8
Ровно неделю спустя после этого праздника умерла двоюродная тетка Сильвии. Необычен был уход из жизни этой женщины. Она уехала сама из дому и поселилась в аристократическом пансионе, содержавшемся в Новом Орлеане одной обедневшей дамой из общества. Старая и больная, она не хотела причинять лишние хлопоты своим близким. Она отказалась также от посещений своих племянников и племянниц, не желая слушать намеков на то, кому достанется ее спальня из розового дерева, миниатюра и детская кроватка в стиле королевы Анны. Всю свою собственность в формальном завещании она отказала внучатой племяннице Сильвии Кассельмен, но с условием, чтобы вещи были предоставлены в ее распоряжение, лишь когда ей исполнится сорок лет. «Ее будут достаточно баловать, пока она красива, – сказано было в завещании, – а потом ей, быть может, пригодится мой скромный дар». В конце была оговорка, что племянница не должна носить по ней траура, «потому что черное не идет женщинам с карими глазами».
Все это было написано в документе, который должен был быть отправлен на утверждение к представителям власти. К счастью, издатели газет Юга были порядочными людьми, и можно было не опасаться, что они воспользуются этим пикантным завещанием на потеху своих читателей.
Сильвия покорилась странному желанию своей бабки и сочла святым долгом поехать на похороны. Даже плакала. Затем пошли беспрерывной чередой званые обеды, танцевальные вечера, приемы, балы, ужины, охоты, экскурсии в автомобилях, театральные представления. Надо было обладать недюжинным здоровьем, чтобы выдерживать такое напряжение. Когда гасли огни, она с трудом брела к своей кровати со смятым шлейфом в безжизненной руке, с болью в спине и в ногах, втиснутых в узенькие туфельки. Губернатор оказал ей честь, избрав крестной нового лагеря, и в течение десяти дней она вставала с зарей и уезжала верхом с эскортом поклонников на парад и оставалась на шумном, пестром празднике до утра следующего дня.
Сильвия никогда не давала мужчинам своих портретов. Она даже представить себе не могла, чтобы ее портрет стоял или висел в доме более или менее знакомого ей человека. Но однажды тетя Ненни, жена епископа, показала ее портрет издателю одного столичного иллюстрированного журнала, где он и был воспроизведен с подписью: «Королева Юга». Портрет был перепечатан во всех газетах Юга. Слава Сильвии быстро росла. Свита ее пополнялась все новыми и новыми поклонниками, съезжавшимися со всех концов штата в ее родной город. На Юге люди совершенно особые. Я, как зачарованная, долгими часами слушала рассказы Сильвии об этих людях, у которых, по определению Леди Ди, не было другой цели в жизни, как быть любимыми женщинами. Я не могла без ужаса представить себе эти существа, обреченные на вечную погоню за самками, и этих самок, вся жизненная энергия которых уходила на то, чтобы толкать самцов на новые и новые безумства.
И это нравилось мужчинам. Они дорожили больше всего своими успехами у женщин. «Мучайте меня, сколько вам угодно, – говорили они Сильвии, – только позвольте любить вас». И Сильвия с течением времени примирилась с этим и позволяла любить себя. Она научилась играть в любовь, играть с. постоянно усиливавшимся азартом, с лукавством и жаждой победы.
Свою последнюю жертву она мучила бесчисленной сменой настроений, в один и тот же вечер то приближала его к себе, то отталкивала, распаляла, вышучивала и тем приводила его в полное недоумение и замешательство. Он унижался до мольбы о возможности хоть раз поговорить с ней серьезно, и, притворяясь растроганной, она разрешала ему прийти и очаровывала его приветливостью и ласковостью. Жертва неизменно попадала в коварную ловушку. Если это был человек, чем-нибудь выделявшийся из ее многочисленной свиты, исключительно богатый или обладавший какими-нибудь особыми качествами, делавшими его особо заметным, она уже не останавливалась ни перед чем, чтобы довести его до отчаяния. Тогда она требовала доказательств любви, подвергала всевозможным испытаниям. Одного несчастного она отправила куда-то на край света. Он уехал, выдержал экзамен, а когда вернулся, застал Сильвию замужем…
9
Так проводили свои дни молодые девушки в обществе Сильвии. Но, надо сказать, у нее, как у немногих, хватало мужества время от времени восставать против нравов, царивших в ее среде. Она не выносила пьяных людей, хотя пьянство в ее среде и не осуждалось. И, раз дав слово, что не будет танцевать с подвыпившими танцорами, держала его. Два-три человека чем-то задели ее, и она сумела урезонить их с самой отчаянной, безудержною резкостью.
Как сказочная царевна, восседала она на вершине своей беспорочной девственности. В мире было только два человека, кроме отца и дядей, которые могли похвастать тем, что удостоились ее поцелуев. О них будет речь впереди.
Мужчины говорили с ней с мальчишеской откровенностью. Говорили ей все, что думали о ней: «Мисс Сильвия, вы похожи сегодня вечером на вашу розу…»; «Мисс Сильвия, вы скоро увянете – выходите замуж, пока не поздно!..»; «Мисс Кассельмен, я приехал, чтобы убедиться собственными глазам, так ли вы красивы, как мне говорили…»
Она только смеялась: «Вы разочарованы? Вы не находите, что я очаровательна?»
Сильвия научилась обращаться с острейшим в руках женщины оружием, о котором говорила ей Леди Ди, – наивностью. «Берегитесь меня! – предостерегала она беспомощную жертву. – Разве вы не слыхали, что я кокетка? Я не шучу! Мне очень совестно и стыдно, но я ничего с собой поделать не могу. Я жестокое, эгоистичное существо и умышленно разбиваю человеческие сердца – меня это забавляет!» И, конечно, новый поклонник трепетал от восхищения и восклицал: «Посмотрим, что вы со мной сделаете. Я пришлю вам, мисс Сильвия, целую охапку роз, если вы разобьете мне сердце». Чем кончались такие пари, догадаться нетрудно.
У природы против таких жестоких амазонок одна лишь оборона – рано или поздно они сами попадаются в расставляемые другим капканы. Подобно скворцу в поэме Стерна, они, покружив, почирикав, пощебетав, пошалив, покапризничав, облекаются в шелковое платье, газовую фату и ландыши и под нежную музыку «Лоэнгрина» сами входят в золотую клетку. И тогда – хлоп! Дверцы плотно закрываются, и собственник клетки с ружьем в руках встает у дверцы.
10
Но пробил час и для этой гордой девицы: она встретила Франка Ширли. Познакомилась она с ним через Гарриет Аткинсон. Об этой пылкой, решительной особе необходимо сказать несколько слов.
Гарриет Аткинсон была единственной слабостью в ограде приличий и благопристойности, которую родители Сильвии воздвигли вокруг нее. Предки Гарриет были простыми янки. Дед держал ссудную кассу в Бостоне, а отец был директором трамвайного общества и устраивал свои дела при помощи подкупов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61