В шесть часов утра зазвонил телефон в доме доктора Уилсона и
запинающийся голос с сильным иностранным акцентом попросил доктора заехать
ко мне домой и вывести меня из состояния глубокого обморока. Это звонок - а
он пришел по междугородной линии - был сделан, как впоследствии установила
полиция, из телефонной будки на северном вокзале Бостона; что же до
странного иноземца, то никаких следов его существования обнаружено не было.
Когда доктор прибыл ко мне домой, он нашел меня полулежащим в мягком
кресле посреди гостиной. Я был без сознания. На полированной поверхности
стола, придвинутого почти вплотную к креслу, остались царапины и вмятины,
указывавшие на то, что здесь прежде стоял какой-то сравнительно крупный и
массивный предмет. Необычного аппарата в доме не оказалось и никаких
известий о нем с тех пор не поступало. Несомненно, ночной пришелец забрал
аппарат с собой.
В камине домашней библиотеке была найдена целая гора еще теплого пепла,
очевидно, оставшегося после сожжения всех - до мельчайшего клочка - бумаг,
на которых остались мои записи, сделанные с момента наступления амнезии. Мое
дыхание внушило доктору Уилсону некоторые опасения, но после подкожной
инъекции оно выровнялось и стало спокойней.
В одиннадцать часов пятнадцать минут утра 27 сентября мое тело начало
шевелиться, а на застывшем, как маска, лице стало проглядывать живое
выражение. Доктор Уилсон обратил внимание на то, что выражение это больше
напоминало мой первоначальный облик, чем облик, характерный для моего "alter
ego". Около половины двенадцатого я произнес несколько звуковых сочетаний,
мало походивших на человеческую речь. Казалось, я веду борьбу с чем-то
внутри себя. Наконец уже после полудня - к тому времени в доме появились
отпущенные мной накануне служанка и экономка - я заговорил по-английски:
- ...Среди ортодоксальных экономистов того периода мы можем выделить
Джевонса как типичного представителя преобладавшей тогда тенденции к
соотнесению казалось бы далеких друг от друга научных понятий. Он, в
частности, пытался установить связь между экономическими циклами процветания
и депрессии и циклическим образованием и исчезновением пятен на поверхности
Солнца, что можно считать своего рода вершиной подобных...
Натаниэль Уингейт Пизли вернулся - нелепый призрак из прошлого, на
временной шкале которого все еще значилось майское утро 1908 года,
университетская аудитория и ряды студентов-первокурсников, не сводящих глаз
с обшарпанного стола на лекторской кафедре.
2
Мое возвращение к нормальной жизни оказалось трудным и болезненным
процессом. Потеря пяти лет создает в этом плане гораздо больше проблем, чем
это можно себе представить на первый взгляд, а в моем случае имелось еще
множество дополнительных сложностей.
Все, что я узнал о своих действиях в период с 1908 года, крайне меня
озадачило и огорчило, но я постарался смотреть на эти вещи философски.
Поселившись со своим вторым сыном, Уингейтом, в доме на Крэйн-стрит, я
попытался возобновить преподавательскую деятельность - моя прежняя
профессорская должность была любезно предложена мне руководством колледжа.
Я вышел на работу в феврале 1914 года и продержался несколько
семестров, к этому времени окончательно убедившись в том, что последние пять
лет не прошли даром для моего здоровья. Хотя мои умственные способности как
будто не пострадали - по крайней мере я очень хотел бы на это надеяться -
и личность моя восстановилась во всей ее цельности, я не мог сказать того же
о своих нервах. Меня часто преследовали неясные тревожащие сны, порой мне в
голову приходили идеи самого странного свойства, а когда начавшаяся мировая
война направила мои мысли в историческую плоскость. я вдруг обнаружил, что
рассматриваю события прожитого с какой-то совершенно необычной - чтоб не
сказать неприемлемой для нормального человека - точки зрения.
Мои представления о времени - в частности, моя способность проводить
грань между последовательным и одновременным - казались отчасти
нарушенными; у меня иногда появлялись химерические идеи о возможности, живя
в каком-то конкретном временном промежутке, перемещать при этом свое
сознание в пределах вечности с целью непосредственного изучения как прошлых,
так и будущих веков.
В связи с продолжающейся войной у меня порой возникало такое чувство,
будто я могу вспомнить некоторые из ее весьма отдаленных последствий -
словно я уже знал ее итоги и мог смотреть на нее ретроспективно, владея
информацией о событиях, которым еще только предстояло свершиться. Все эти
псевдо-воспоминания сопровождались приступами сильной боли и ощущением
искусственного психологического барьера, отделяющего их от остальных
участков моей памяти.
Когда я в разговорах с другими пробовал осторожно намекнуть на эти свои
впечатления, ответная реакция была самой разной. Иные глядели на меня
подозрительно, иные с оттенком сожаления, а некоторые мои знакомые с
математического факультета сразу подхватили тему и сообщили мне о новых
открытиях в теории относительности, тогда обсуждавшихся в узких научных
кругах и лишь позднее получивших широкую известность. Доктор Альберт
Эйнштейн, сказали они, скоро уже низведет понятие времени до статуса одного
из нескольких обычных измерений, свободное перемещение в пределах которого
будет не так уж и невозможно.
Между тем причуды расстроенного воображения захватывали меня все
больше, что повлекло за собой мой уход с работы в 1915 году. Некоторые из
ощущений начали приобретать раздражающую отчетливость - мне все чаще
приходила в голову мысль о том, что моя амнезия была своего рода
насильственным обменом, что мое второе "я" было в действительности некой
внешней силой, происходившей из далеких и неведомых нам сфер, и что моя
собственная личность была подвергнута одновременному встречному перемещению.
Так я постепенно перешел к размышлениям на весьма скользкую и опасную
тему, а именно - о местопребывания моей настоящей личности в те годы, когда
чья-то чужая воля распоряжалась моей физической оболочкой. Необычный круг
интересов и странное поведение этого "временного владельца" беспокоили меня
все сильнее, и я продолжал выискивать все новые и новые подробности в
газетах и журналах тех лет, а также в свидетельствах очевидцев.
Оказалось, что многие связанные с этим делом странности каким-то жутким
образом сочетались с расплывчатыми и туманными образами, которые иной раз
возникали в моем мозгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27