И я не могу носить всегда эту маску позора. Я отлично понимаю теперь, что продана, как продают вещь с аукциона.
Миссис Тьюис сидела перед ней, как оглушенная внезапным ударом. В жизни она не слыхала таких слов!
– Сильвия, опомнись! – проговорила наконец она. – И ты… ты можешь допустить, чтобы твои любящие, нежные родители…
– Ах, нет, нет! – нетерпеливо прервала ее Сильвия. – Они сами не понимают того, что делают.
– Слушай, Сильвия, – говорила растерявшаяся миссис Тьюис, – умоляю тебя, возьми себя в руки! Постарайся опять успокоиться. Скоро придет отец. Если бы он слышал, что ты говорила мне сегодня, он бы этого не перенес, он лишил бы себя жизни.
7
Миссис Борегард Дебней собиралась приехать в Нью-Йорк, и Сильвия радовалась встрече с подругой. Гарриет, как видно было из ее писем, вполне одобряла решение Сильвии и в необычных для нее патетических выражениях распространялась о счастье, выпавшем на долю Сильвии. Тем не менее Сильвия надеялась, что в разговорах с нею почерпнет силы и отвагу. Свидание с Гарриет было, однако, омрачено одним обстоятельством, к которому Сильвия не была подготовлена, несмотря на тревожные, смутные намеки в письмах подруги. «Не удивляйся, когда увидишь меня, – писала Гарриет, – я была больна и страшно изменилась». Ехала она в Нью-Йорк затем, чтобы посоветоваться с врачами-специалистами насчет какой-то таинственной болезни, смутившей домашних врачей.
И встреча их была далеко не такая радостная, какой представляла ее Сильвия. Она была удручена и много думала в эти дни о перемене, происшедшей с Гарриет. Как-то в разговоре с миссис Тьюис она упомянула, что сказал о Гарриет мистер ван Тьювер, и тетя Варина испуганно воскликнула:
– Не надо было говорить об этом с мистером ван Тьювером!
– Почему, тетя?
– Да, не надо, не надо было говорить!
– Но почему?
– Мне кажется, дорогая, что у Гарриет такая болезнь, о которой не следовало бы говорить с мистером ван Тьювером.
Она подумала немного и нерешительно добавила:
– Это какая-то дурная болезнь!
Сильвия была потрясена. Вот оно что – дурная болезнь!..
Сильвия имела более чем слабое представление о том, что это за дурная болезнь. Она слыхала об одном северном драматурге. Книг его она не читала, так как произведения его считались в ее кругу безнравственными. Но однажды в поезде она прочла в купленном на вокзале номере журнала заметку о пьесе Ибсена, в которой говорилось об одной позорной страшной болезни. Она поняла, что это болезнью мужчины расплачиваются за безнравственную жизнь, и кара эта постигает часто их невинных жен и детей.
Сильвия подумала, конечно, и о своем будущем муже. Как он жил до сих пор? И кто знает, не постигнет ли и ее судьба Гарриет? Об этом никто, очевидно, и не думал. Близкие ее пришли в ужас, узнав о недостойном поступке Франка Ширли. А что предприняли они для того, чтобы убедиться в нравственности ван Тьювера?
Целых три дня Сильвия думала об этом. И, наконец, решила – надо сделать что-нибудь, по крайней мере, переговорить с кем-нибудь. Но с кем?
Она начала с тети Варины. Но что тетя Варина могла объяснить ей о дурных болезнях? Как это узнать? Есть ли какие-нибудь признаки? Тетя Варина только замахала на нее руками. Молодые девушки не спрашивают, не говорят о таких вещах… Но Сильвия решила, что должна выяснить этот вопрос, и уже не могла отказаться от этой мысли. Она написала дяде Базилю. Это ведь ему поручили говорить с ней о будто бы совершенном Франком проступке, стало быть, она может обратиться к нему и с этим щекотливым вопросом. Ей нелегко было написать это письмо. Она изорвала несколько листов бумаги, пока не нашла слова, не оскорблявшие ее слуха. Но она сумела все-таки ясно высказать в своем письме желание, чтобы кто-нибудь из ее близких переговорил об этом с ее будущим мужем.
Сильвия дрожащими пальцами распечатала письмо епископа. Но он выражался еще осторожнее, еще туманнее, чем она. Ван Тьювер, писал он, христианин, и это должно служить ей ручательством в том, что он не сделает никакого зла женщине, которую он так глубоко любит. Если Сильвия согласилась быть его женой, то она и в этом должна доверять ему. Заговорить об этом с ван Тьювером – было бы равносильно нанесению ему смертельной обиды.
Между тем дни Сильвии текли не только в слезах и скорбных мыслях. Напряженная светская жизнь поглощала все ее время. Чуть ли не ежедневно знакомилась она с новыми людьми, а новые люди всегда будили ее любопытство. Она встречалась с нью-йоркской знатью, с людьми, обладавшими такими же состояниями и занимавшими такое же блестящее общественное положение, как и ее будущий муж. Весть о том, что Дуглас ван Тьювер остановил свой выбор на провинциальной девушке из южных штатов, была встречена в этом кругу без восторга. А подробности романа, расцвеченные фантазией хроникеров, произвели на нью-йоркских аристократов неприятное впечатление. И лишь благодаря своей красоте, находчивости и остроумию Сильвии удалось скоро победить царившее против нее предубеждение…
Среди ее новых знакомых были и милые, чуткие люди, с которыми она могла бы и рада была бы подружиться, если бы у нее было время. Но до дружбы ли было в этом беспрерывном вихре развлечений, блестящих балов, пышных обедов, ужинов, завтраков, торжественных приемов? Майор нашел неограниченный кредит для этих последних безумных трат на Сильвию. Ван Тьювер вместе со своей теткой, миссис Гарольд Клайвден, осыпал Сильвию ценными подарками. Она была окружена роскошью, деньги струились золотым потоком, и ей казалось порою, что вся ее настоящая жизнь – сон, сказка из «тысячи и одной ночи».
Приходили старые друзья и грелись с лучах ее лжесчастья… Мисс Аберкромби, воспитавшая ее для светских успехов и побед, поздравляла ее, захлебываясь от радости. Удача Сильвии была самым блестящим аттестатом ее педагогическим талантам, громкой рекламой ее заведению…
Приезжала миссис Винтроп и, закатывая свои мечтательные русалочьи глаза, мистическим шепотом говорила о счастье, ожидающем Сильвию, о важности роли, которую она взяла на себя, и о том, что она должна быть достойной своего высокого удела… Когда она ушла, ван Тьювер, присутствовавший при этом визите, рассмеялся.
– Чему вы смеетесь? – спросила Сильвия.
– Когда вы станете миссис Дуглас ван Тьювер, вы не будете слушать миссис Винтроп с таким почтительным вниманием. Вы поймете позднее, что она всегда хлопочет о себе и, конечно, больше, чем о других. Она ищет связей. Ей необходимо занимать положение в обществе…
Сильвия задумалась.
– Она богата? – спросила она.
– Вот в том-то и дело, что нет, – ответил ван Тьювер, смеясь. – Ее муж – грубый, неотесанный человек. Она вышла за него ради его денег, но он предлагает ей любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Миссис Тьюис сидела перед ней, как оглушенная внезапным ударом. В жизни она не слыхала таких слов!
– Сильвия, опомнись! – проговорила наконец она. – И ты… ты можешь допустить, чтобы твои любящие, нежные родители…
– Ах, нет, нет! – нетерпеливо прервала ее Сильвия. – Они сами не понимают того, что делают.
– Слушай, Сильвия, – говорила растерявшаяся миссис Тьюис, – умоляю тебя, возьми себя в руки! Постарайся опять успокоиться. Скоро придет отец. Если бы он слышал, что ты говорила мне сегодня, он бы этого не перенес, он лишил бы себя жизни.
7
Миссис Борегард Дебней собиралась приехать в Нью-Йорк, и Сильвия радовалась встрече с подругой. Гарриет, как видно было из ее писем, вполне одобряла решение Сильвии и в необычных для нее патетических выражениях распространялась о счастье, выпавшем на долю Сильвии. Тем не менее Сильвия надеялась, что в разговорах с нею почерпнет силы и отвагу. Свидание с Гарриет было, однако, омрачено одним обстоятельством, к которому Сильвия не была подготовлена, несмотря на тревожные, смутные намеки в письмах подруги. «Не удивляйся, когда увидишь меня, – писала Гарриет, – я была больна и страшно изменилась». Ехала она в Нью-Йорк затем, чтобы посоветоваться с врачами-специалистами насчет какой-то таинственной болезни, смутившей домашних врачей.
И встреча их была далеко не такая радостная, какой представляла ее Сильвия. Она была удручена и много думала в эти дни о перемене, происшедшей с Гарриет. Как-то в разговоре с миссис Тьюис она упомянула, что сказал о Гарриет мистер ван Тьювер, и тетя Варина испуганно воскликнула:
– Не надо было говорить об этом с мистером ван Тьювером!
– Почему, тетя?
– Да, не надо, не надо было говорить!
– Но почему?
– Мне кажется, дорогая, что у Гарриет такая болезнь, о которой не следовало бы говорить с мистером ван Тьювером.
Она подумала немного и нерешительно добавила:
– Это какая-то дурная болезнь!
Сильвия была потрясена. Вот оно что – дурная болезнь!..
Сильвия имела более чем слабое представление о том, что это за дурная болезнь. Она слыхала об одном северном драматурге. Книг его она не читала, так как произведения его считались в ее кругу безнравственными. Но однажды в поезде она прочла в купленном на вокзале номере журнала заметку о пьесе Ибсена, в которой говорилось об одной позорной страшной болезни. Она поняла, что это болезнью мужчины расплачиваются за безнравственную жизнь, и кара эта постигает часто их невинных жен и детей.
Сильвия подумала, конечно, и о своем будущем муже. Как он жил до сих пор? И кто знает, не постигнет ли и ее судьба Гарриет? Об этом никто, очевидно, и не думал. Близкие ее пришли в ужас, узнав о недостойном поступке Франка Ширли. А что предприняли они для того, чтобы убедиться в нравственности ван Тьювера?
Целых три дня Сильвия думала об этом. И, наконец, решила – надо сделать что-нибудь, по крайней мере, переговорить с кем-нибудь. Но с кем?
Она начала с тети Варины. Но что тетя Варина могла объяснить ей о дурных болезнях? Как это узнать? Есть ли какие-нибудь признаки? Тетя Варина только замахала на нее руками. Молодые девушки не спрашивают, не говорят о таких вещах… Но Сильвия решила, что должна выяснить этот вопрос, и уже не могла отказаться от этой мысли. Она написала дяде Базилю. Это ведь ему поручили говорить с ней о будто бы совершенном Франком проступке, стало быть, она может обратиться к нему и с этим щекотливым вопросом. Ей нелегко было написать это письмо. Она изорвала несколько листов бумаги, пока не нашла слова, не оскорблявшие ее слуха. Но она сумела все-таки ясно высказать в своем письме желание, чтобы кто-нибудь из ее близких переговорил об этом с ее будущим мужем.
Сильвия дрожащими пальцами распечатала письмо епископа. Но он выражался еще осторожнее, еще туманнее, чем она. Ван Тьювер, писал он, христианин, и это должно служить ей ручательством в том, что он не сделает никакого зла женщине, которую он так глубоко любит. Если Сильвия согласилась быть его женой, то она и в этом должна доверять ему. Заговорить об этом с ван Тьювером – было бы равносильно нанесению ему смертельной обиды.
Между тем дни Сильвии текли не только в слезах и скорбных мыслях. Напряженная светская жизнь поглощала все ее время. Чуть ли не ежедневно знакомилась она с новыми людьми, а новые люди всегда будили ее любопытство. Она встречалась с нью-йоркской знатью, с людьми, обладавшими такими же состояниями и занимавшими такое же блестящее общественное положение, как и ее будущий муж. Весть о том, что Дуглас ван Тьювер остановил свой выбор на провинциальной девушке из южных штатов, была встречена в этом кругу без восторга. А подробности романа, расцвеченные фантазией хроникеров, произвели на нью-йоркских аристократов неприятное впечатление. И лишь благодаря своей красоте, находчивости и остроумию Сильвии удалось скоро победить царившее против нее предубеждение…
Среди ее новых знакомых были и милые, чуткие люди, с которыми она могла бы и рада была бы подружиться, если бы у нее было время. Но до дружбы ли было в этом беспрерывном вихре развлечений, блестящих балов, пышных обедов, ужинов, завтраков, торжественных приемов? Майор нашел неограниченный кредит для этих последних безумных трат на Сильвию. Ван Тьювер вместе со своей теткой, миссис Гарольд Клайвден, осыпал Сильвию ценными подарками. Она была окружена роскошью, деньги струились золотым потоком, и ей казалось порою, что вся ее настоящая жизнь – сон, сказка из «тысячи и одной ночи».
Приходили старые друзья и грелись с лучах ее лжесчастья… Мисс Аберкромби, воспитавшая ее для светских успехов и побед, поздравляла ее, захлебываясь от радости. Удача Сильвии была самым блестящим аттестатом ее педагогическим талантам, громкой рекламой ее заведению…
Приезжала миссис Винтроп и, закатывая свои мечтательные русалочьи глаза, мистическим шепотом говорила о счастье, ожидающем Сильвию, о важности роли, которую она взяла на себя, и о том, что она должна быть достойной своего высокого удела… Когда она ушла, ван Тьювер, присутствовавший при этом визите, рассмеялся.
– Чему вы смеетесь? – спросила Сильвия.
– Когда вы станете миссис Дуглас ван Тьювер, вы не будете слушать миссис Винтроп с таким почтительным вниманием. Вы поймете позднее, что она всегда хлопочет о себе и, конечно, больше, чем о других. Она ищет связей. Ей необходимо занимать положение в обществе…
Сильвия задумалась.
– Она богата? – спросила она.
– Вот в том-то и дело, что нет, – ответил ван Тьювер, смеясь. – Ее муж – грубый, неотесанный человек. Она вышла за него ради его денег, но он предлагает ей любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61