В общем, я
упомянул обо всем этом только для того, чтобы
продемонстрировать, как город сохраняет себя физически. Вся
суть в том, что в Диаспаре есть аналогичные машины, сохраняющие
нашу социальную структуру. Они следят за всеми изменениями и
корректируют их прежде, чем те станут слишком заметными. Как
они это делают? Я не знаю. Может быть, они отбирают тех, кто
появляется из Зала Творения. Может быть, они подправляют образы
наших личностей: мы-то думаем, что обладаем свободой воли, но
как можно быть в этом уверенным? Так или иначе, проблема была
решена. Диаспар выжил и невредимым прошел сквозь века, подобно
огромному кораблю, несущему в качестве груза все, что уцелело
от человеческого рода. Это - грандиозный успех социальной
инженерии. Другой вопрос - стоило ли все это затевать? Но одной
стабильности недостаточно. Она слишком легко ведет к застою, а
затем и к упадку. Конструкторы города предприняли тщательно
рассчитанные шаги, чтобы избежать этого. Правда, опустевшие
дома вокруг нас указывают, что они преуспели не полностью. Я,
Шут Хедрон, есть часть этого плана. Возможно, лишь крошечная
часть. Мне нравится думать иначе, но удостовериться в
обоснованности своей мечты я никогда не смогу.
- И что собой представляет твоя часть? - спросил Элвин,
все еще не до конца понимая собеседника и начиная слегка
раздражаться.
- Ну, скажем, я вношу в город рассчитанное количество
беспорядка. Если б я попытался объяснить свои действия, то
разрушил бы всю их эффективность. Суди по мне по моим деяниям,
хотя бы и немногим, а не по моим словам, хотя бы и многим.
Элвин никогда не встречался с кем-либо, напоминавшим
Хедрона. Шут был настоящей личностью - человеком действия, на
голову превосходящим уровень общего единообразия, типичный для
Диаспара. И хотя надежда разобраться, в чем именно заключались
его обязанности и как он их выполнял, рассеялась, это было не
столь важно. Главное заключалось в том, почувствовал Элвин, что
появился кто-то, с кем он может поговорить (когда тот сделает
перерыв в монологе), и кто способен дать ответы на самые
насущные, давно назревшие вопросы.
Они вместе направились обратно по коридорам Башни
Лоранна и вышли наружу близ опустевшей движущейся дороги.
Только теперь Элвин сообразил, что Хедрон ни разу не
поинтересовался: что же он делал там, на краю неизвестности. Он
подозревал, что Хедрон уже знал это и был заинтригован, но не
удивлен. Интуиция подсказала Элвину, что удивить Хедрона будет
очень непросто.
Они обменялись индексами, чтобы иметь возможность при
желании связаться друг с другом. Элвин в нетерпении ожидал
новой встречи с Шутом, одновременно слегка опасаясь, что его
общество окажется утомительным при слишком длительном контакте.
К тому же он хотел предварительно узнать, что могут рассказать
о Хедроне его друзья и, в частности, Джезерак.
- До следующей встречи, - сказал Хедрон и попросту исчез.
Элвин был несколько обескуражен. Встречаясь с кем-либо
не во плоти, а в виде спроецированного изображения, житель
Диаспара, следуя правилам хорошего тона, предупреждал
собеседника об этом с самого начала - иначе тот, ничего не
подозревая, мог попасть в весьма невыгодное положение.
Вероятно, Хедрон все время спокойно сидел дома - где бы его дом
ни находился. Номер, который он дал Элвину, гарантировал лишь,
что все сообщения достигнут его, но не содержал информации о
его местожительстве. Это, по крайней мере, соответствовало
обычаям. С индексными номерами можно было вести себя достаточно
свободно; фактический же адрес открывали лишь самым близким
друзьям.
Возвращаясь в город, Элвин раздумывал над всем
услышанным от Хедрона о Диаспаре и его социальном устройстве.
Примечательно, что он никогда не встречал недовольных своим
образом жизни. Диаспар и его обитатели были задуманы как части
единого генерального плана; они составляли идеальный симбиоз.
На протяжении своих долгих жизней диаспарцы никогда не скучали.
Хотя их город был по меркам прежних веков очень мал, его
сложность превосходила всякую меру, а количество сокровищ и
всяких диковин было беспредельным. Здесь Человек собрал все
плоды своего гения, все, что удалось спасти из руин прошлого.
Говорили, что все некогда существовавшие города сыграли свою
роль в становлении Диаспара; до появления Пришельцев его
название уже было известно во всех мирах, утерянных позднее
человеком. В строительство Диаспара был вложен весь опыт, все
искусство Империи. Когда же великие дни подошли к концу, гении
прошлого реформировали город и поручили его машинам, сделав
Диаспар бессмертным. Если даже все уйдет в небытие - Диаспар
будет жить и нести потомков Человека невредимыми по течению
времени.
Люди в Диаспаре не достигли ничего, кроме возможности
выжить, и были удовлетворены. Они могли заняться миллионом
вещей, чтобы заполнить промежуток времени от момента выхода
почти взрослых тел из Зала Творения, до часа возвращения лишь
слегка постаревших организмов в Банки Памяти города. В мире,
где все мужчины и женщины обладали разумом, некогда осенявшим
лишь гениев, не было опасности заскучать. Наслаждений,
доставляемых беседой и аргументацией, тончайших формальностей в
области социальных контактов - этого уже было достаточно, чтобы
занять немалую часть жизни. А помимо этого, бывали еще большие
формальные дебаты, когда весь город зачарованно внимал
проницательнейшим умам, сталкивавшимся в поединке или дерзавшим
штурмовать такие вершины философии, которые никогда не
покорятся, но и вызов, брошенный ими, никогда не потускнеет.
Не было мужчины или женщины без какого-нибудь
всепоглощающего интеллектуального занятия. Эристон, к примеру,
проводил немалую часть времени в длительных диалогах с
Центральным Компьютером. Последний, фактически управляя
городом, имел тем не менее досуг для десятков одновременных
дискуссий со всеми осмелившимися померяться с ним разумом. Уже
триста лет Эристон пытался построить логический парадокс,
который машина не смогла бы разрешить. Впрочем, на серьезный
прогресс в этом занятии он рассчитывал только спустя несколько
жизней.
Интересы Этании были скорее эстетического рода. Она
сперва набрасывала, а затем с помощью организаторов материи
конструировала трехмерные переплетенные фигуры такой красоты и
сложности, что они представляли собой, в сущности,
исключительно серьезные топологические проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
упомянул обо всем этом только для того, чтобы
продемонстрировать, как город сохраняет себя физически. Вся
суть в том, что в Диаспаре есть аналогичные машины, сохраняющие
нашу социальную структуру. Они следят за всеми изменениями и
корректируют их прежде, чем те станут слишком заметными. Как
они это делают? Я не знаю. Может быть, они отбирают тех, кто
появляется из Зала Творения. Может быть, они подправляют образы
наших личностей: мы-то думаем, что обладаем свободой воли, но
как можно быть в этом уверенным? Так или иначе, проблема была
решена. Диаспар выжил и невредимым прошел сквозь века, подобно
огромному кораблю, несущему в качестве груза все, что уцелело
от человеческого рода. Это - грандиозный успех социальной
инженерии. Другой вопрос - стоило ли все это затевать? Но одной
стабильности недостаточно. Она слишком легко ведет к застою, а
затем и к упадку. Конструкторы города предприняли тщательно
рассчитанные шаги, чтобы избежать этого. Правда, опустевшие
дома вокруг нас указывают, что они преуспели не полностью. Я,
Шут Хедрон, есть часть этого плана. Возможно, лишь крошечная
часть. Мне нравится думать иначе, но удостовериться в
обоснованности своей мечты я никогда не смогу.
- И что собой представляет твоя часть? - спросил Элвин,
все еще не до конца понимая собеседника и начиная слегка
раздражаться.
- Ну, скажем, я вношу в город рассчитанное количество
беспорядка. Если б я попытался объяснить свои действия, то
разрушил бы всю их эффективность. Суди по мне по моим деяниям,
хотя бы и немногим, а не по моим словам, хотя бы и многим.
Элвин никогда не встречался с кем-либо, напоминавшим
Хедрона. Шут был настоящей личностью - человеком действия, на
голову превосходящим уровень общего единообразия, типичный для
Диаспара. И хотя надежда разобраться, в чем именно заключались
его обязанности и как он их выполнял, рассеялась, это было не
столь важно. Главное заключалось в том, почувствовал Элвин, что
появился кто-то, с кем он может поговорить (когда тот сделает
перерыв в монологе), и кто способен дать ответы на самые
насущные, давно назревшие вопросы.
Они вместе направились обратно по коридорам Башни
Лоранна и вышли наружу близ опустевшей движущейся дороги.
Только теперь Элвин сообразил, что Хедрон ни разу не
поинтересовался: что же он делал там, на краю неизвестности. Он
подозревал, что Хедрон уже знал это и был заинтригован, но не
удивлен. Интуиция подсказала Элвину, что удивить Хедрона будет
очень непросто.
Они обменялись индексами, чтобы иметь возможность при
желании связаться друг с другом. Элвин в нетерпении ожидал
новой встречи с Шутом, одновременно слегка опасаясь, что его
общество окажется утомительным при слишком длительном контакте.
К тому же он хотел предварительно узнать, что могут рассказать
о Хедроне его друзья и, в частности, Джезерак.
- До следующей встречи, - сказал Хедрон и попросту исчез.
Элвин был несколько обескуражен. Встречаясь с кем-либо
не во плоти, а в виде спроецированного изображения, житель
Диаспара, следуя правилам хорошего тона, предупреждал
собеседника об этом с самого начала - иначе тот, ничего не
подозревая, мог попасть в весьма невыгодное положение.
Вероятно, Хедрон все время спокойно сидел дома - где бы его дом
ни находился. Номер, который он дал Элвину, гарантировал лишь,
что все сообщения достигнут его, но не содержал информации о
его местожительстве. Это, по крайней мере, соответствовало
обычаям. С индексными номерами можно было вести себя достаточно
свободно; фактический же адрес открывали лишь самым близким
друзьям.
Возвращаясь в город, Элвин раздумывал над всем
услышанным от Хедрона о Диаспаре и его социальном устройстве.
Примечательно, что он никогда не встречал недовольных своим
образом жизни. Диаспар и его обитатели были задуманы как части
единого генерального плана; они составляли идеальный симбиоз.
На протяжении своих долгих жизней диаспарцы никогда не скучали.
Хотя их город был по меркам прежних веков очень мал, его
сложность превосходила всякую меру, а количество сокровищ и
всяких диковин было беспредельным. Здесь Человек собрал все
плоды своего гения, все, что удалось спасти из руин прошлого.
Говорили, что все некогда существовавшие города сыграли свою
роль в становлении Диаспара; до появления Пришельцев его
название уже было известно во всех мирах, утерянных позднее
человеком. В строительство Диаспара был вложен весь опыт, все
искусство Империи. Когда же великие дни подошли к концу, гении
прошлого реформировали город и поручили его машинам, сделав
Диаспар бессмертным. Если даже все уйдет в небытие - Диаспар
будет жить и нести потомков Человека невредимыми по течению
времени.
Люди в Диаспаре не достигли ничего, кроме возможности
выжить, и были удовлетворены. Они могли заняться миллионом
вещей, чтобы заполнить промежуток времени от момента выхода
почти взрослых тел из Зала Творения, до часа возвращения лишь
слегка постаревших организмов в Банки Памяти города. В мире,
где все мужчины и женщины обладали разумом, некогда осенявшим
лишь гениев, не было опасности заскучать. Наслаждений,
доставляемых беседой и аргументацией, тончайших формальностей в
области социальных контактов - этого уже было достаточно, чтобы
занять немалую часть жизни. А помимо этого, бывали еще большие
формальные дебаты, когда весь город зачарованно внимал
проницательнейшим умам, сталкивавшимся в поединке или дерзавшим
штурмовать такие вершины философии, которые никогда не
покорятся, но и вызов, брошенный ими, никогда не потускнеет.
Не было мужчины или женщины без какого-нибудь
всепоглощающего интеллектуального занятия. Эристон, к примеру,
проводил немалую часть времени в длительных диалогах с
Центральным Компьютером. Последний, фактически управляя
городом, имел тем не менее досуг для десятков одновременных
дискуссий со всеми осмелившимися померяться с ним разумом. Уже
триста лет Эристон пытался построить логический парадокс,
который машина не смогла бы разрешить. Впрочем, на серьезный
прогресс в этом занятии он рассчитывал только спустя несколько
жизней.
Интересы Этании были скорее эстетического рода. Она
сперва набрасывала, а затем с помощью организаторов материи
конструировала трехмерные переплетенные фигуры такой красоты и
сложности, что они представляли собой, в сущности,
исключительно серьезные топологические проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76