Потом, когда Джин вспоминал это увлечение поздней своей юности — период «бондитизма», — он находил, что старина Джеймс Бонд оказал ему одну-единственную услугу: поселил в нем настойчивое и деятельное желание стать спортсменом-универсалом. Джин сделался самым азартным членом атлетического клуба, ходил на водных лыжах в Брайтоне, занимался парусным спортом и подводным плаванием в Майами-Бич и под Лос-Анджелесом, увлекался бобслеем и лыжами в Солнечной долине, до седьмого пота изучал дзю-до и каратэ, блистал в серфинге — спорте гавайских королей. Он сам подсмеивался над своей слабостью, когда расцветал от случайного комплимента, брошенного какой-нибудь очередной подругой, плененной безукоризненными манерами, белозубой улыбкой и бесшабашностью загорелого, сильного, смелого Джина. В такие минуты ему как-то не хотелось вспоминать о своей больнице, о том, что после двух лет в Англии он избрал тихую и мирную профессию врача. Образ доктора Килдэра, героя нескончаемой телевизионной серии, совсем его не пленял. Джин уже достаточно поработал в больнице, чтобы знать, что приключения доброго доктора Килдэра на ниве здравоохранения — сплошная чепуха.
Не без некоторой ностальгии оглядывался Джин на свою жизнь в доброй старой Англии. Он жил, подобно Бонду, сначала в Оксфорде, а затем в удобной холостяцкой квартире в лондонском районе Челси, в одном из тихих переулков, выходящих на шумную Кингз-роуд. У него тоже была экономка, только не Мэй, а Айви, стоящая почти сорок фунтов стерлингов в неделю (деньги присылал отец из Нью-Йорка), и шикарный «бентли» цвета морской волны типа «марк II континенталь». Своим хобби Джин тоже научился у Бонда: рулетке, карточной игре и прочим азартным играм; немного и довольно осторожно поигрывал он и на скачках. Подражание Бонду он довел до абсурда и первым смеялся над собой: например, выкуривал в день до шестидесяти сигарет, заказывая их в табачной лавке из смеси балканского и турецкого табака. В довершение ко всему после одной отчаянной драки с матросами в стриптизном заведении в Сохо спиной к спине Лота он по совету последнего купил пистолет «вальтер» типа РРК, который стал носить в плечевой кобуре.
Если первым героем Джина был Джеймс Бонд, то вторым его героем и образцом стал старина Лот, вполне англизированный сын германского дипломата, долгие годы секретарствовавшего в германском посольстве на Белгрейв-сквер в Лондоне. В прежние годы Лот был известен в частных школах в Итоне и Оксфорде как фрейгерр Лотар фон Шмеллинг унд Лотецки. При натурализации в Соединенных Штатах он, разумеется, отказался от столь чужестранного и длинного имени и стал просто мистером Лотом. Мистер Лотар Лот, недурно, а? Этот воспитанный в Англии немец был типичным продуктом страны по имени «Клубландия», куда допускались лишь состоятельные выходцы из привилегированных классов общества, частных школ, таких университетов, как Оксфорд и Кембридж, и офицерского корпуса. У Лота, как и у Джина, не было большою состояния, но все же благодаря своему отцу, средней руки акционеру треста «ИГ Фарбениндустри», и «экономическому чуду» в Федеративной Германии Лот мог позволить себе жить на довольно широкую ногу — летать первым классом в авиалайнерах, играть с переменным счастьем в казино Монте-Карло и Лас-Вегаса и вести дружбу с «джет-сет» — космополитической аристократией, «высшим светом» Лондона, Парижа и Нью-Йорка, завсегдатаями отелей «Ритц», «Де Опера» и «Уолдорф-Астория».
Джин дорожил дружбой с голубоглазым высоким блондином нордического типа, настоящим Лоэнгрином.
Этот сильный и неразговорчивый немец, всесторонне развитый спортсмен, отличался безукоризненными манерами, редким мужским обаянием, какой-то даже притягательной силой. По американскому выражению, это был «крутосваренный» парень, с настоящим гемоглобином, а не сиропом в крови. Импонировало Джину даже боевое прошлое друга: в годы второй мировой Лот был командиром «химмельфартскоммандо» — «команды вознесения на небо». Это были диверсионные группы лихачей-смертников, выполнявших самые рискованные задания в тылу врага: вермахтовский вариант рэйнджеров и «зеленых беретов».
— Годдэм ит ту хелл! — ругался Лот как-то за бутылкой смирновской с тоником. — Я думал, что я достиг всего, когда заработал на Восточном фронте два «Айзенкройца» — первой и второй степени. Меня представили к Рыцарскому кресту. И все полетело к черту из-за спятившего с ума Гитлера и того, что русских оказалось вдвое больше нас. Теперь-то, конечно, мне на все это наплевать!.. Жениться бы на миллионерше!
Но Джин знал: в его друге жило неутоленное честолюбие, жила нестареющая жажда борьбы и просто драки, флирта с опасностью, игры в кости со смертью. Риск был солью его жизни. Джину ни разу не удавалось обогнать мощный «даймлер-бенц» Лота. Он и после десятка «хайболлов» вел свой ДБ стальной рукой.
В отличие от «клубменов» викторианской эпохи Лот и мифический Бонд, эти «клубмены» эпохи Георга V и Елизаветы II, оставили все свои предрассудки и иллюзии на обломках довоенной Европы, расстались с их последними остатками в горниле «холодной войны».
Лот был откровенным циником и эгоцентриком, презиравшим ханжество и безнадежно устарелые разговоры о «честной игре». По его убеждению, человечество еще в тридцать девятом, если не раньше, затеяло грандиозный «кетч», в котором дозволены любые приемы. Он не верил в демагогию политиканов, народ называл «коммон херд» — «стадом простолюдинов». Джин искренне считал, что Лот заслужил право на цинизм.
В Англии у Лота и Джина было много девушек. Потом Джин чуть не женился на Китти. Эту лондонскую девушку, похожую на цветочницу Элайзу Дулиттл, Джин в шутку называл Кисси — в честь одной из героинь Флеминга. В ее лексиконе было много слов, почерпнутых из языка кокни в лондонском Ист-Сайде. Но «моя прекрасная леди» была очень мила, добра и простодушна, не то что жадные и расчетливые хищницы из зверинца Лота.
Пожалуй, это было первое по-настоящему сильное и незабываемое переживание в жизни Джина, его первая боль и потеря. По дороге в Борнмут-Вест он свернул темной летней ночью на плохо освещенную незнакомую дорогу и со скоростью пятидесяти миль в час налетел на пересекавший дорогу бульдозер. В последнюю страшную секунду, пытаясь затормозить, он закричал, предупреждая Кисси:
— Уатч аут! Берегись!..
Сам он весь напрягся перед ударом, и это спасло его. А Кисси разбила головой ветровое стекло «бентли», смертельно поранила грудь.
Пока бульдозерист бегал за помощью, прошло два часа. Кисси умерла у Джина на руках.
Старик врач — он бегло осмотрел Кисси и сразу констатировал смерть — вздохнул и заметил ворчливо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175