Сунув ноги в туфли, он поднялся по трапу на главную палубу. Слева тянулась цепочка невысоких островков, но «Кречет» шел в открытом море. Капитан стоял у руля, с удовольствием обратив прищуренные глаза к невысокому утреннему светилу. Несколько мореходов, в том числе Кеши-Увечные, не смевшие высовываться на палубу, пока корабль находился в Иберанских водах, устроились среди линей, наслаждаясь крепким ветерком и солнцем. Хасмаль ощущал их радость вновь обретенной свободы и вполне понимал ее. Он и сам чувствовал себя подобным образом.
Отправившись на корму, он кивнул.
— Итак, груз уже на борту?
Капитан улыбнулся.
— И ты без особого промедления оказался в море, как я и обещал. Ты утверждал, что хотел бы как следует поплавать. Значит, место нашего назначения удовлетворит тебя.
— В самом деле?
— Не сомневаюсь. Мы пойдем под парусами до Новтерры. Надеюсь, у тебя есть с собой все необходимое — теперь мы землю разве только увидим. И то не скоро.
Хасмаль громко рассмеялся.
— Добрая весть. Ах, капитан, ты и не знаешь, насколько она добрая.
А потом, прислонясь к поручню, стал разглядывать бегущую назад воду.
— Я так и думал, хотя никогда не слышал от тебя, чего ты… избегаешь.
Капитан не сказал и «от чего бежишь». Пожав плечами, Хасмаль отделался полуправдой.
— Ничего особенного. От женщины. От опасений. Нежеланного будущего.
Ян Драклес расхохотался.
— Хас, я брал тебя на борт, зная, что ты не преступник. Многие мужчины были вынуждены уходить в море, чтобы скрыться от женщины. Откровенно говоря, свое первое путешествие я совершил именно по этой причине.
Хасмаль с любопытством поглядел на него.
— Я понравился молодой девице, а та сказала своему свирепому отцу, что я лишил ее девственности и она предпочитает выйти за меня замуж, чем видеть повешенным на городской площади. Я… ну… я решил, что девушка, способная обмануть отца, обманет и мужа; к тому же я не хотел становиться учеником лавочника, сколь ни богат его товар и полны сундуки. Поэтому я нанялся матросом на уходящий на север корабль и более не оглядывался назад.
Хасмаль подумал об участи, которой ему в конце концов удалось избежать.
— Иногда судьба сулит нечто худшее, чем женитьба или даже смерть, но и то, и другое достаточно скверно.
Капитан вновь рассмеялся.
Зажмурив глаза, Хасмаль подставил лицо солнцу, наполнил грудь морским воздухом и вдруг осознал, что впервые может по-настоящему вздохнуть — с того самого вечера, когда, окутанный магией, испортил Доктииракам праздник Дня Именования… просто потому, что мог это сделать. Свободен, свободен и еще раз свободен; он избежал своей участи, ускользнул от нежеланной судьбы, выиграл свою битву. И пусть он сейчас на корабле, направляющемся невесть куда, и пусть он не переносит море, пусть его мутит от постоянной качки, все это не важно. Он заплатит цену за право быть самим собой.
Винсалис, древний поэт, философ, мудрец и покровитель Соколов, некогда сказал: «Наше искусство выбирает мгновение и человека, а потом гонит его вперед — пока не лопнет сердце, до самого конца; лишь глупец рискует заняться магией, не имея благородной причины».
«Возможно, я и трус, но я не хочу умирать ради Соколов. Я не хочу более служить магии в качестве транспортного средства».
В День Именования он сумел убедить себя в том, что имеет Добрые причины проскользнуть незамеченным внутрь Дома Доктиираков. Улица Каменотесов — да что там! — весь квартал Бремиш кишели слухами о войне, к которой готовилась правившая в городе Семья, рассказами о чужеземных посланцах, представляющих не одно-два враждебных Семейства… Утверждали, будто предстоящая свадьба вовсе не окажется ею, и он решил, что окажет услугу и себе, и Семье. Посему он призвал чары Соколов, дабы понаблюдать за кознями Семей, — уверяя себя при этом, что не праздное любопытство, а только чувство самосохранения движет им, — но, сделав так, пробудил в потустороннем мире интерес к себе и потому оказался связанным с Семьями и лишь чудом не разделил судьбу Галвеев.
«Не играй там, где играют боги — их игры придутся тебе не по вкусу; потом, не забудь: боги плутуют».
Слова Винсалиса. Не слова — руководство к жизни.
Я выучил этот урок, помолился Хасмаль. Благодарю тебя, Водор Имриш, за ласковую заботу, за то, что избавил свое доброе хмотское дитя от рук сующихся не в свое дело Иберанских богов. Обещаю тебе, что никогда более не приму праздное любопытство за чувство самосохранения.
Кейт даже не представляла, сколько проспала. Она едва помнила, как Амели будила ее, торопя на нанятый ею корабль. Еще меньше она помнила, как расплачивалась с капитаном, как объясняла, что у нее нет вещей, а после вселялась в каюту. Впрочем, было очевидно, что она успешно справилась с делом. У нее была крохотная чистая каюта, она лежала в уютной койке, поверх покрывала, так и не сняв сапоги. Одежда выглядела ужасно. Неплохо бы приобрести новые вещи, запастись еще кое-чем… оставалось только надеяться, что в экипаже капитана Драклеса найдутся женщины и одна из них захочет поделиться с ней за определенную плату собственными пожитками, чтобы Кейт было чем прикрыть наготу до прихода в следующую гавань.
Чувствуешь себя лучше?
Голос Амели испугал Кейт. Она буквально подскочила на месте, и ее давно усопшая прабабка расхохоталась.
— Я-то себя чувствую хорошо, — пробормотала Кейт. — Только не надо этого делать.
Ты права. Но ты и представить себе не можешь, как мне одиноко. Так прекрасно вновь иметь возможность поговорить, и до чего здорово, когда тебя кто-нибудь слушает.
Кейт потянулась, зевнула и села. В кабине пахло дубом, кедром, деревянным лаком и свечным воском; на всем лежала печать чьей-то заботы: тертый мыльным камнем пол блестел костяной белизной, а изношенные простыни и тщательно зачиненное одеяло были безукоризненно чисты и пахли аларией и лавандой.
Но разве ты не хочешь поговорить? И я должна так много рассказать тебе…
— Откровенно говоря, нет. По утрам я предпочитаю пребывать в обществе собственных мыслей.
Сейчас далеко за полдень, возможно, и до заката осталось немного.
Кейт расплела волосы и подумала, что хорошо бы найти укромный уголок и вымыть их. Теперь они высохли, но морская вода, в которую ей пришлось окунуться, сделала их тяжелыми и жесткими.
— И вот что. Мне нравится быть одной, тем более что сейчас мне нужно многое обдумать. А потому умолкни и не заговаривай со мной, пока я не попрошу, будь то утро или вечер.
В дверь каюты негромко постучали. Кейт застыла на месте.
— Парата, ты проснулась?
— Да, проснулась, — ответила Кейт.
— У тебя кто-то есть?
Потерев ладонью глаза, Кейт вздохнула.
— Я… разговариваю с собой. Просто проснулась не в духе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100