двести долларов. Блин! Надо было попросить данные паспорта. Как теперь эту спонсорскую помощь оприходовать? Ладно, были бы деньги — придумаем. В долбанный отчет надо будет вникать по новой. «Я думаю: возможно»… «Жалко», — Анна Тимофеевна вздохнула рациональной мысли: «Сумасшедший. Просто сумасшедший».
ГЛАВА 10
Бледненькие курячьи тушки потихоньку отогревались пламенем костра. Туман плыл над рекой, струясь меж опор ближнего моста и стремясь к «быкам»дальнего.
Не смотря на ночь, было светло. Не смотря на вытянувшего неподалеку от моста гудящие ноги Рэна, на мосту целовались. Сперва Рэн мужественно боролся с желанием оглянуться на непривычное зрелище, но, спустя некоторое время, обнаружил, что уже оглянулся, что на девушке легкое, цветастое платье, струящееся вокруг тонкой фигурки и накинутый на плечи свитер юноши.
Вообще-то, все это было чистым бесстыдством, но плывущий туман и белая звенящая ночь делали картину упоительно красивой. Рэн вздохнул.
Пока готовилось мясо, в голове прокручивались события дня.
Когда он ехал в автобусе до интерната, вдруг хлынул дождь. Теплый летний ливень. В окна плеснуло прохладой и запахом свежей листвы. На стеклах солнечные зайцы плескались в бегущих струях.
Неожиданно водитель включил Шевчуковский «Дождь». Ветер раздул футболку, кожу защекотали мурашки.
Выпрыгнув из автобуса на остановке, обнаружил, что дождь прекратился, и люди смешно прыгают через лужи и улыбаются, а от не успевшего высохнуть асфальта парит.
Пока нашел интернат, опять стало жарко.
Здание, а точнее, даже несколько соединенных зданий, вновь неприятно поразили Рэна огромностью (сколько же здесь сирот!) и казенной холодностью.
В гулких коридорах царила пустота. По обе стороны длинный ряд одинаковых запертых дверей. Наконец, невесть откуда взявшаяся старушка (здесь, что, повсеместно используют для охраны старушек?) объяснила, что директора сегодня уже не будет, но завуч обещала скоро подойти. Так что, если он хочет, пусть обождет, и указала направление поиска кабинета.
Рядом с похожей на все остальные дверью Рэн присел на корточки. Ожидание очень скрашивали украшающие стены поучительные картинки.
Одни из них, видимо, предупреждали, как опасно забираться без спросу в мастерскую алхимика: мужчина с красным носом и глупо приоткрытым ртом держал в руках раскупоренную бутыль с бросающейся из нее на него змеей (нос, очевидно, уже укушен); на другой — в подобной бутылке хранились череп и кости.
Особенно полезными показались Рэну картинки, изображавшие правила перехода через здешние улицы. Оказывается, опасность быть раздавленным металлическими монстрами вполне реальна, и Рэн сосредоточено начал было изучать законы местных дорог, как наткнулся на стенд с удивительными картинками, на которых люди и вещи были просто как настоящие. Очевидно, это и были «фотографии».
И на одной из них была Беата. Она сидела на сцене в великоватой какой-то нелепой белой рубашке, в мешковатой синей юбке и белых гольфах, пряча под стул потрепанные туфли и словно драгоценность прижимая к себе гитару. «Самодеятельность. Катя (зачеркнуто и подписано „Беатриче“) Первакова исполняет песню». В свете софитов шейка ее казалось особенно тонкой, а взгляд потерянным. Рэн поморщился от жалости и нежности и, сорвав фото с планшета, спрятал на груди. Сердце его бешено колотилось, в конце коридора послышались шаги и смех.
— Ну, че, она тут, нет? — рядом с Рэном бухнулся походный мешок, пропахший костром не менее куртки Рэна. На него (мешок) плюхнулась увесистая, туго обтянутая спортивным трико попка, — Светка, сгоняй к шоферюге — пусть дождется!..
— Не ма-а-гу! — худощавая блондинка с немытыми волосами в брезентовой куртке легла на пол прямо перед Рэном, — Меня плю-у-щит! — и обратилась уже к нему, — Мальчик, где твой завуч? Я умираю!
— Не слушай ее, — пухлая смуглая рука решительно обняла за шею попытавшегося было вскочить на помощь умирающей паренька, — У нее мозги сплющило. Светка, дуй к шефу, если не хочешь до дому пешкодралом тащиться. Хоть на колени к нему ложись, пусть дождется, пока эта хренова коза не объявится, не поставит штемпель.
«Светка»со стоном поползла к выходу. То есть буквально поползла. Сначала по-пластунски, потом на четвереньках. Уже почти добравшись до лестницы, она обернулась и злобно прошипела: «Сволочь ты, Маринка, кошка драная и мышка сраная!..»— встала на ноги и, тяжело топая, исчезла из виду.
— Да, — многозначительно и беспечально покачала головой «Маринка», — Ничего не скажешь. Затерянный мир, — и звонко захохотала, протянув руку — Маринчик.
— Сергей.
— Сержик? Вери уэлл, беби. Не обращай внимания. Мы только что из похода, и нас плющит, — девушка, а, скорее, молодая женщина, вновь весело захохотала. Она была невысокая, полненькая, но не толстенькая, а такая, каких в простонародье называют «в соку», яркоглазая, белозубая и темноволосая, — Тоже ждешь? Е-мое! Мало того, что мы их даунов по горам таскали, так еще и бумажки всякие заполняй!
Оказалось, Марина и ее подруга — учителя. С целью подзаработать, а, может, и с какими-то еще, более гуманистическими целями, молодые женщины (а обе они были замужем и имели детей) приняли участие в проекте «Затерянный мир».
Тут Рэн впервые узнал о великой страсти жителей Битькиной страны — «туризме». Возможно, «туризм»был какой-то своеобразной местной болезнью, слишком уж даже на местные мерки, было странно поведение зараженных ею.
Время от времени вполне солидные и оседлые люди, имеющие семью, служащие государству, крестьянствующие или кормящиеся ремеслом, а то и воины, вдруг срывались с места и отправлялись в путь по лесам, горам и рекам, залазили в пещеры и на вершины, подвергались опасностям, терпели холод, голод и лишения. Порой, бросив жену или мужа, малолетних детей и престарелых родителей и домашних животных, а порой, наоборот, забрав с собой всех, не исключая грудных младенцев. Причем, путешествия эти не имели своей целью ни паломничество к святым местам, никакой-то практической цели. Лишения и опасности были здесь ради лишений и опасностей. Путь лежал из пункта А в пункт Б. И иногда — обратно, а иногда — просто домой…
А, впрочем, Рэну подобные побуждения как раз были близки и понятны. Немного, правда, удивляла продуманность и регламентированность всех этих путешествий. Однако, приятно было, что занятие «туризмом»в этом мире не считалось «закидоном», а напротив. Было уважаемым в кругах лучших людей общества.
Старались к такому виду «досуга»(что это, кстати, такое?) пристрастить и подрастающее поколение, в частности, так называемых «трудных»детей и подростков…
Тут Рэн почувствовал, что понятий, требующих осмысления, гораздо больше, чем он сейчас успеет расшифровать и начал просто слушать…
—… Еще бы нас не плющило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
ГЛАВА 10
Бледненькие курячьи тушки потихоньку отогревались пламенем костра. Туман плыл над рекой, струясь меж опор ближнего моста и стремясь к «быкам»дальнего.
Не смотря на ночь, было светло. Не смотря на вытянувшего неподалеку от моста гудящие ноги Рэна, на мосту целовались. Сперва Рэн мужественно боролся с желанием оглянуться на непривычное зрелище, но, спустя некоторое время, обнаружил, что уже оглянулся, что на девушке легкое, цветастое платье, струящееся вокруг тонкой фигурки и накинутый на плечи свитер юноши.
Вообще-то, все это было чистым бесстыдством, но плывущий туман и белая звенящая ночь делали картину упоительно красивой. Рэн вздохнул.
Пока готовилось мясо, в голове прокручивались события дня.
Когда он ехал в автобусе до интерната, вдруг хлынул дождь. Теплый летний ливень. В окна плеснуло прохладой и запахом свежей листвы. На стеклах солнечные зайцы плескались в бегущих струях.
Неожиданно водитель включил Шевчуковский «Дождь». Ветер раздул футболку, кожу защекотали мурашки.
Выпрыгнув из автобуса на остановке, обнаружил, что дождь прекратился, и люди смешно прыгают через лужи и улыбаются, а от не успевшего высохнуть асфальта парит.
Пока нашел интернат, опять стало жарко.
Здание, а точнее, даже несколько соединенных зданий, вновь неприятно поразили Рэна огромностью (сколько же здесь сирот!) и казенной холодностью.
В гулких коридорах царила пустота. По обе стороны длинный ряд одинаковых запертых дверей. Наконец, невесть откуда взявшаяся старушка (здесь, что, повсеместно используют для охраны старушек?) объяснила, что директора сегодня уже не будет, но завуч обещала скоро подойти. Так что, если он хочет, пусть обождет, и указала направление поиска кабинета.
Рядом с похожей на все остальные дверью Рэн присел на корточки. Ожидание очень скрашивали украшающие стены поучительные картинки.
Одни из них, видимо, предупреждали, как опасно забираться без спросу в мастерскую алхимика: мужчина с красным носом и глупо приоткрытым ртом держал в руках раскупоренную бутыль с бросающейся из нее на него змеей (нос, очевидно, уже укушен); на другой — в подобной бутылке хранились череп и кости.
Особенно полезными показались Рэну картинки, изображавшие правила перехода через здешние улицы. Оказывается, опасность быть раздавленным металлическими монстрами вполне реальна, и Рэн сосредоточено начал было изучать законы местных дорог, как наткнулся на стенд с удивительными картинками, на которых люди и вещи были просто как настоящие. Очевидно, это и были «фотографии».
И на одной из них была Беата. Она сидела на сцене в великоватой какой-то нелепой белой рубашке, в мешковатой синей юбке и белых гольфах, пряча под стул потрепанные туфли и словно драгоценность прижимая к себе гитару. «Самодеятельность. Катя (зачеркнуто и подписано „Беатриче“) Первакова исполняет песню». В свете софитов шейка ее казалось особенно тонкой, а взгляд потерянным. Рэн поморщился от жалости и нежности и, сорвав фото с планшета, спрятал на груди. Сердце его бешено колотилось, в конце коридора послышались шаги и смех.
— Ну, че, она тут, нет? — рядом с Рэном бухнулся походный мешок, пропахший костром не менее куртки Рэна. На него (мешок) плюхнулась увесистая, туго обтянутая спортивным трико попка, — Светка, сгоняй к шоферюге — пусть дождется!..
— Не ма-а-гу! — худощавая блондинка с немытыми волосами в брезентовой куртке легла на пол прямо перед Рэном, — Меня плю-у-щит! — и обратилась уже к нему, — Мальчик, где твой завуч? Я умираю!
— Не слушай ее, — пухлая смуглая рука решительно обняла за шею попытавшегося было вскочить на помощь умирающей паренька, — У нее мозги сплющило. Светка, дуй к шефу, если не хочешь до дому пешкодралом тащиться. Хоть на колени к нему ложись, пусть дождется, пока эта хренова коза не объявится, не поставит штемпель.
«Светка»со стоном поползла к выходу. То есть буквально поползла. Сначала по-пластунски, потом на четвереньках. Уже почти добравшись до лестницы, она обернулась и злобно прошипела: «Сволочь ты, Маринка, кошка драная и мышка сраная!..»— встала на ноги и, тяжело топая, исчезла из виду.
— Да, — многозначительно и беспечально покачала головой «Маринка», — Ничего не скажешь. Затерянный мир, — и звонко захохотала, протянув руку — Маринчик.
— Сергей.
— Сержик? Вери уэлл, беби. Не обращай внимания. Мы только что из похода, и нас плющит, — девушка, а, скорее, молодая женщина, вновь весело захохотала. Она была невысокая, полненькая, но не толстенькая, а такая, каких в простонародье называют «в соку», яркоглазая, белозубая и темноволосая, — Тоже ждешь? Е-мое! Мало того, что мы их даунов по горам таскали, так еще и бумажки всякие заполняй!
Оказалось, Марина и ее подруга — учителя. С целью подзаработать, а, может, и с какими-то еще, более гуманистическими целями, молодые женщины (а обе они были замужем и имели детей) приняли участие в проекте «Затерянный мир».
Тут Рэн впервые узнал о великой страсти жителей Битькиной страны — «туризме». Возможно, «туризм»был какой-то своеобразной местной болезнью, слишком уж даже на местные мерки, было странно поведение зараженных ею.
Время от времени вполне солидные и оседлые люди, имеющие семью, служащие государству, крестьянствующие или кормящиеся ремеслом, а то и воины, вдруг срывались с места и отправлялись в путь по лесам, горам и рекам, залазили в пещеры и на вершины, подвергались опасностям, терпели холод, голод и лишения. Порой, бросив жену или мужа, малолетних детей и престарелых родителей и домашних животных, а порой, наоборот, забрав с собой всех, не исключая грудных младенцев. Причем, путешествия эти не имели своей целью ни паломничество к святым местам, никакой-то практической цели. Лишения и опасности были здесь ради лишений и опасностей. Путь лежал из пункта А в пункт Б. И иногда — обратно, а иногда — просто домой…
А, впрочем, Рэну подобные побуждения как раз были близки и понятны. Немного, правда, удивляла продуманность и регламентированность всех этих путешествий. Однако, приятно было, что занятие «туризмом»в этом мире не считалось «закидоном», а напротив. Было уважаемым в кругах лучших людей общества.
Старались к такому виду «досуга»(что это, кстати, такое?) пристрастить и подрастающее поколение, в частности, так называемых «трудных»детей и подростков…
Тут Рэн почувствовал, что понятий, требующих осмысления, гораздо больше, чем он сейчас успеет расшифровать и начал просто слушать…
—… Еще бы нас не плющило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125