– Твой брат женится, и у него будет не меньше дюжины собственных детей. Хотя не могу не признать, я в восторге от происходящего – Арриго жутко разозлился, когда услышал, что твой брат подписал этот указ. Если дело выгорит, его просто удар хватит.
– А Коссимио с Гизеллой очень рады, – промурлыкала Мечелла.
– Должно быть.
Лейла протянула руку, чтобы пощупать подгузник младенца, – все еще сухой.
– Я так понимаю, – сладким голоском сказала она брату, – в этой ситуации тебя радуют только чувства Арриго, а не то, что твой сын станет королем Гхийаса?
– Мой сын и твой племянник, Лейла, – ответил он тем же тоном. – Будь ласковой с ним, когда-нибудь он может сделать тебя принцессой.
– Я отшлепаю его, если он только попробует! – рассмеялась Лейла.
Северин постучал костяшками пальцев по ящику от вина, служившему им обеденным столом.
– Хватит, дети. Что бы ни случилось в отдаленном будущем, сейчас Ренайо только младенец, который скоро обгорит на солнце.
Позвали Отонну, завтракавшую под палисандром с управляющим фермой – племянником мужа ее сестры Примаварры. Горничная унесла ребенка наверх, не переставая ворковать. Молодой человек следовал за ней хвостом.
– Он на что-то надеется? – лукаво спросил Северин.
– Что когда-нибудь она вот так же будет ворковать над их сыном? – Мечелла вытянулась на траве, положив голову на колени Кабралу. – Отонна не относится к нему всерьез. Иначе она хоть раз сходила бы с ним куда-нибудь в коттедж, вместо того чтобы каждую ночь брать его к себе в постель здесь, в Корассоне!
– Злое заклятие все еще действует, – хихикнула Лейла, не обращая внимания на смутившихся мужчин. – Но вернемся к Ренайо и гхийасскому престолу…
– Это право даю ему я, – сказала Мечелла. – Арриго не имеет никакого отношения к нему…
– И никакого отношения к ребенку, – добавил Кабрал, подмигнув ей.
Лейла уже более или менее привыкла к их свободной манере поведения. Нет никакой опасности разоблачения, повторяла она себе, все здесь верны Мечелле. Когда в Корассон приезжают гости, любовники ведут себя осмотрительно. Даже наблюдательная Лиссия ничего не заметила. Кроме того, Серрано, которые строили дом, сделали в нем четыре потайные лестницы. Одна из них соединяла комнату Кабрала, расположенную на четвертом этаже, с апартаментами Мечеллы на третьем. Нет никакой опасности. Никто ничего не узнает.
А даже если кто-то и узнает, Северин может написать такую картину, что, он все забудет.
Ее муж прикрыл ладонью глаза от солнца, пытаясь рассмотреть въездную аллею.
– Во имя Матери, что там еще такое?
– Фургон из Мейа-Суэрты, – не глядя, ответила Мечелла. – Я жду его с утра.
– Только не мебель! – воскликнула Лейла.
– О нет! – Мечелла загадочно посмотрела на нее. Оказалось, фургон заполнен картинами. Северин и Кабрал выгрузили их, шутливо обвиняя Мечеллу в разбое.
– Все это было в хранилище, – оправдывалась она. – Никому, кроме меня, они и не нужны. Меквель был так добр, что разрешил мне взять их из Галиерры, и Коссимио тоже согласился. Эн верро, я же не могу рассчитывать, что мои Грихальва напишут достаточно картин, чтобы хватило на весь Корассон!
– Надеюсь! – возмущенно сказала Лейла. – У меня для Севи есть планы получше!
Вскоре мужчины ушли наверх, в мастерскую, чтобы взять инструменты и починить поврежденную в дороге раму. Мечелла сама открыла следующий ящик, и они с Лейлой осторожно вытащили портрет.
– Ой, Мечелла! Тут, наверное, вышла ошибка – это же “Сааведра”!
– Нет, Лейла, здесь нет никакой ошибки. Я просила прислать мне ее.
Она отступила назад, отпустив огромную, тяжелую картину, и тихонько вздохнула.
– Когда-то я ненавидела этот портрет, но последнее время часто думала о нем. У нас с ней много общего.
– Например? – уставилась на нее Лейла. Глядя на прекрасное лицо Сааведры, прямо в ее серые глаза, Мечелла прошептала:
– Я, как и она, хотела мужчину, которого не могла получить. Я, как и она, забеременела от любимого человека, и ребенок этот – бастард, которому нельзя даже рассказать, кто он на самом деле. Обе мы попали в паутину, разница лишь в том, что свою я сумела разорвать.
Мечелла стиснула руку Лейлы.
– Я никогда бы не сделала всего этого без вас – без тебя, Севи и особенно Кабрала. Теперь я смотрю на Сааведру и думаю, как я счастлива, что сумела вырваться.
Лейла внезапно по-новому взглянула на “Первую Любовницу”.
– Посмотри на ее лицо, – прошептала Мечелла. – Она в ловушке и знает об этом.
– Да, – услышала Лейла собственный голос, – бедняжка.
– Я никогда не смогу открыто жить с Кабралом или признаться, что Ренайо – его сын. Но разве это что-нибудь значит по сравнению с тем счастьем, которое они мне приносят! Сааведра никогда больше не была счастлива. Что бы ни случилось с ней после того, как был написан этот портрет, – убежала она из Тайра-Вирте и родила ребенка или ее убили, – она так и не вырвалась из ловушки. Я смотрю на нее, навеки заточенную в эту раму, на ее лицо, совсем не изменившееся за прошедшие века, и думаю, как мне ее жаль.
"Только одна женщина, – говорила себе Лейла, – только она могла пожалеть Первую Любовницу. Только она не посчитала Сааведру виновной в появлении любовниц Грихальва, причины ее собственной боли. Только она может испытывать сочувствие, а не ненависть”.
– Эйха, – улыбнулась Мечелла. – Помимо всего прочего это шедевр, никому, кроме меня, не нужный, а на такую красоту кто-то должен смотреть и восхищаться ею. Ты же знаешь, как я отношусь к обездоленным!
– А еще, – добавила Лейла, – когда-нибудь эта картина напомнит Алессио и Ренайо о трагедиях, причиной которым послужила Сааведра.
Мечелла удивленно моргнула.
– Да, наверное, хотя я никогда не думала об этом. Я не хочу, чтобы мои сыновья причинили своим женам такую же боль, какую причинил мне Арриго. Но зря ты думаешь, что Сааведра в этом виновата. Она сама – трагедия.
* * *
– И она права, – сказала Лейла мужу через несколько дней.
Они вдвоем – только вдвоем! – ехали верхом на юг, в Мейа-Суэрту. Багажа у них не было – лишь седельные сумки. Вокруг бушевала всеми красками весна, что создавало ощущение восхитительной свободы, и Лейла почему-то вспомнила слова Мечеллы о разорванной паутине. Когда она пересказала Северину их беседу, он кивнул в знак согласия.
– Сааведра не виновата, это все Сарио. Любовницы – лишь часть его плана уничтожения Серрано, лишения этого семейства богатства, славы художников, влияния в обществе.
– Я и себя сравниваю с Сааведрой, – призналась Лейла. – И, спасибо тебе, я тоже вырвалась. Я сегодня уже говорила, что обожаю тебя?
– Может быть, но скажи мне это еще раз. – Он печально улыбнулся. – Мне нужно слышать это как можно чаще в течение следующих двух-трех месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93