Попросите Або выяснить в полиции нравов, не числится ли за ними что-нибудь предосудительное.
– Я все ему передам, как только он позвонит.
Я вернулся в свою кабину и постарался припомнить все, что мне было известно о прошлом Пат. Этого было очень мало. Ее прадед, Даниэль Эган, поселился в Бруклине сразу после войны штатов. Тогда у него было немало земель, он был заметной фигурой в Нью-Йорке, но потом запил и почти все спустил. Пат часто мне говорила: «Если бы дед занимался делом, а не бегал за юбками, у Эганов и теперь были бы деньги». Но все повернулось иначе. И у отца Пат почти ничего не осталось.
Ее мать, закончив в Денвере колледж, приехала в Нью-Йорк и поселилась в Бруклине. Из родственников со стороны матери у Пат была только кузина, дочь сестры ее матери. Пат никогда ее не видела, но на Рождество они обменивались письмами и поздравлениями. Звали ее Ирис, она была примерно того же возраста, что и Пат.
Я обнаружил, что снова вспотел, и вытер лицо бельем. Оказывается, о прошлом Пат я знал не так уж и мало. Она говорила мне, что очень похожа на свою мать, за исключением цвета волос – его она унаследовала с отцовской стороны. Ее мать была блондинка.
Я еще раз глотнул виски. Отец Пат разорился во время большого кризиса в 29-м году, когда ей было четыре года. Два года спустя ее отец и мать погибли в авиационной катастрофе. Друзья семьи поместили ее в интернат, где она воспитывалась за счет государства. Хотя это и не совсем так. Директор интерната, старый бука, которого она называла плешивым Парком, заставлял ее работать. И в шестнадцать лет она убежала. Одна девушка, которую она знала по интернату, нашла ей работу. И в этот момент на сцене появился я.
Я оделся, так как не собирался провести тут остаток своей жизни. Меня искали всюду. Вот-вот они должны были появиться и у Хими – это был лишь вопрос времени.
Надев рубашку и пиджак, я завязал галстук. Пока мои товарищи еще не наложили на меня лапы, мне необходимо было увидеть старого плешивого Парка и просмотреть все документы, которые сохранились у него о Пат и ее родственниках.
Засунув револьвер в кобуру, я раздвинул портьеру как раз в тот момент, когда неожиданно прибежал Хими. Объяснений не требовалось: все было ясно и так. Греди развил бурную деятельность. Полиция хотела видеть Хими.
– Убегайте через задний ход, Герман, – прошептал он сквозь зубы. Быстрей. Два типа уже вошли в дом. И я почему-то уверен, что явились они сюда не для мытья.
Глава 15
Интернат для сирот – большое здание из красного кирпича, выходящее фасадом на улицу. Пат много раз показывала его мне, когда мы проезжали мимо на машине.
«Только посмотрю на него, и у меня дрожь пробегает по коже, – сказала она мне однажды. – А что касается старого плешака... лучше о нем не говорить. Мне просто повезло, что я вовремя и так удачно спаслась от его опеки».
В розовом свете зари этот дом выглядел вполне прилично. Обыкновенный дом, как и многие другие. Пока я смотрел на него, прозвенел звонок, и в окнах первого этажа зажегся свет. Я отошел от дерева, за которым прятался, перешел лужайку и обошел дом.
Дверь в котельную была заперта на ключ, но рядом с ней находилось полуоткрытое окно. Я проскользнул через него и очутился на бетонном полу. Здесь все пахло сиротским приютом: грязь на столах и остатки еды. Для большинства все это безразлично, но ведь речь идет о сиротах! Им дают то, что подешевле. И никогда не забывают предупредить, что если кто-нибудь пожалуется приходящему с инспекцией чиновнику, то будет наказан.
Пат рассказывала мне и об этом. И об удовольствии, которое получал старый плешивец, разглядывая старших девочек, когда они мылись в бане. Я нашел лестницу и поднялся по ней. Длинный коридор походил на госпитальный: он был плохо освещен и имел грустный вид. Когда я закрывал дверь на лестницу, то увидел девочку лет пятнадцати, которая спускалась со второго этажа, доплетая на ходу косу.
Я спросил ее, где можно найти мистера Парка. Она посмотрела в сторону вестибюля, пересекла холл и исчезла за одной из дверей. Я смотрел ей вслед. В этот момент снова раздался звон колокола, и неясное бормотание на первом этаже стихло. Теперь я понял, что говорила мне Пат. Быть воспитанником этого заведения – все равно что находиться в тюрьме. Встают они по колоколу, замолкают при звуке следующего колокола, начинают молиться после третьего... И так все дни, однообразные и серые...
Я тоже пересек холл, дошел до двери, на которой была прибита дощечка с надписью:
"Мистер Ивер Парк
ДИРЕКТОР"
Я открыл дверь и вошел. За дверью находилось бюро, покрытое зеленым сукном, и около дюжины венских кресел. Здесь никого не было, но, судя по тому, что мне говорила Пат, комната Парка размещалась рядом с кабинетом.
В каждой стене было по двери. Я открыл одну из них и обнаружил что-то вроде зала заседаний с длинным столом посередине. Закрыв дверь, я принялся рассматривать металлические полки с ящичками возле стены. Ящички были расположены по алфавиту. Если документы на Патрицию Эган сохранились, то они должны находиться в ящичке на букву "Э". Я нашел соответствующий ящик и попытался открыть его, но он был заперт.
Пройдя через комнату, я прислушался возле двери напротив. Оттуда доносился характерный звук бритвы, скользящей по подбородку. Я открыл дверь и вошел в комнату: это была спальня. В ее глубине, в ванной комнате, плешивый мужчина, возраст которого подходил к шестидесяти, подбривал бороду. Я впервые увидел Парка, и с первого же взгляда он стал мне несимпатичен. Впечатление оказалось взаимным. Он испугался и порезал себе подбородок. Парк опустил бритву и возмущенно проверещал:
– Я не знаю, кто вы, но прошу вас немедленно покинуть помещение!
Я спокойно закрыл дверь позади себя.
– Вы мистер Парк?
В это время он прикладывал губку к порезанному месту.
– Да, а вы кто такой?
– Герман Стен. Муж Патриции Эган.
Мое имя как будто ничего особенного ему не говорило.
– А кто это?
– Патриция Эган.
Парк вновь занялся своим подбородком.
– Ах да, Патриция Эган! – На его лице было так мало растительности, что я с трудом удерживался от того, чтобы не выхватить у него бритву и не покончить таким образом с его бритьем. – Это та девица, которая не оценила того, что для нее сделали. Та девица, которая удрала от нас десять лет назад. Это та, о которой пишут во всех газетах, что она прикончила своего любовника.
Он бросил на меня взгляд поверх бритвы и спросил:
– Как вы сказали вас зовут?
– Стен, Герман Стен.
Парк неожиданно засуетился. Он молниеносно сложил бритву и сунул ее в карман.
– Господи! Выходит, вы бывший детектив, который убил вчера человека? Да? Вы действительно подходящая пара для Пат!
Он прополоскал губку, которой протирал свой порез, и снял ею мыло с лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Я все ему передам, как только он позвонит.
Я вернулся в свою кабину и постарался припомнить все, что мне было известно о прошлом Пат. Этого было очень мало. Ее прадед, Даниэль Эган, поселился в Бруклине сразу после войны штатов. Тогда у него было немало земель, он был заметной фигурой в Нью-Йорке, но потом запил и почти все спустил. Пат часто мне говорила: «Если бы дед занимался делом, а не бегал за юбками, у Эганов и теперь были бы деньги». Но все повернулось иначе. И у отца Пат почти ничего не осталось.
Ее мать, закончив в Денвере колледж, приехала в Нью-Йорк и поселилась в Бруклине. Из родственников со стороны матери у Пат была только кузина, дочь сестры ее матери. Пат никогда ее не видела, но на Рождество они обменивались письмами и поздравлениями. Звали ее Ирис, она была примерно того же возраста, что и Пат.
Я обнаружил, что снова вспотел, и вытер лицо бельем. Оказывается, о прошлом Пат я знал не так уж и мало. Она говорила мне, что очень похожа на свою мать, за исключением цвета волос – его она унаследовала с отцовской стороны. Ее мать была блондинка.
Я еще раз глотнул виски. Отец Пат разорился во время большого кризиса в 29-м году, когда ей было четыре года. Два года спустя ее отец и мать погибли в авиационной катастрофе. Друзья семьи поместили ее в интернат, где она воспитывалась за счет государства. Хотя это и не совсем так. Директор интерната, старый бука, которого она называла плешивым Парком, заставлял ее работать. И в шестнадцать лет она убежала. Одна девушка, которую она знала по интернату, нашла ей работу. И в этот момент на сцене появился я.
Я оделся, так как не собирался провести тут остаток своей жизни. Меня искали всюду. Вот-вот они должны были появиться и у Хими – это был лишь вопрос времени.
Надев рубашку и пиджак, я завязал галстук. Пока мои товарищи еще не наложили на меня лапы, мне необходимо было увидеть старого плешивого Парка и просмотреть все документы, которые сохранились у него о Пат и ее родственниках.
Засунув револьвер в кобуру, я раздвинул портьеру как раз в тот момент, когда неожиданно прибежал Хими. Объяснений не требовалось: все было ясно и так. Греди развил бурную деятельность. Полиция хотела видеть Хими.
– Убегайте через задний ход, Герман, – прошептал он сквозь зубы. Быстрей. Два типа уже вошли в дом. И я почему-то уверен, что явились они сюда не для мытья.
Глава 15
Интернат для сирот – большое здание из красного кирпича, выходящее фасадом на улицу. Пат много раз показывала его мне, когда мы проезжали мимо на машине.
«Только посмотрю на него, и у меня дрожь пробегает по коже, – сказала она мне однажды. – А что касается старого плешака... лучше о нем не говорить. Мне просто повезло, что я вовремя и так удачно спаслась от его опеки».
В розовом свете зари этот дом выглядел вполне прилично. Обыкновенный дом, как и многие другие. Пока я смотрел на него, прозвенел звонок, и в окнах первого этажа зажегся свет. Я отошел от дерева, за которым прятался, перешел лужайку и обошел дом.
Дверь в котельную была заперта на ключ, но рядом с ней находилось полуоткрытое окно. Я проскользнул через него и очутился на бетонном полу. Здесь все пахло сиротским приютом: грязь на столах и остатки еды. Для большинства все это безразлично, но ведь речь идет о сиротах! Им дают то, что подешевле. И никогда не забывают предупредить, что если кто-нибудь пожалуется приходящему с инспекцией чиновнику, то будет наказан.
Пат рассказывала мне и об этом. И об удовольствии, которое получал старый плешивец, разглядывая старших девочек, когда они мылись в бане. Я нашел лестницу и поднялся по ней. Длинный коридор походил на госпитальный: он был плохо освещен и имел грустный вид. Когда я закрывал дверь на лестницу, то увидел девочку лет пятнадцати, которая спускалась со второго этажа, доплетая на ходу косу.
Я спросил ее, где можно найти мистера Парка. Она посмотрела в сторону вестибюля, пересекла холл и исчезла за одной из дверей. Я смотрел ей вслед. В этот момент снова раздался звон колокола, и неясное бормотание на первом этаже стихло. Теперь я понял, что говорила мне Пат. Быть воспитанником этого заведения – все равно что находиться в тюрьме. Встают они по колоколу, замолкают при звуке следующего колокола, начинают молиться после третьего... И так все дни, однообразные и серые...
Я тоже пересек холл, дошел до двери, на которой была прибита дощечка с надписью:
"Мистер Ивер Парк
ДИРЕКТОР"
Я открыл дверь и вошел. За дверью находилось бюро, покрытое зеленым сукном, и около дюжины венских кресел. Здесь никого не было, но, судя по тому, что мне говорила Пат, комната Парка размещалась рядом с кабинетом.
В каждой стене было по двери. Я открыл одну из них и обнаружил что-то вроде зала заседаний с длинным столом посередине. Закрыв дверь, я принялся рассматривать металлические полки с ящичками возле стены. Ящички были расположены по алфавиту. Если документы на Патрицию Эган сохранились, то они должны находиться в ящичке на букву "Э". Я нашел соответствующий ящик и попытался открыть его, но он был заперт.
Пройдя через комнату, я прислушался возле двери напротив. Оттуда доносился характерный звук бритвы, скользящей по подбородку. Я открыл дверь и вошел в комнату: это была спальня. В ее глубине, в ванной комнате, плешивый мужчина, возраст которого подходил к шестидесяти, подбривал бороду. Я впервые увидел Парка, и с первого же взгляда он стал мне несимпатичен. Впечатление оказалось взаимным. Он испугался и порезал себе подбородок. Парк опустил бритву и возмущенно проверещал:
– Я не знаю, кто вы, но прошу вас немедленно покинуть помещение!
Я спокойно закрыл дверь позади себя.
– Вы мистер Парк?
В это время он прикладывал губку к порезанному месту.
– Да, а вы кто такой?
– Герман Стен. Муж Патриции Эган.
Мое имя как будто ничего особенного ему не говорило.
– А кто это?
– Патриция Эган.
Парк вновь занялся своим подбородком.
– Ах да, Патриция Эган! – На его лице было так мало растительности, что я с трудом удерживался от того, чтобы не выхватить у него бритву и не покончить таким образом с его бритьем. – Это та девица, которая не оценила того, что для нее сделали. Та девица, которая удрала от нас десять лет назад. Это та, о которой пишут во всех газетах, что она прикончила своего любовника.
Он бросил на меня взгляд поверх бритвы и спросил:
– Как вы сказали вас зовут?
– Стен, Герман Стен.
Парк неожиданно засуетился. Он молниеносно сложил бритву и сунул ее в карман.
– Господи! Выходит, вы бывший детектив, который убил вчера человека? Да? Вы действительно подходящая пара для Пат!
Он прополоскал губку, которой протирал свой порез, и снял ею мыло с лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37