Моя собственная семья мало отличалась в этом смысле от всех прочих. С
момента моего странного пробуждения жена воспринимала меня с крайним ужасом
и неприязнью, утверждая, что будто видит во мне кого-то чужого и абсолютно
ей неизвестного, вселившегося в тело ее супруга. В 1910 году она оформила
официальный развод и даже позднее, после возвращения меня в нормальное
состояние в 1913 году, категорически отказывалась со мной встречаться. Точно
так же относились ко мне мой старший сын и дочь - совсем еще дитя; никого
из них с тех пор я не видел.
И лишь мой второй сын Уингейт нашел в себе силы преодолеть страх и
отвращение, вызванные случившейся со мной переменой. Он также чувствовал во
мне чужака, но, несмотря на свой малый возраст - ему тогда было лишь восемь
лет - сохранял надежды на то, что однажды мое настоящее "я" вернется в свою
телесную оболочку. Когда это и впрямь произошло, он немедленно меня разыскал
и вскоре законным порядком перешел под мою опеку. Все последующие годы он
оказывал посильную помощь в моих изысканиях, и сегодня, в возрасте тридцати
пяти лет, он носит уже звание профессора в Мискатоникском университете.
Но в период амнезии я ничуть не удивлялся и почти не обращал внимания
на страх и ненависть, которые сеял вокруг себя - ибо сознание, голос и
выражение лица того существа, что проснулось 15 мая 1908 года, на самом деле
не имело ничего общего с Натаниэлем Уингейтом Пизли.
Я не собираюсь рассказывать здесь во всех подробностях о своей жизни с
1908 по 1913 год - желающие могут ознакомиться с ними, просмотрев подшивки
старых газет и научных журналов, как поступил позднее и я сам. Скажу лишь,
что, будучи признан в целом вменяемым и допущен к пользованию своими
денежными средствами, я расходовал их достаточно рачительно, большей частью
на путешествия и на занятия в различных центрах науки и культуры.
Путешествия мои, однако, никак нельзя было отнести к разряду обычных - как
правило, я надолго исчезал в самых отдаленных и пустынных уголках планеты.
Так, в 1909 году я провел месяц в Гималаях, а в 1911 привлек внимание
прессы своим походом на верблюдах вглубь неисследованных пустынь Аравийского
полуострова. Что происходило во время этих экспедиций - навсегда осталось
загадкой, в том числе теперь и для меня самого.
Летом 1912 года я зафрахтовал судно, на котором предпринял плавание в
арктические широты на север от Шпицбергена, по возвращении откуда выказывал
явные признаки разочарования. В конце того же года я в полном одиночестве
провел несколько недель в громадном комплексе известковых пещер в Западной
Виргинии, намного превзойдя по продолжительности экспедиции как своих
предшественников, так и всех позднейших исследователей. Система этих
лабиринтов столь запутана, что проследить мой маршрут в их глубинах не
представляется возможным.
Говоря о моих научных занятиях, нельзя не отметить необычайно высокие
темпы усвоения информации; судя по всему, интеллектуальные возможности моей
второй личности на несколько порядков превосходили мои собственные - те,
что были изначально даны мне природой. Скорость чтения и работоспособность
были просто феноменальными. Я мог запомнить во всех подробностях содержание
книги, лишь бегло перелистав ее страницы, а моя способность мгновенно
разгадывать сложнейшие умопостроения и извлекать из них самую суть
производила на ученых мужей воистину потрясающий эффект.
Время от времени в газетах появлялись статьи почти скандального
характера, в которых утверждалось, будто я могу по своей воле изменять и
направлять мысли и действия других людей, хотя я, безусловно, старался не
злоупотреблять этим опасным даром.
Другие сообщения подобного рода касались моих близких сношений с
представителями различных оккультных обществ, а также учеными, которых не
без основания подозревали в связях с некими мистическими сектами, ведущими
свое происхождение с древнейших времен. Все эти слухи, не получившие тогда
реального подтверждения, в значительной мере провоцировались моим
пристрастием к чтению трудов весьма сомнительного содержания - ведь
справляясь в библиотеке о редких старинных книгах, практически невозможно
сохранить это дело в тайне.
Имеются свидетельства - подкрепленные в свою очередь заметками на
полях книг - того, что я очень внимательно изучил такие произведения, как
"Cultes des Goules" графа д'Эрлетта, "De Vermis Mysteriis" Людвига Принна,
"Unaussprechlichten Kulten" фон Юнцта, уцелевшие фрагменты из загадочной
"Книги Эйбона", а также "Necronomicon" безумного араба Абдул Альхазреда. И
потом, ни для кого не являлась секретом беспрецедентная активизация
всевозможных магических и сатанинских культов как раз в период моего
странного превращения.
К лету 1913 года я начал проявлять признаки апатии и не раз намекал на
какие-то грядущие перемены в моем состоянии. Я говорил, что во мне начинают
пробуждаться воспоминания о прежней жизни - правда, большинство знакомых
считали это обычной уловкой, ибо все мои откровения касались лишь тех
фактов, которые могли быть позаимствованы из моей частной переписки прошлых
лет.
В середине августа я вернулся в Аркхэм и поселился в своем давно уже
пустовавшем доме на Крэйн-стрит, Там я установил необычный по внешнему виду
прибор, собранный по частям различными фирмами-изготовителями научной
аппаратуры в Европе и Америке и тщательно охраняемой от взоров специалистов,
могущих сделать какие-нибудь догадки о его назначении.
Те, кто видел этот прибор - привезший его рабочий, служанка и новая
экономка - в один голос утверждали, что это была ни с чем не сравнимая
мешанина из рычагов, колес и зерцал, высотой не более двух футов, шириной и
длиной в один фут. Выпуклое центральное зеркало аппарата имело идеально
круглую форму. Все эти сведения впоследствии подтвердились изготовителями
каждой отдельной детали из числа упомянутых в описании.
Вечером в пятницу 26 сентября я отпустил экономку и прислугу до
следующего полудня. Допоздна в доме горел свет, и я находился там не один -
соседи видели, как к крыльцу подкатил на автомобиле худой темноволосый
мужчина, в котором по каким-то неуловимы приметам безошибочно угадывался
иностранец.
Последний раз свет в окнах видели около часу ночи. В два часа
пятнадцать минут совершавший обход полицейский заметил, что автомобиль все
еще стоит у обочины тротуара; в доме было темно. При повторном обходе около
четырех часов автомобиля на месте не оказалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27