– Знание этого у меня в крови. Но моя древняя кровь не застыла, как тысячелетняя каменная лава. Во мне бьется живое сердце.
– Ты Хранитель, Гриффин, – продолжал говорить Александр, и в голосе его зазвучала гордость.
Гриффин поднял на него глаза.
– А ты Наблюдатель, Алекс. Смотри в глубину. Твоя задача – наблюдать не со стороны.
Лицо Александра стало суровым:
– Да, я Наблюдатель. Я защищаю тебя и тем самым исполняю свой долг.
На лице Гриффина появилась улыбка:
– Можешь называть это долгом, если хочешь, Алекс. Каждый из нас сделал свой выбор.
– Но разве твой выбор в том, чтобы отвергать свою судьбу со дня смерти твоего отца?
– Нет, – тихо ответил Гриффин. – Отвергнуть судьбу невозможно.
Ничто не могло изменить судьбу того, кому надлежало стать тем, кем было стать предначертано. Даже если он попытался бы избежать этого. Гриффин знал, что хранившиеся в подвалах Эверута сокровища имели власть развращать и разрушать. И эта разрушительная сила была настолько мощной, что повергла королей на колени. Эта сила почти сокрушила его отца и Жонесса де л’Ами, павших под бременем алчности.
Об этих сокровищах говорилось едва слышным шепотом на тайных сборищах тех, кто только подозревал об их существовании, но слухи о них не прекращались. Они распространялись в Египте, в Лангедоке, в Иерусалиме. Никто не знал наверняка об их существовании, не говоря уже о местонахождении.
Никто не подозревал, что они бесславно таятся в отдаленном донжоне замка, лишенные дневного света.
И он, Гриффин, их Хранитель.
Он уставился на столешницу, видя на ней не текстуру старого дуба, а безумное от ярости лицо отца. Он не хотел стать похожим на Кристиана Соважа – жестоким, греховным, бесплодным и сокрушенным алчностью.
Неужели ему предстоит подобная участь? Он не хотел ее. – Гриффин, – вторгся в его мысли голос Александра.
Он резко поднял голову и теперь неотрывно смотрел на своего давнего товарища. Александр дотянулся до него и сжал его руку.
– Не знаю, почему ты вообразил, друг, что наши желания имеют значение, – сказал Александр почти печально. – Ты то, чем сделали тебя время и происхождение, – наследник Карла Великого. И несешь это бремя. Ты Хранитель Святого Грааля. И к добру то или к несчастью, но мы уповаем на тебя, Гриффин.
Тот вырвал руку.
– Называй меня Язычником, пока она поблизости. И вышел из зала.
Глава 15
Гриффин пнул дверь покоев и остановился в дверном проеме, держа в обеих руках по кувшину с элем. После беседы с Александром он долго не мог прийти в себя. Гриффин почистил в конюшне Нуара, а когда вернулся, преодолевая резкий хлещущий ветер и дождь, то понял, что единственное, чего он хочет, – посидеть рядом с Гвиневрой. Просто посидеть рядом, на время забыв о внешнем мире.
Она уже вышла из ванны и стояла возле маленького стола, стараясь избежать его взгляда и теребя на себе что-то красное…
– Что это?
Она подняла голову с еще влажными волосами и улыбнулась с досадой:
– Мне было нечего надеть. Он поставил кувшины на стол.
– И ты выбрала… гм? – выдохнул он, поняв наконец, что она использовала в качестве одежды. Пустое место на стене, где недавно висел гобелен, объяснило, почему на ней нечто вроде римской тоги.
В дверь тихо постучали. Он сделал Гвин знак скрыться в спальне.
В двери стояла Мод, в руках был поднос с едой.
– Еда, милорд, – сказала она шепотом, будто это сообщение было тайной.
Он принял поднос и затворил дверь.
– Иди сюда, – позвал он, гляди в темный дверной проем, ведущий в спальню, и поставил поднос на стол. – Поешь.
Не прошло и пяти секунд, как Гвин оказалась возле стола.
– Славно, – бормотала она с полным ртом, пережевывая хлеб с сыром.
– Гм.
Под его пристальным взглядом она подняла голову и посмотрела на него.
– А ты не хочешь присесть? – спросила Гвин.
Он опустился на скамью напротив и скрестил руки на груди.
Ее темно-зеленые глаза прошлись по его фигуре, потом взгляд переместился на лицо.
– А поесть?
Он взял кусочек сыра и положил в рот. Губы Гвиневры изогнулись в улыбке:
– Ты послушный.
– Очень.
– Всегда?
– Чаще, чем ты.
Смех, которым было встречено это заявление, был очаровательным. Она запрокинула голову, и темные локоны, упавшие на плечи, приподнялись, обнажая изящную шею. Его взгляд охватил ее всю, и внимание Гриффина привлек синяк.
Он подался вперед на скамье.
– Когда ты покончишь с едой, я полечу тебя, – сказал он грубо.
Она опустила голову и пробормотала что-то неразборчивое. Вся армия Стефана могла бы маршировать, направляясь к их убежищу, и он бы этого не услышал. Много лет его сердце не билось так громко и бурно. Желание дотронуться до нее было таким сильным, и она была так близко, что у него перехватило дыхание.
Такого не должно было случиться. Она могла бы быть обернута мешковиной и скрыта в стоге сена, но и это бы не помогло. Образ ее обнаженного тела, простертого под ним, с черными волосами, разметавшимися по подушке, был ярче, чем что-либо, виденное им до сих пор.
– Знаешь, я не ожидал встретить такую женщину, как ты. Она ответила слабой улыбкой:
– Думаю, ты согласишься, что мы оба глупо себя ведем.
– Лишены здравого смысла?
– Совершенно лишены.
Он откинулся назад и сказал ровным голосом:
– Мне бы хотелось, чтобы ты хорошенько подумала, Рейвен, прежде чем случится что-нибудь такое, о чем ты позже пожалеешь.
– Пожалею?
Она покачала головой, и улыбка ее потускнела:
– Думаю, едва ли. Другое дело, что мне есть о чем сожалеть.
– Как и мне. И я не хочу, чтобы эта ночь дала еще один повод для сожалений.
– Я убеждена, что мы слишком часто сожалеем о том, о чем не должны сожалеть, но мир устроен так, а не иначе, даже если мы восстаем против такого порядка вещей.
Она замолчала, и на мгновение ему показалось, что удастся ускользнуть от нее неопаленным, что она осмотрительна и не станет потакать его нарастающему желанию. Но то, что она сказала после паузы, разбило его надежды в прах и слова ее захватили его как водопад.
– Здравый смысл, Язычник, – сказала Гвиневра шепотом, – только одна сторона дела. – И я уверена: мы можем найти другую.
Он вскочил со скамьи, одним движением обогнув стол, и его руки обвились вокруг ее талии. Он заставил ее подняться и отвел волосы от лица. На еще влажных волосах заиграли медные отблески огня; волосы ее упали шелковой завесой на шею и плечи, обрамляя нежное и лишающее разума прекрасное лицо. Их губы оказались в дюйме друг от друга, и Гриффин ощущал каждый ее трепетный вздох.
– Прости меня, Господи, – пробормотал он, и губы их слились в жадном ненасытном поцелуе, требовательном и лишенном нежности.
Он захватил в кулак ее волосы с яростной и жадной страстью и отвел их ото лба, собрав на затылке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75