Едва он ступил на сушу, вода озера оживилась, заколебалась. Не успел Властимир удивиться, как из воды вышли одна за другой несколько дев.
Князь еще ни разу не видел, чтобы в ритуале служения Перуну, грозному богу воинов и войны, участвовали женщины. Они не допускались даже до того, чтобы стеречь коней ушедших к капищу мужчин. Здесь же они были не просто случайными зрительницами, что тайно взирали на запретное для них действо, но его участницами.
Женщины были совершенно наги — только венки на голове и тонких лебединых шеях, сплетенные из трав прибрежных, составляли некоторое подобие украшения. Длинные густые светлые волосы волнами падали им на спины, прядями спускались на грудь. С волос текла вода, убегая обратно в озеро, а гибкие молодые тела загадочно и заманчиво блестели в лунном свете и бликах огня позади князя. Именно по телам и особой легкости движений князь неожиданно для себя признал русалок.
Это не испугало и не удивило, а скорее обрадовало его. Он с готовностью пошел за ними в озеро. Тело двигалось легко и свободно, как иногда во сне, когда снится, что летаешь над землей, как птица. Голова слегка кружилась — должно быть, от того зелья, что он испил перед алтарем. Хотелось кричать и петь — до того было хорошо.
Русалки ввели его в озеро, окружили плотным кольцом — протяни руку и наткнешься на деву! Властимир почувствовал, что вода окатывает его с головы до ног. Она струилась по лицу, сбегала на плечи, скатывалась со спины и груди на руки. Будто огненные струйки бежали по его телу. От их касаний тело пробуждалось, наливалось силой и жаждой борьбы. Властимиру казалось, что, попади ему сейчас под руку камень с кабана весом — подбросил бы его одной рукой до вершин дубов.
На миг вода сомкнулась над его головой. От неожиданности ему показалось, что он провалился в омут. Холод, мороз, иней ночи окутал ноги, поднимаясь выше, до сердца, сковал руки и грудь. Но в следующий миг он опять вынырнул и вдохнул ночной воздух, чувствуя себя помолодевшим и готовым на все.
Только когда его опять подвели к алтарю, Властимир заметил, что подле дуба привязан какой-то жеребец странно знакомой золотистой масти с долгой густой гривой. Ни седла, ни уздечки не было на нем. Сопровождавший князя воин подошел к коню и вынул нож.
Жеребец вскинулся, но воин ловко поймал его за гриву, подтягивая к себе. Властимир наблюдал за действом бесстрастно: прикажи сейчас ему жрец самому убить коня — не дрогнул бы, даже будь на месте жеребца его верный Облак.
Воин силой заставил коня вытянуть шею над тлеющими углями и быстро сделал косой надрез на горле. Густая кровь потекла по коже. Жеребец чуть дернулся, когда воин надавил на горло, следя за током крови.
— Приблизься, — услышал Властимир голос жреца и повиновался.
Кровь на углях горела, распространяя едкий удушливый запах, но князь вдыхал его, будто аромат цветов родных полей.
Жрец подошел с другой стороны, обмакнул кривой нож в лошадиную кровь и повелительно махнул рукой. Воин отпустил гриву коня и отошел прочь. Властимир было подумал, что жрец сейчас завершит дело и убьет коня, но этого не произошло. Жрец не подумал ловить коня, и тот ушел.
Окровавленный нож коснулся лба Властимира и его висков. Лошадиная кровь была горяча. Жрец чертил на челе замершего князя какие-то знаки и бормотал про себя еле слышно древнее заклинание, но на сей раз каждое слово было понятно посвященному;
Именем света, именем Рода,
именем силы его
Черный Перун насылает благость
на призывавших ее.
Силу и славу, твердость и ярость
даждь нам, Перун, в бою.
Громом явленный,
будь вдохновленным,
волю яви свою.
Именем бога седого Сварога,
Воину силу дамадь.
Сыну и брату, другу и вою
волю свою яви!
Сзади послышались тихие шаги. Жрец, раньше князя увидев что-то, отступил, и Властимир обернулся,
Второй воин, что исчез ранее, вернулся. Он стоял меж дубов, позади алтаря, держа на вытянутых руках Агриков меч, завернутый в алую ткань. Властимир в неверном свете звезд и догорающих углей жертвенника распознал рукоять давно знакомого меча, но не почувствовал радости встречи и не пошевелился.
Второй воин присоединился к первому. Вместе они развернули меч, освободив его от ножен, и положили поперек жертвенника. Пламя, угасшее было до золы, будто того и ждало — взметнулись языки, охватывая клинок.
Жрец закружил вокруг алтаря, нараспев выкликая хвалы и призывы к Перуну, а воины с двух сторон окружили Властимира.
Они несли новую рубаху, кольчугу и доспех. Все это в молчании они помогли князю надеть на еще влажное от купания в озере тело, затянули пояс и набросили на плечи алый плащ, в который был завернут Агриков меч.
Только после этого Властимиру было позволено приблизиться к алтарю. Рукоять меча была повернута к нему, но нагрелась от жара углей так, что казалась только что откованной. Жрец, тяжело дыша, отошел в тень.
Воины с двух сторон положили руки на плечи князя.
— Прими сей меч, о Воин, — заговорил один из них, — и с ним — силу и благословение Перуново, Иди на бой с его именем и помни, что силу дает Перун, но вдвойне карает за неиспользование ее. Будь воином даже тогда, когда смерть приходит за тобой — как бы она ни явилась, будь готов и тверд на пути. Делай, что должно, и пусть все будет как надо!
— Я сделаю, — вырвалось у князя.
Это были его первые слова на Перуновой поляне, и он немного испугался своего порыва — воину пристало быть сдержанным с проявлением радости, горя и отваги.
Откуда-то с ясного звездного неба донесся раскат грома. Воины вскинули голову.
— Перун с нами! — воскликнул один из них. — Он зовет тебя! Иди и делай!
Он оглушительно свистнул над ухом князя, и на свист тут же послышался ответ. В чаще раздался топот копыт, знакомое ржание, и на поляну выскочил Облак.
Чья-то заботливая рука сняла с него седло и узду, омыла и расчесала гриву и хвост. Шерсть старого коня сверкала, как лед под лучами солнца. Высоким красивым шагом он приблизился к хозяину и встал боком, готовый принять его.
Воины мягко толкнули Властимира в спину. Тот подошел и одним прыжком оказался на широкой спине верного жеребца, поймав свободной рукой прядь гривы. Обнаженный меч он держал чуть на отлете.
— Помни одно. — Жрец приблизился к морде коня. — Меч сей твоему роду на хранение даден — пусть ты и потомки твои берегут его как зеницу ока, пока не придет его пора. Тогда достойные сами придут и заберут его. Пусть свершится сие, иначе не жить твоему роду в веках!
— Пусть свершится, — согласно повторил Властимир и послал Облака вперед.
Жеребец как на крыльях вынес его с поляны и помчался по ночному лесу так стремительно и легко, словно летел над ровным лугом при свете дня. Властимир до боли в глазах всматривался в темноту расстилающейся перед ним ночи и думал, что он никогда не забудет того, что увидел и услышал сегодня, и все исполнит, что бы для этого ему ни требовалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Князь еще ни разу не видел, чтобы в ритуале служения Перуну, грозному богу воинов и войны, участвовали женщины. Они не допускались даже до того, чтобы стеречь коней ушедших к капищу мужчин. Здесь же они были не просто случайными зрительницами, что тайно взирали на запретное для них действо, но его участницами.
Женщины были совершенно наги — только венки на голове и тонких лебединых шеях, сплетенные из трав прибрежных, составляли некоторое подобие украшения. Длинные густые светлые волосы волнами падали им на спины, прядями спускались на грудь. С волос текла вода, убегая обратно в озеро, а гибкие молодые тела загадочно и заманчиво блестели в лунном свете и бликах огня позади князя. Именно по телам и особой легкости движений князь неожиданно для себя признал русалок.
Это не испугало и не удивило, а скорее обрадовало его. Он с готовностью пошел за ними в озеро. Тело двигалось легко и свободно, как иногда во сне, когда снится, что летаешь над землей, как птица. Голова слегка кружилась — должно быть, от того зелья, что он испил перед алтарем. Хотелось кричать и петь — до того было хорошо.
Русалки ввели его в озеро, окружили плотным кольцом — протяни руку и наткнешься на деву! Властимир почувствовал, что вода окатывает его с головы до ног. Она струилась по лицу, сбегала на плечи, скатывалась со спины и груди на руки. Будто огненные струйки бежали по его телу. От их касаний тело пробуждалось, наливалось силой и жаждой борьбы. Властимиру казалось, что, попади ему сейчас под руку камень с кабана весом — подбросил бы его одной рукой до вершин дубов.
На миг вода сомкнулась над его головой. От неожиданности ему показалось, что он провалился в омут. Холод, мороз, иней ночи окутал ноги, поднимаясь выше, до сердца, сковал руки и грудь. Но в следующий миг он опять вынырнул и вдохнул ночной воздух, чувствуя себя помолодевшим и готовым на все.
Только когда его опять подвели к алтарю, Властимир заметил, что подле дуба привязан какой-то жеребец странно знакомой золотистой масти с долгой густой гривой. Ни седла, ни уздечки не было на нем. Сопровождавший князя воин подошел к коню и вынул нож.
Жеребец вскинулся, но воин ловко поймал его за гриву, подтягивая к себе. Властимир наблюдал за действом бесстрастно: прикажи сейчас ему жрец самому убить коня — не дрогнул бы, даже будь на месте жеребца его верный Облак.
Воин силой заставил коня вытянуть шею над тлеющими углями и быстро сделал косой надрез на горле. Густая кровь потекла по коже. Жеребец чуть дернулся, когда воин надавил на горло, следя за током крови.
— Приблизься, — услышал Властимир голос жреца и повиновался.
Кровь на углях горела, распространяя едкий удушливый запах, но князь вдыхал его, будто аромат цветов родных полей.
Жрец подошел с другой стороны, обмакнул кривой нож в лошадиную кровь и повелительно махнул рукой. Воин отпустил гриву коня и отошел прочь. Властимир было подумал, что жрец сейчас завершит дело и убьет коня, но этого не произошло. Жрец не подумал ловить коня, и тот ушел.
Окровавленный нож коснулся лба Властимира и его висков. Лошадиная кровь была горяча. Жрец чертил на челе замершего князя какие-то знаки и бормотал про себя еле слышно древнее заклинание, но на сей раз каждое слово было понятно посвященному;
Именем света, именем Рода,
именем силы его
Черный Перун насылает благость
на призывавших ее.
Силу и славу, твердость и ярость
даждь нам, Перун, в бою.
Громом явленный,
будь вдохновленным,
волю яви свою.
Именем бога седого Сварога,
Воину силу дамадь.
Сыну и брату, другу и вою
волю свою яви!
Сзади послышались тихие шаги. Жрец, раньше князя увидев что-то, отступил, и Властимир обернулся,
Второй воин, что исчез ранее, вернулся. Он стоял меж дубов, позади алтаря, держа на вытянутых руках Агриков меч, завернутый в алую ткань. Властимир в неверном свете звезд и догорающих углей жертвенника распознал рукоять давно знакомого меча, но не почувствовал радости встречи и не пошевелился.
Второй воин присоединился к первому. Вместе они развернули меч, освободив его от ножен, и положили поперек жертвенника. Пламя, угасшее было до золы, будто того и ждало — взметнулись языки, охватывая клинок.
Жрец закружил вокруг алтаря, нараспев выкликая хвалы и призывы к Перуну, а воины с двух сторон окружили Властимира.
Они несли новую рубаху, кольчугу и доспех. Все это в молчании они помогли князю надеть на еще влажное от купания в озере тело, затянули пояс и набросили на плечи алый плащ, в который был завернут Агриков меч.
Только после этого Властимиру было позволено приблизиться к алтарю. Рукоять меча была повернута к нему, но нагрелась от жара углей так, что казалась только что откованной. Жрец, тяжело дыша, отошел в тень.
Воины с двух сторон положили руки на плечи князя.
— Прими сей меч, о Воин, — заговорил один из них, — и с ним — силу и благословение Перуново, Иди на бой с его именем и помни, что силу дает Перун, но вдвойне карает за неиспользование ее. Будь воином даже тогда, когда смерть приходит за тобой — как бы она ни явилась, будь готов и тверд на пути. Делай, что должно, и пусть все будет как надо!
— Я сделаю, — вырвалось у князя.
Это были его первые слова на Перуновой поляне, и он немного испугался своего порыва — воину пристало быть сдержанным с проявлением радости, горя и отваги.
Откуда-то с ясного звездного неба донесся раскат грома. Воины вскинули голову.
— Перун с нами! — воскликнул один из них. — Он зовет тебя! Иди и делай!
Он оглушительно свистнул над ухом князя, и на свист тут же послышался ответ. В чаще раздался топот копыт, знакомое ржание, и на поляну выскочил Облак.
Чья-то заботливая рука сняла с него седло и узду, омыла и расчесала гриву и хвост. Шерсть старого коня сверкала, как лед под лучами солнца. Высоким красивым шагом он приблизился к хозяину и встал боком, готовый принять его.
Воины мягко толкнули Властимира в спину. Тот подошел и одним прыжком оказался на широкой спине верного жеребца, поймав свободной рукой прядь гривы. Обнаженный меч он держал чуть на отлете.
— Помни одно. — Жрец приблизился к морде коня. — Меч сей твоему роду на хранение даден — пусть ты и потомки твои берегут его как зеницу ока, пока не придет его пора. Тогда достойные сами придут и заберут его. Пусть свершится сие, иначе не жить твоему роду в веках!
— Пусть свершится, — согласно повторил Властимир и послал Облака вперед.
Жеребец как на крыльях вынес его с поляны и помчался по ночному лесу так стремительно и легко, словно летел над ровным лугом при свете дня. Властимир до боли в глазах всматривался в темноту расстилающейся перед ним ночи и думал, что он никогда не забудет того, что увидел и услышал сегодня, и все исполнит, что бы для этого ему ни требовалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146