Я в панике пустился бежать наугад, не разбирая дороги, запинаясь,
падая и разрывая одежду о выступы полузасыпанных песком каменных блоков, в
результате чего и приобрел столь плачевный вид. Должно быть, я проспал
довольно долго, судя по тому, что сейчас было уже утро.
Я не вдавался в подробности относительно мною увиденного - будь то
наяву или во сне - и был крайне сдержан, когда речь заходила на эту тему.
Однако я заявил о необходимости изменить план дальнейших работ и настаивал
на том, чтобы не продолжать раскопки в северо-восточном направлении.
Аргументация моя была не очень-то убедительной - я ссылался на
постепенное уменьшение числа блоков, на нежелание раздражать и пугать
суеверных рабочих, на возможное сокращение поступающих из колледжа средств и
на другие столь же нелепые и не относящиеся к делу вещи. Как и следовало
ожидать, никто не воспринял всерьез мои слова - даже мой сын, который был
заметно обеспокоен состоянием моего здоровья.
Весь следующий день я провел в лагере или его окрестностях, ни разу не
приблизившись к месту проведения раскопок. Я решил как можно скорее
возвратиться домой, поскольку не мог больше поручиться за своя нервы, и взял
с Уингейта обещание перевезти меня самолетом в Перт - около тысячи миль на
юго- запад отсюда - сразу же после завершения им воздушной разведки того
участка пустыни, где я накануне провел ночь.
Я рассуждал следующим образом: если ему удастся обнаружить какие-либо
признаки того, что я видел ночью, я - невзирая на риск быть осмеянным -
категорически воспротивлюсь продолжению раскопок. В этом случае на моей
стороне наверняка окажутся рабочие, и без того уже напуганные зловещими
предсказаниями туземцев. Поддавшись на мои уговоры, сын вскоре после обеда
совершил облет указанного района, не найдя там абсолютно ничего интересного.
Вновь повторилась та же история, что и с базальтовым блоком - движение
песков начисто скрыло все следы. В тот момент я даже пожалел, что утерял во
время бегства одно вещественное доказательство - сейчас я благословляю эту
потерю, позволившую мне надеяться на иллюзорность моих ночных впечатлений.
Дай Бог, чтобы эта дьявольская бездна никогда и ни перед кем больше не
открылась.
Уингейт доставил меня в Перт 20 июля, отказавшись, однако, свернуть
экспедицию и возвратиться в Америку вместе со мной. Он пробыл в городе до
25-го, дождавшись отплытия моего парохода. Сейчас, сидя в каюте
"Императрицы", я снова и снова обдумываю случившееся и каждый раз прихожу к
выводу, что по крайней мере он, мой сын, должен знать все. Последующая
судьба этих записок будет зависеть только от него.
В то же время в расчете на возможного постороннего читателя,
незнакомого с предысторией описываемых событий, я начал свое повествование
издалека и вот только теперь подхожу к рассказу о том, что я увидел за
несколько страшных часов, проведенных в ту ночь за пределами лагеря.
Влекомый, казалось, какой-то неумолимой силой, я шел прямо на
северо-восток по залитой лунным светом пустыне. То и дело мне попадались на
глаза торчавшие из песка обломки монументальных сооружений - свидетели
неизмеримо далеких времен и канувших в вечность цивилизаций. Один лишь вид
этих чудовищных глыб действовал на меня угнетающе; я постоянно возвращался
мыслями к своим снам, к дремучим легендам, служившим им первоосновой, и к
навязчивым страхам, которые порождала эта пустыня в умах суеверных туземцев
и даже многих местных жителей из числа европейцев.
Я шел, не отклоняясь от взятого направления, как будто имел впереди
обозначенную кем-то цель; дикие фантазии, неясные побуждения и обрывки
псевдовоспоминаний кружились в моей голове сплошным хороводом. Я думал о
странно знакомых мне очертаниях, увиденных однажды моим сыном с воздуха - я
как- будто нащупал дверцу в глухой стене, перегораживавшей мою память, но
чужая, неведомая сила препятствовала моему проникновению в запретную
область.
Ночь была тиха и неподвижна, мертвенно-бледные валы песка плавно
опускались и поднимались передо мной, как застывшие волны моря. Я продолжал
двигаться строго по прямой, а между тем призраки снов, возникая из глубины
моего сознания, выстраивали разбросанные по пустыне обломки в ровные гладкие
стены; бесконечные комнаты и галереи гигантских доисторических зданий
проходили перед моим затуманенным взором, резные символы и иероглифы
пытались мне что-то сказать на забытом языке Великой Расы.
Моментами мне казалось, что я вижу огромные конические фигуры, деловито
перемещающиеся по просторным каменным залам, и тогда я не решался опустить
глаза на свое, быть может, такое же безобразное тело. Одновременно я не
переставал видеть бескрайнюю равнину, усеянную останками древних монолитов;
свет луны сливался со светом круглых кристаллических ламп, а над пейзажем
пустыни раскачивались ветви древовидных папоротников - сон и явь причудливо
переплетались друг с другом. Я не знаю, как долго я шел и насколько удалился
от лагеря к той минуте, когда впервые заметил множество массивных блоков,
обнаженных, вероятно, сильным дневным ветром. Это было самое крупное из всех
прежде найденных нами скоплений монолитов - один лишь вид его мгновенно
рассеял смыкавшийся вокруг меня мир фантастических снов.
Я вновь находился среди ночной пустыни, свет луны отбрасывал резкую
тень от раскинувшихся передо мной развалин. Я подошел ближе и осветил
фонарем груду блоков и более мелких фрагментов кладки, имевшую в плане
форму, неправильного круга диаметром около сорока футов и высотой от двух до
восьми футов.
Я сразу почувствовал, что эти камни чем-то отличаются от прочих своих
собратьев. Дело было не только в их беспрецедентном количестве, но и в
характере узоров, обнаруженных мной на их поверхностях. Ни один из этих
блоков в отдельности не представлял собой ничего особо замечательного, но
пробежав взглядом по всему уцелевшему ряду кладки, я уловил какой-то слабый
проблеск, какой-то импульс, пришедший из дальних областей моей памяти.
Да, вот оно - уцелевший ряд кладки. Впервые я столкнулся с монолитами,
находящимися в их изначальной позиции, и смог убедиться в том, что элементы
декоративного оформления каждого из них являлись не чем-то вполне
автономным, а все в совокупности служили единому замыслу своих создателей.
Выбрав подходящее место, я вскарабкался наверх, по ходу дела очищая от
песка отдельные блоки и мучительно пытаясь вникнуть в содержание начертанных
на них линий и контуров, различных по форме, размерам и стилю исполнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
падая и разрывая одежду о выступы полузасыпанных песком каменных блоков, в
результате чего и приобрел столь плачевный вид. Должно быть, я проспал
довольно долго, судя по тому, что сейчас было уже утро.
Я не вдавался в подробности относительно мною увиденного - будь то
наяву или во сне - и был крайне сдержан, когда речь заходила на эту тему.
Однако я заявил о необходимости изменить план дальнейших работ и настаивал
на том, чтобы не продолжать раскопки в северо-восточном направлении.
Аргументация моя была не очень-то убедительной - я ссылался на
постепенное уменьшение числа блоков, на нежелание раздражать и пугать
суеверных рабочих, на возможное сокращение поступающих из колледжа средств и
на другие столь же нелепые и не относящиеся к делу вещи. Как и следовало
ожидать, никто не воспринял всерьез мои слова - даже мой сын, который был
заметно обеспокоен состоянием моего здоровья.
Весь следующий день я провел в лагере или его окрестностях, ни разу не
приблизившись к месту проведения раскопок. Я решил как можно скорее
возвратиться домой, поскольку не мог больше поручиться за своя нервы, и взял
с Уингейта обещание перевезти меня самолетом в Перт - около тысячи миль на
юго- запад отсюда - сразу же после завершения им воздушной разведки того
участка пустыни, где я накануне провел ночь.
Я рассуждал следующим образом: если ему удастся обнаружить какие-либо
признаки того, что я видел ночью, я - невзирая на риск быть осмеянным -
категорически воспротивлюсь продолжению раскопок. В этом случае на моей
стороне наверняка окажутся рабочие, и без того уже напуганные зловещими
предсказаниями туземцев. Поддавшись на мои уговоры, сын вскоре после обеда
совершил облет указанного района, не найдя там абсолютно ничего интересного.
Вновь повторилась та же история, что и с базальтовым блоком - движение
песков начисто скрыло все следы. В тот момент я даже пожалел, что утерял во
время бегства одно вещественное доказательство - сейчас я благословляю эту
потерю, позволившую мне надеяться на иллюзорность моих ночных впечатлений.
Дай Бог, чтобы эта дьявольская бездна никогда и ни перед кем больше не
открылась.
Уингейт доставил меня в Перт 20 июля, отказавшись, однако, свернуть
экспедицию и возвратиться в Америку вместе со мной. Он пробыл в городе до
25-го, дождавшись отплытия моего парохода. Сейчас, сидя в каюте
"Императрицы", я снова и снова обдумываю случившееся и каждый раз прихожу к
выводу, что по крайней мере он, мой сын, должен знать все. Последующая
судьба этих записок будет зависеть только от него.
В то же время в расчете на возможного постороннего читателя,
незнакомого с предысторией описываемых событий, я начал свое повествование
издалека и вот только теперь подхожу к рассказу о том, что я увидел за
несколько страшных часов, проведенных в ту ночь за пределами лагеря.
Влекомый, казалось, какой-то неумолимой силой, я шел прямо на
северо-восток по залитой лунным светом пустыне. То и дело мне попадались на
глаза торчавшие из песка обломки монументальных сооружений - свидетели
неизмеримо далеких времен и канувших в вечность цивилизаций. Один лишь вид
этих чудовищных глыб действовал на меня угнетающе; я постоянно возвращался
мыслями к своим снам, к дремучим легендам, служившим им первоосновой, и к
навязчивым страхам, которые порождала эта пустыня в умах суеверных туземцев
и даже многих местных жителей из числа европейцев.
Я шел, не отклоняясь от взятого направления, как будто имел впереди
обозначенную кем-то цель; дикие фантазии, неясные побуждения и обрывки
псевдовоспоминаний кружились в моей голове сплошным хороводом. Я думал о
странно знакомых мне очертаниях, увиденных однажды моим сыном с воздуха - я
как- будто нащупал дверцу в глухой стене, перегораживавшей мою память, но
чужая, неведомая сила препятствовала моему проникновению в запретную
область.
Ночь была тиха и неподвижна, мертвенно-бледные валы песка плавно
опускались и поднимались передо мной, как застывшие волны моря. Я продолжал
двигаться строго по прямой, а между тем призраки снов, возникая из глубины
моего сознания, выстраивали разбросанные по пустыне обломки в ровные гладкие
стены; бесконечные комнаты и галереи гигантских доисторических зданий
проходили перед моим затуманенным взором, резные символы и иероглифы
пытались мне что-то сказать на забытом языке Великой Расы.
Моментами мне казалось, что я вижу огромные конические фигуры, деловито
перемещающиеся по просторным каменным залам, и тогда я не решался опустить
глаза на свое, быть может, такое же безобразное тело. Одновременно я не
переставал видеть бескрайнюю равнину, усеянную останками древних монолитов;
свет луны сливался со светом круглых кристаллических ламп, а над пейзажем
пустыни раскачивались ветви древовидных папоротников - сон и явь причудливо
переплетались друг с другом. Я не знаю, как долго я шел и насколько удалился
от лагеря к той минуте, когда впервые заметил множество массивных блоков,
обнаженных, вероятно, сильным дневным ветром. Это было самое крупное из всех
прежде найденных нами скоплений монолитов - один лишь вид его мгновенно
рассеял смыкавшийся вокруг меня мир фантастических снов.
Я вновь находился среди ночной пустыни, свет луны отбрасывал резкую
тень от раскинувшихся передо мной развалин. Я подошел ближе и осветил
фонарем груду блоков и более мелких фрагментов кладки, имевшую в плане
форму, неправильного круга диаметром около сорока футов и высотой от двух до
восьми футов.
Я сразу почувствовал, что эти камни чем-то отличаются от прочих своих
собратьев. Дело было не только в их беспрецедентном количестве, но и в
характере узоров, обнаруженных мной на их поверхностях. Ни один из этих
блоков в отдельности не представлял собой ничего особо замечательного, но
пробежав взглядом по всему уцелевшему ряду кладки, я уловил какой-то слабый
проблеск, какой-то импульс, пришедший из дальних областей моей памяти.
Да, вот оно - уцелевший ряд кладки. Впервые я столкнулся с монолитами,
находящимися в их изначальной позиции, и смог убедиться в том, что элементы
декоративного оформления каждого из них являлись не чем-то вполне
автономным, а все в совокупности служили единому замыслу своих создателей.
Выбрав подходящее место, я вскарабкался наверх, по ходу дела очищая от
песка отдельные блоки и мучительно пытаясь вникнуть в содержание начертанных
на них линий и контуров, различных по форме, размерам и стилю исполнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27