, но и оттого, что вход сюда заказан всем, кроме меня и моих гостей.
Если в архитектуре дома преобладала строгость геометрических линий, то внутренние перегородки изгибались причудливыми арками и сводами, уходящими в бесконечность. Стены были окрашены в темно-синий цвет с тонкими, замысловатыми вкраплениями ярко-красного и серебряного, создающими эффект морской глубины. Внимание Элизабет привлекли две картины-проекции на космические сюжеты: одна изображала закрученную спиралью галактику, покоящуюся на огромных вытянутых руках, другая – неведомую планету, где высокие хребты перемежались озерами, залитыми лунным сиянием.
Простая темная мебель почти сливалась со стенами. На полках буфетов громоздились системы видеотелефонной связи местного изобретения; возле высоких и длинных диванов были рассыпаны какие-то бесформенные чурбачки – видимо, подставки для ног. Подсвеченный тремя синими лампочками, взору открывался на стене кусок лепнины – полуабстрактное изображение женской фигуры. В середине комнаты (вернее, на том месте, которое можно было бы считать серединой, если бы стены не приближались и не удалялись, по мере того как присутствующие сосредоточивали на них взгляд или рассеивали свое внимание) помещалось главное ее украшение – низкий овальный стол молочно-белого цвета. По обе стороны стола тянулись две низкие скамьи, на столе стояло серебряное изваяние. Элизабет приняла изваяние за модель какого-то одноклеточного организма типа радиолярии.
– Портрет моего Корабля, – объяснила Бреда. – Сядем. Для начала я расскажу тебе о нашем путешествии.
– Хорошо. – Элизабет села, до боли сцепив пальцы и удерживая в мозгу непроницаемые заслоны. На протяжении всей речи собеседницы она ни разу не взглянула ни на нее, ни на ее диковинную комнату, а задумчиво созерцала небольшой бриллиант в колечке на своей правой руке.
Давным-давно, рассказывала Бреда, в нашей далекой галактике, на маленькой планете, вращающейся вокруг желтого солнца, жила некая разумная раса. Имея одну-единственную телесную форму и одну умственную модель, эта раса достигла стадии письменной истории. За тысячелетия ее наука и техника поднялись на такой уровень, что позволили сконструировать гравитационно-магнитные аппараты, развивающие скорость, близкую к скорости света. Тогда началась колонизация соседних планет и было основано федеративное государство. Но вскоре разразилась межзвездная война, на долгие годы отделившая колонии от метрополии не только пространственными, но и культурными безднами. Лишь один из дочерних миров – моя родная планета Лин – сумел наладить ограниченные пределами нашей солнечной системы связи с космосом с помощью простейших реактивных двигателей.
На центральной планете под названием Дуат великая война также вызвала прискорбные перемены. Нарушенный экологический баланс почвы и атмосферы привел к полной трансформации климата и рельефа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108