— Она произносит это спокойно, как будто я не смеялся и по бедрам себя не бил. Она просто убивает меня своей простотой. Я смотрю на нее, сглатываю, выпрямляюсь и беру более серьезный тон.
— Ты думаешь?
Бетти смотрит на меня, лицо ее бледно.
— Кто-то собирается убить нас, Дуглас. Всех нас.
Я замолкаю и пытаюсь собраться с мыслями, но простые доводы Бетти просто грызут меня изнутри. Рвут кишки.
Я заставляю слова преодолеть барьер рвоты, скопившейся у меня в горле.
— А он… он кого-то подозревает?
Зона, свободная от капуччино
Мы с Бетти сидим у окна в маленьком тихом кафетерии, снаружи мимо нас тащится унылая и промокшая жизнь. Я уже немножко меньше психую, но минуты текут, и я понимаю, что мне придется найти очень хитрый способ выбраться из всего этого. А сейчас нужно просто выиграть время и плыть по течению.
— И как себя чувствует Тони? — Бетти не собирается отвечать, и я понимаю, что должен как-то заполнить зияющую тишину, повисшую между нами. — Знаешь, я думаю, что он лучший председатель из всех, которые у нас были. Точно — самый лучший. Ты можешь передать ему это от меня.
Довольно долго Бетти задумчиво смотрит, как по стеклу катятся капли дождя, потом наконец оборачивается ко мне.
— Это какая-то медицинская проблема? Твой рост?
Не знаю точно, что на это ответить. Бетти, должно быть, видит, что я упал духом, и, как она считает, тепло улыбается мне.
— Когда работаешь в библиотеке, приходится читать о таких вещах.
Я медленно киваю. Почему-то мои губы сжаты так сильно, что от них отлила вся кровь.
— У нас в клубе была четырнадцатилетка. Ширли Темпл. Вот она была и вправду маленькая. Крошечная, по сравнению со мной. Это действительно была медицинская проблема.
— Четырнадцатилетка? Правда? Как страшно.
— Да. Ее даже не обслуживали.
— А что с ней случилось? — Бетти смотрит на меня со страхом. —Ты не думаешь, что ее тоже убили, да?
— Ее арестовали. — Избалованная девчонка до смерти раздражала меня. Пока не попалась. — Она в тюрьме. — И угадайте, кто будет ждать ее, когда она выйдет-хотя к тому времени ей уже и будет шестнадцать.
Хорошенькая официантка, не глухая, приносит большую чашку капуччино для Бетти и двойной эспрессо для меня. Немного раньше я в шутку попросил у нее четверной эспрессо, и официантка, подумав, сообщила мне, что у них нет таких больших чашек. Знаю, это была глупая шутка. К тому же она, наверное, слышит ее каждый день, но все равно, могла бы хотя бы улыбнуться. В конце концов, я изо всех сил старался помочь Бетти расслабиться.
Бетти отпивает капуччино, и ко всем ее проблемам добавляются маленькие коричневато-белые усики из кофейной пены. Мне ужасно хочется потянуться и стереть их, но вместо этого следующие несколько минут я стараюсь вообще не смотреть на нее.
— Значит, Тони Кертис твой брат. А я не замечаю особого сходства.
— Он мне только наполовину брат.
— И на другую половину ублюдок. — Я веду себя так, как будто живу на свете последний день. Эта острота кажется мне истерически смешной, но я проглатываю свое веселье, когда вижу, что Бетти хмурится.
— Извини. Это старая шутка. Я ее не придумывал, я только повторил. — Мне остается только надеяться, что Бетти нравятся невротики, потому что я как раз в невротика и превратился. Я хватаю салфетку и вытираю ее верхнюю губу — при этом мы оба даже не успеваем понять, где находимся. Она изгибает шею и откидывает голову назад, пытаясь увернуться от салфетки, но я полон решимости вытереть пену, так что слегка придерживаю ее за шею, промакивая губу салфеткой.
— У тебя пена… пена от капуччино. Смотри. Видишь? Вот. Смотри. — Я сую салфетку ей под нос, она опускает глаза и начинает кивать, слабо улыбаясь.
— Ах, да… Я вижу. Спасибо. Спасибо тебе. Надо было мне убить себя. Или Бетти.
Я на взводе, и эспрессо тут ни при чем. Я бросаю в рот кубик тростникового сахара и начинаю громко хрустеть.
— Знаешь, я никогда не говорил этого раньше, а может, и нужно было сказать. Или, наоборот, я был прав, что держал это при себе — я могу тебе доверять, Бетти?
— Доверять мне? — Теперь я пытаюсь смотреть на Бетти большими собачьими глазами в надежде, что ей нравится это в мужчинах. Ей нравится, чтобы он смотрел на нее, как преданный пес. С моей стороны это просто дикая догадка, но я просто чую в ней любовь к собакам.
— Ты рассказала мне про Тони, так что, думаю, могу рассказать тебе.
Бетти уже выглядит встревоженной.
— В чем дело, Дуглас?
— У меня крупные неприятности. Очень крупные. Понимаешь, тут… Просто я в полном дерьме. В полном дерьме, — я беру еще один кубик сахара и раскусываю его.
— Какие именно неприятности? Я продолжаю громко хрустеть.
— Один парень. Он превратил мою жизнь в ад.
— Что за парень? — голос у Бетти нежный и теплый.
— Ну просто… такой парень. Он никак не оставит меня в покое.
— А почему?
— Он не хочет.
Некоторые люди ломаются, когда на них давят, но только не я. Все волнения свалились с меня, как листья с умирающего дерева. У меня есть план, который покончит со всеми планами.
Я гений.
— Дуглас, — я замечаю, что смотрю прямо в теплые и мерцающие глаза Бетти, и понимаю, что мог бы сидеть так вечно, если бы она меня попросила. — Скажи мне, почему он не хочет оставить тебя в покое?
— Ну… я не могу.
— Дуглас… пожалуйста. Просто скажи мне.
Я молчу, чувствуя, как остатки сахара разъедают мои зубы. Может быть, когда-нибудь и мне понадобятся протезы — но, когда это случится, никто не обманет меня и не заставит покупать этот кошмарный цемент для протезов, которым пользовался Кэрол Ломбард.
— Этот самый парень… он знает.
— Что знает?
— Он знает, что я делаю.
Бетти знает, что я делаю, по крайней мере, что я рассказываю об этом в клубе.
— А не может быть, что ты просто?.. Ну, понимаешь?..
Я медленно и печально качаю головой. Тяжелая голова на слабой шее.
— А почему нет?
— У него есть фотографии.
— И на них ты? — Я киваю. — Делаешь?.. — Я опять киваю. Потом кивает она. Медленно.
Мои большие собачьи глаза смотрят на нее из под собачьих тяжелых век. — Это… это многое объясняет. Насчет твоего странного поведения. .. — Я снова киваю, втайне радуясь, что мое представление возымело должный эффект.
— Ты еще кому-нибудь об этом говорил?
— Только тебе. И даже сейчас не знаю, почему решил признаться.
— Это ужасно, Дуглас. Как будто у нас и без того не достаточно проблем. Может быть, я могу чем-нибудь помочь?
Да-а — можешь убить для меня агента Вэйда.
— Это моя проблема. Я должен разобраться с ней сам.
— Я так понимаю, ему нужны деньги?
— Да. Деньги. В этом все дело. Деньги, которых у меня нет.
— Дай-ка мне подумать…
— Прошу тебя. Я не хочу никого впутывать.
— Слушай, Дуглас, непременно должен быть какой-нибудь выход, он же всегда есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Ты думаешь?
Бетти смотрит на меня, лицо ее бледно.
— Кто-то собирается убить нас, Дуглас. Всех нас.
Я замолкаю и пытаюсь собраться с мыслями, но простые доводы Бетти просто грызут меня изнутри. Рвут кишки.
Я заставляю слова преодолеть барьер рвоты, скопившейся у меня в горле.
— А он… он кого-то подозревает?
Зона, свободная от капуччино
Мы с Бетти сидим у окна в маленьком тихом кафетерии, снаружи мимо нас тащится унылая и промокшая жизнь. Я уже немножко меньше психую, но минуты текут, и я понимаю, что мне придется найти очень хитрый способ выбраться из всего этого. А сейчас нужно просто выиграть время и плыть по течению.
— И как себя чувствует Тони? — Бетти не собирается отвечать, и я понимаю, что должен как-то заполнить зияющую тишину, повисшую между нами. — Знаешь, я думаю, что он лучший председатель из всех, которые у нас были. Точно — самый лучший. Ты можешь передать ему это от меня.
Довольно долго Бетти задумчиво смотрит, как по стеклу катятся капли дождя, потом наконец оборачивается ко мне.
— Это какая-то медицинская проблема? Твой рост?
Не знаю точно, что на это ответить. Бетти, должно быть, видит, что я упал духом, и, как она считает, тепло улыбается мне.
— Когда работаешь в библиотеке, приходится читать о таких вещах.
Я медленно киваю. Почему-то мои губы сжаты так сильно, что от них отлила вся кровь.
— У нас в клубе была четырнадцатилетка. Ширли Темпл. Вот она была и вправду маленькая. Крошечная, по сравнению со мной. Это действительно была медицинская проблема.
— Четырнадцатилетка? Правда? Как страшно.
— Да. Ее даже не обслуживали.
— А что с ней случилось? — Бетти смотрит на меня со страхом. —Ты не думаешь, что ее тоже убили, да?
— Ее арестовали. — Избалованная девчонка до смерти раздражала меня. Пока не попалась. — Она в тюрьме. — И угадайте, кто будет ждать ее, когда она выйдет-хотя к тому времени ей уже и будет шестнадцать.
Хорошенькая официантка, не глухая, приносит большую чашку капуччино для Бетти и двойной эспрессо для меня. Немного раньше я в шутку попросил у нее четверной эспрессо, и официантка, подумав, сообщила мне, что у них нет таких больших чашек. Знаю, это была глупая шутка. К тому же она, наверное, слышит ее каждый день, но все равно, могла бы хотя бы улыбнуться. В конце концов, я изо всех сил старался помочь Бетти расслабиться.
Бетти отпивает капуччино, и ко всем ее проблемам добавляются маленькие коричневато-белые усики из кофейной пены. Мне ужасно хочется потянуться и стереть их, но вместо этого следующие несколько минут я стараюсь вообще не смотреть на нее.
— Значит, Тони Кертис твой брат. А я не замечаю особого сходства.
— Он мне только наполовину брат.
— И на другую половину ублюдок. — Я веду себя так, как будто живу на свете последний день. Эта острота кажется мне истерически смешной, но я проглатываю свое веселье, когда вижу, что Бетти хмурится.
— Извини. Это старая шутка. Я ее не придумывал, я только повторил. — Мне остается только надеяться, что Бетти нравятся невротики, потому что я как раз в невротика и превратился. Я хватаю салфетку и вытираю ее верхнюю губу — при этом мы оба даже не успеваем понять, где находимся. Она изгибает шею и откидывает голову назад, пытаясь увернуться от салфетки, но я полон решимости вытереть пену, так что слегка придерживаю ее за шею, промакивая губу салфеткой.
— У тебя пена… пена от капуччино. Смотри. Видишь? Вот. Смотри. — Я сую салфетку ей под нос, она опускает глаза и начинает кивать, слабо улыбаясь.
— Ах, да… Я вижу. Спасибо. Спасибо тебе. Надо было мне убить себя. Или Бетти.
Я на взводе, и эспрессо тут ни при чем. Я бросаю в рот кубик тростникового сахара и начинаю громко хрустеть.
— Знаешь, я никогда не говорил этого раньше, а может, и нужно было сказать. Или, наоборот, я был прав, что держал это при себе — я могу тебе доверять, Бетти?
— Доверять мне? — Теперь я пытаюсь смотреть на Бетти большими собачьими глазами в надежде, что ей нравится это в мужчинах. Ей нравится, чтобы он смотрел на нее, как преданный пес. С моей стороны это просто дикая догадка, но я просто чую в ней любовь к собакам.
— Ты рассказала мне про Тони, так что, думаю, могу рассказать тебе.
Бетти уже выглядит встревоженной.
— В чем дело, Дуглас?
— У меня крупные неприятности. Очень крупные. Понимаешь, тут… Просто я в полном дерьме. В полном дерьме, — я беру еще один кубик сахара и раскусываю его.
— Какие именно неприятности? Я продолжаю громко хрустеть.
— Один парень. Он превратил мою жизнь в ад.
— Что за парень? — голос у Бетти нежный и теплый.
— Ну просто… такой парень. Он никак не оставит меня в покое.
— А почему?
— Он не хочет.
Некоторые люди ломаются, когда на них давят, но только не я. Все волнения свалились с меня, как листья с умирающего дерева. У меня есть план, который покончит со всеми планами.
Я гений.
— Дуглас, — я замечаю, что смотрю прямо в теплые и мерцающие глаза Бетти, и понимаю, что мог бы сидеть так вечно, если бы она меня попросила. — Скажи мне, почему он не хочет оставить тебя в покое?
— Ну… я не могу.
— Дуглас… пожалуйста. Просто скажи мне.
Я молчу, чувствуя, как остатки сахара разъедают мои зубы. Может быть, когда-нибудь и мне понадобятся протезы — но, когда это случится, никто не обманет меня и не заставит покупать этот кошмарный цемент для протезов, которым пользовался Кэрол Ломбард.
— Этот самый парень… он знает.
— Что знает?
— Он знает, что я делаю.
Бетти знает, что я делаю, по крайней мере, что я рассказываю об этом в клубе.
— А не может быть, что ты просто?.. Ну, понимаешь?..
Я медленно и печально качаю головой. Тяжелая голова на слабой шее.
— А почему нет?
— У него есть фотографии.
— И на них ты? — Я киваю. — Делаешь?.. — Я опять киваю. Потом кивает она. Медленно.
Мои большие собачьи глаза смотрят на нее из под собачьих тяжелых век. — Это… это многое объясняет. Насчет твоего странного поведения. .. — Я снова киваю, втайне радуясь, что мое представление возымело должный эффект.
— Ты еще кому-нибудь об этом говорил?
— Только тебе. И даже сейчас не знаю, почему решил признаться.
— Это ужасно, Дуглас. Как будто у нас и без того не достаточно проблем. Может быть, я могу чем-нибудь помочь?
Да-а — можешь убить для меня агента Вэйда.
— Это моя проблема. Я должен разобраться с ней сам.
— Я так понимаю, ему нужны деньги?
— Да. Деньги. В этом все дело. Деньги, которых у меня нет.
— Дай-ка мне подумать…
— Прошу тебя. Я не хочу никого впутывать.
— Слушай, Дуглас, непременно должен быть какой-нибудь выход, он же всегда есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56