Тот опустил шторы, выдернул из железной трубки, висящей на стене, белый экран, выдвинул киноаппарат и доложил:
— Готово.
— Звук?
— Все в порядке.
— Начинайте.
И началось…
Из гостиницы «Националь» вышел его старый знакомый — «Жека» Чердынцев. Он постоял у двери, закурил и направился в сторону метро. У автоматных будок встретился с изящно одетым господином с черным чешским портфелем в руке. «Жека» и господин сразу же узнали друг друга, хотя встреча их проходила довольно сдержанно. Человек достал из портфеля сверток. «Жека» развернул его. На дне небольшой коробочки, в вате, лежали три камешка. «Жека» качнул головой, положил сверток в карман, расплатился с изящно одетым господином и пошел к «Метрополю».
— Узнаете? — спросил Сергей Николаевич.
— Он, — еле сдерживая возбуждение, сказал Марк. — Ничуть не изменился.
— Это на двух пленках? — спросил Сергей Николаевич у Ильина.
— Так точно.
— Товарищ Рубинчик! Помните, вы говорили, что у него была родинка на правой руке, будьте, пожалуйста, внимательным.
…«Жека» набирает чей-то номер в телефонной будке на Главпочтамте.
Крупным планом — правая рука. «Стоп-кадр» с изображением руки. Теперь крупный план левой руки с телефонной трубкой. Снова «стоп-кадр».
— Родинка была! — выкрикнул Марк. — На тыльной стороне кисти между большим и указательным пальцем… Сейчас ее почему-то нет…
Когда после фразы «Тоню, пожалуйста. Скажите — Рубинчик.», Марк услышал свою фамилию, Он все же не удержался и крикнул:
— Сука!..
Исчез, свернувшись в железную трубку, белый экран, «ушел» в книжную полку портативный киноаппарат, раздвинулись шторы, а потрясенный Марк все еще сидел молча.
— Значит, он?
— Он.
— А родинка?
— Ума не приложу.
— Ну ладно. Благодарю вас, товарищ Рубинчик, — сказал Сергей Николаевич. — Постарайтесь не делиться своими впечатлениями ни с кем.
Глава двадцать шестая.
«Чертово колесо»
По Соборной площади в Кремле разгуливал невероятно странный господин. Не было ни одного москвича, который бы, встретившись с ним, не обернулся. Группы туристов из провинции при виде господина застывали в изумлении. Иностранцы пшикали ему вслед.
Замшевые шорты обнажали волосатые мощные ноги с перекатывающимися мускулами. Широченные плечи распирали ярчайшую гавайскую рубаху. На бритой голове красовалась кокетливо сбитая набок немыслимо экзотическая шляпа.
Лот специально вырядился так, во-первых, для того, чтобы больше соответствовать взятому образу чудака миллионера из немецкой Швейцарии, путешествующего по классу «люкс», а во-вторых, для того, чтобы немного подразнить «этих русских».
Хохоча и громко восклицая «о, шен», «вундербар», он фотографировал из «партефлекса» и «экзакты» Царь-пушку, Царь-колокол, Ивана Великого, церковь Ризоположения; кинокамерой «кэннон» снимал живописную толпу, покрикивал «фриден-фройндшафт»; «филипс», висящий на его груди, дико барабанил музыкальную программу из Цюриха. Его несколько удивляло, что у каждого второго русского тоже были транзисторные приемники и почти у каждого — фотоаппараты и кинокамеры, что русские были вполне сносно одеты и не испытывали никакого страха перед иностранцами. Глядя с кремлевского холма на огромный бескрайний город, он думал:
«У нашей команды было бы много работы, если бы фюреру удалось взять Москву в сорок первом. Все-таки странный человек был наш Ади».
Лот уже собирался покинуть Кремль, когда вдруг почувствовал какое-то беспокойство. Ему показалось, что в этой толпе или вообще в этой обстановке появилось нечто, представляющее для него чрезвычайный интерес. Это была не слежка, слежку его интуиция разведчика угадывала безошибочно, это было что-то другое. Он несколько раз пересек площадь, внимательно вглядываясь в лица, и вдруг увидел ЭТО лицо, которое заставило его насторожиться. Должно быть, вначале это лицо промелькнуло среди сотен других, не задержавшись в мозгу, а только лишь слегка задев центр тревоги. Теперь он видел его ясно.
В группе солидных негоциантов, слушающих пояснения тоненькой девушки-гида, стоял «контейнер», квадратный дядюшка Тео Костецкий-Брудерак. Выпучив рачьи глазки, он с вечным своим выражением идиотического остекленелого любопытства смотрел на девушку, на ее руку, на купола соборов.
«Та-ак, — подумал Лот, — какое трогательное внимание, мистер Мерчэнт!»
Когда группа негоциантов двинулась к выходу из Кремля, к Боровицким воротам, Лот пошел сзади. Видно было, что дядя Тео не подозревает о том, что он взят под наблюдение. Несколько раз его взгляд даже касался Лота, но безучастно скользил дальше.
Негоцианты вышли из Кремля, пересекли Манежную площадь и вошли в гостиницу «Националь», ту самую, где Лот снимал шикарный трехкомнатный номер с видом на Кремль. Лот последовал за ними.
Негоцианты, по всей вероятности канадцы, шумные полнокровные люди, договаривались об обеде: «рашен водка» и «кавиар» — вот что занимало их умы в этот момент. Дядя Тео с застывшей улыбочкой внимал этим чрезвычайно оригинальным разговорам, потом вынул платочек, аккуратно сморкнулся и потопал в туалет.
Лот вошел в туалет через минуту. Здесь было полутемно, прохладно и пусто, лишь из одной закрытой кабинки слышалось вежливое журчание.
Лот остановился возле писсуара, шумно прокашлялся и запел измененным, хриплым голосом подвыпившего человека свою фронтовую песню «Лили Марлен».
Если я в окопе от страха не умру,
Если русский снайпер мне не сделает дыру,
Если я сам не сдамся в плен,
То будем вновь
Крутить любовь
Под фонарем
С тобой вдвоем,
Моя Лили Марлен.
Он увидел в зеркале, что дверца за его спиной чуть-чуть приотворилась и в щелке мелькнул глазок дяди Тео. Он быстро повернулся, ухватился за ручку и потянул дверь на себя. Дядя Тео сопротивлялся.
— Отпустите дверь, — сказал Лот по-немецки.
— Кто вы? — пискнул дядя Тео.
Лот рванул дверь, ворвался в кабину, сжал задрожавшего дядю Тео в стальных объятиях, жарко дыхнул в ухо.
— Гуд афтэрнун, мистер Брудерак.
— О боже, это вы, — прошептал дядя Тео, — как? Каким образом?! Здесь?..
— Через час встречаемся в баре, — шепнул Лот и разжал объятия.
В валютном баре «Националь», несмотря на ранний час, сидело уже несколько сильно перегрузившихся господ. Цены здесь весьма сходные, и иному владельцу конвертируемой валюты нелегко бывает сдержать боевые инстинкты.
Лот, одетый теперь в обычный летний костюм, вошел в бар и лицом к лицу столкнулся с золотистой, сверкающей звездой первой величины — Лиз Сазерленд. Красавица шла к выходу, оживленно болтая со спутниками, знаменитым бородатым толстяком Питером Устиновым и каким-то низеньким итальянцем.
«Черт побери, — подумал Лот, — на сорок третьем году жизни уже нигде не спрячешься от своих баб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175