На мгновение она притворилась, что у нее не было иной задачи, чем просто расслабиться, будто никто ничего не хотел от нее, чтобы можно было вытянуться на кровати и смотреть в потолок и… И что это, ради всего святого, было?
К стене скобами была приделана полка, и на ней покоилось несколько пергаментных манускриптов и книг. Гвин приблизилась к полке, и голова у нее закружилась. Она провела пальцем по переплету и взяла одну из них в руки.
Сидя на кровати с поджатыми ногами, она открыла массивный том «История королей Британии». Она узнала книгу. Точно такой же том был в аббатстве, которому покровительствовало семейство де л’Ами, когда ребенком она упрашивала монахов хотя бы рассказать ей заключенные в нем истории, чтобы не навлечь на них и на нее гнев отца, в случае если бы они научили ее читать.
– И что ты об этом думаешь?
Она резко вскинула голову. Перед жаровней стоял Гриффин, грея над ней руки. Она не слышала, как он вошел. Он бросил на нее взгляд и вернулся к своему занятию. Она поднялась на ноги с книгой в руках.
– Я удивлена, – призналась Гвин.
– Чем?
– Тобой.
Гвиневра указала на полки.
Он бросил взгляд через плечо и улыбнулся:
– А что ты думаешь об «Истории королей Британии» Гальфрида Монмутского?
Невозможно было не ответить улыбкой:
– Смею сказать, что не знаю, но слышала, будто это все чистой воды выдумки.
– Да, но для нас, валлийцев, пришедших с королем Артуром, сойдет.
Она посмотрела на него с любопытством:
– Разве в тебе есть валлийская кровь? Уж конечно, не от отца. Соваж – нормандское имя, как ни крути.
Он кивнул:
– В моем отце было много всего намешано. Ему нравилось, чтобы его считали норманном, и, разумеется, он не презирал титулы и земли, которые имел здесь, в Англии. Но моя мать была валлийской принцессой.
Она подняла брови и комично сжала губы, показывая тем самым, что впечатлена.
– А что там есть еще? – спросила Гвин, указывая на полки.
– Конечно «История церкви в Англии и Нормандии» Виталиса и «Жизнь аббатов» Биба, – продолжал он с задумчивым видом, все еще грея руки над жаровней. – Давай-ка подумаем… Да, еще хроники Малмсбери о жизни епископов – скорее свободное изложение, чем полная история. Но полезная книга.
Она смотрела на него с изумлением. Да, он воин, и ей это хорошо известно, а также обольститель, но на этот счет еще можно поспорить. Но то, что он оказался образованным человеком со столь богатой библиотекой, способной тягаться с любой монастырской… Что она могла этому противопоставить? Она снова села на кровать, и пышная перина прогнулась под ее весом.
– Что скажешь об остальных книгах, Гвиневра? – настаивал он.
– Я не умею читать.
Эти слова она произнесла с трудом, они просто застревали во рту и прозвучали скованно и резко.
– Если пожелаешь, мы это дело поправим.
– Отец не придавал чтению большого значения, – сообщила она, разглядывая свои ногти.
– Но ведь ты придавала?
– И все еще придаю.
Гриффин наблюдал за ее манипуляциями с ногтями и видел, как опустились ее изящные плечи. Ему это напомнило ночь год назад, когда они ехали по лесу, когда яростно целовались, а потом она стояла, прижимаясь к древесному стволу, как брошенная кем-то марионетка, полная, сюрпризов во всей своей яркой и нежной красоте.
Он прошел через комнату, взял ее за руку и принялся разглядывать ее обломанные неровные ногти и загрубевшие от черной работы кончики изящных пальцев.
– Тебе приходилось тяжело работать.
– Как и всем нам.
Она попыталась вырвать руку, но он держал ее крепко.
– Ничего страшного, кое-какая домашняя работа мне нравилась.
Она подняла глаза к его лицу, на котором читалось удивление.
– Тебе трудно поверить, что мне нравится домашняя работа?
– Конечно. Большинство высокородных дам предпочитают ничего не делать.
– Я не большинство, – пробормотала она.
Он наблюдал за ней и видел, что на нее снизошло какое-то странное спокойствие, и вдруг осознал, какое бремя она несла весь прошлый год. Одна, посреди войны, управляющая огромным поместьем при недостатке денег и самого необходимого. Когда он опрашивал ее домашних, все они отзывались о своей леди с похвалой, и ясно было, что говорят они с искренним чувством.
– Ты видел мои цветы?
Он посмотрел на нее. Улыбка укрылась в нежных ямочках по углам ее рта. Цветы? Он покачал головой.
Улыбка Гвиневры стала шире, и ему показалось, что от этой улыбки раздвинулись стены комнаты и ветерок, проникающий сквозь ставни, стал свежее.
– Как я уже говорила, кое-какую домашнюю работу я люблю.
В его взгляде забрезжило понимание:
– Твои цветы?
Она радостно кивнула, и черные локоны запрыгали по плечам.
– Это хорошо, – откликнулся он задумчиво, глядя на маленькие пальчики, зажатые в его руке. Он погладил каждый из них, почувствовав при этом, какие они тонкие и хрупкие и как изящно изогнуты, когда так вот покоятся в его ладони.
– Ты и должна продолжать заниматься тем, что любишь. А что касается остального, для этого найдутся другие.
Ее только что доверчиво обращенное к нему лицо замкнулось. Когда она снова попыталась высвободить руку, он ее выпустил. Она подошла к окну и раздвинула ставни.
Ночь была чернильно-черной и ветреной. В воздухе чувствовался запах дождя.
– Нам ужасно нужен дождь, – пробормотала она, будто они вели пустую светскую болтовню о погоде. – Я не могу перестать заниматься своей работой, – продолжала она невыразительным тоном. – Поля надо вспахивать, даже когда мужчины участвуют в войне.
Он смотрел, как она провела рукой по гобелену возле окна.
– Когда юноши погибают в бою, остаются женщины обрабатывать поля, но в замке не хватает людей, а сорняков с избытком.
Ее голос обрел жесткость. Она заговорила быстро и с горечью, повернувшись к нему спиной.
– Просто надо об этом позаботиться.
Его охватило ощущение родства с ней. В сердце его что-то шевельнулось, вопреки его намерению. Желание властвовать и вожделеть уступило место сочувствию и пониманию, хотя, казалось, эти чувства были сейчас решительно ни к чему.
Так почему же он прошел через комнату и встал у нее за спиной? И склонился к ее уху, чтобы пробормотать что-то нежное и ласковое?
– Ты не должна больше заниматься этим одна, миледи.
Он принялся разматывать шелковый шарф, вплетенный в ее волосы, спускавшиеся на спину тяжелым жгутом. Провел пальцами по непокорным локонам, цепляясь за них огрубевшей кожей. Ее дыхание едва заметно участилось, и он, склонясь к ее уху еще ближе, прошептал:
– Теперь у тебя есть муж, который во всем станет тебе помогать.
– В прополке сорняков? Просто тебе придется признать, что я хорошо заботилась о доме.
Пальцы Гриффина вдруг сжались в кулаки, и только так он мог выразить желание, снедавшее его восемнадцать лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
К стене скобами была приделана полка, и на ней покоилось несколько пергаментных манускриптов и книг. Гвин приблизилась к полке, и голова у нее закружилась. Она провела пальцем по переплету и взяла одну из них в руки.
Сидя на кровати с поджатыми ногами, она открыла массивный том «История королей Британии». Она узнала книгу. Точно такой же том был в аббатстве, которому покровительствовало семейство де л’Ами, когда ребенком она упрашивала монахов хотя бы рассказать ей заключенные в нем истории, чтобы не навлечь на них и на нее гнев отца, в случае если бы они научили ее читать.
– И что ты об этом думаешь?
Она резко вскинула голову. Перед жаровней стоял Гриффин, грея над ней руки. Она не слышала, как он вошел. Он бросил на нее взгляд и вернулся к своему занятию. Она поднялась на ноги с книгой в руках.
– Я удивлена, – призналась Гвин.
– Чем?
– Тобой.
Гвиневра указала на полки.
Он бросил взгляд через плечо и улыбнулся:
– А что ты думаешь об «Истории королей Британии» Гальфрида Монмутского?
Невозможно было не ответить улыбкой:
– Смею сказать, что не знаю, но слышала, будто это все чистой воды выдумки.
– Да, но для нас, валлийцев, пришедших с королем Артуром, сойдет.
Она посмотрела на него с любопытством:
– Разве в тебе есть валлийская кровь? Уж конечно, не от отца. Соваж – нормандское имя, как ни крути.
Он кивнул:
– В моем отце было много всего намешано. Ему нравилось, чтобы его считали норманном, и, разумеется, он не презирал титулы и земли, которые имел здесь, в Англии. Но моя мать была валлийской принцессой.
Она подняла брови и комично сжала губы, показывая тем самым, что впечатлена.
– А что там есть еще? – спросила Гвин, указывая на полки.
– Конечно «История церкви в Англии и Нормандии» Виталиса и «Жизнь аббатов» Биба, – продолжал он с задумчивым видом, все еще грея руки над жаровней. – Давай-ка подумаем… Да, еще хроники Малмсбери о жизни епископов – скорее свободное изложение, чем полная история. Но полезная книга.
Она смотрела на него с изумлением. Да, он воин, и ей это хорошо известно, а также обольститель, но на этот счет еще можно поспорить. Но то, что он оказался образованным человеком со столь богатой библиотекой, способной тягаться с любой монастырской… Что она могла этому противопоставить? Она снова села на кровать, и пышная перина прогнулась под ее весом.
– Что скажешь об остальных книгах, Гвиневра? – настаивал он.
– Я не умею читать.
Эти слова она произнесла с трудом, они просто застревали во рту и прозвучали скованно и резко.
– Если пожелаешь, мы это дело поправим.
– Отец не придавал чтению большого значения, – сообщила она, разглядывая свои ногти.
– Но ведь ты придавала?
– И все еще придаю.
Гриффин наблюдал за ее манипуляциями с ногтями и видел, как опустились ее изящные плечи. Ему это напомнило ночь год назад, когда они ехали по лесу, когда яростно целовались, а потом она стояла, прижимаясь к древесному стволу, как брошенная кем-то марионетка, полная, сюрпризов во всей своей яркой и нежной красоте.
Он прошел через комнату, взял ее за руку и принялся разглядывать ее обломанные неровные ногти и загрубевшие от черной работы кончики изящных пальцев.
– Тебе приходилось тяжело работать.
– Как и всем нам.
Она попыталась вырвать руку, но он держал ее крепко.
– Ничего страшного, кое-какая домашняя работа мне нравилась.
Она подняла глаза к его лицу, на котором читалось удивление.
– Тебе трудно поверить, что мне нравится домашняя работа?
– Конечно. Большинство высокородных дам предпочитают ничего не делать.
– Я не большинство, – пробормотала она.
Он наблюдал за ней и видел, что на нее снизошло какое-то странное спокойствие, и вдруг осознал, какое бремя она несла весь прошлый год. Одна, посреди войны, управляющая огромным поместьем при недостатке денег и самого необходимого. Когда он опрашивал ее домашних, все они отзывались о своей леди с похвалой, и ясно было, что говорят они с искренним чувством.
– Ты видел мои цветы?
Он посмотрел на нее. Улыбка укрылась в нежных ямочках по углам ее рта. Цветы? Он покачал головой.
Улыбка Гвиневры стала шире, и ему показалось, что от этой улыбки раздвинулись стены комнаты и ветерок, проникающий сквозь ставни, стал свежее.
– Как я уже говорила, кое-какую домашнюю работу я люблю.
В его взгляде забрезжило понимание:
– Твои цветы?
Она радостно кивнула, и черные локоны запрыгали по плечам.
– Это хорошо, – откликнулся он задумчиво, глядя на маленькие пальчики, зажатые в его руке. Он погладил каждый из них, почувствовав при этом, какие они тонкие и хрупкие и как изящно изогнуты, когда так вот покоятся в его ладони.
– Ты и должна продолжать заниматься тем, что любишь. А что касается остального, для этого найдутся другие.
Ее только что доверчиво обращенное к нему лицо замкнулось. Когда она снова попыталась высвободить руку, он ее выпустил. Она подошла к окну и раздвинула ставни.
Ночь была чернильно-черной и ветреной. В воздухе чувствовался запах дождя.
– Нам ужасно нужен дождь, – пробормотала она, будто они вели пустую светскую болтовню о погоде. – Я не могу перестать заниматься своей работой, – продолжала она невыразительным тоном. – Поля надо вспахивать, даже когда мужчины участвуют в войне.
Он смотрел, как она провела рукой по гобелену возле окна.
– Когда юноши погибают в бою, остаются женщины обрабатывать поля, но в замке не хватает людей, а сорняков с избытком.
Ее голос обрел жесткость. Она заговорила быстро и с горечью, повернувшись к нему спиной.
– Просто надо об этом позаботиться.
Его охватило ощущение родства с ней. В сердце его что-то шевельнулось, вопреки его намерению. Желание властвовать и вожделеть уступило место сочувствию и пониманию, хотя, казалось, эти чувства были сейчас решительно ни к чему.
Так почему же он прошел через комнату и встал у нее за спиной? И склонился к ее уху, чтобы пробормотать что-то нежное и ласковое?
– Ты не должна больше заниматься этим одна, миледи.
Он принялся разматывать шелковый шарф, вплетенный в ее волосы, спускавшиеся на спину тяжелым жгутом. Провел пальцами по непокорным локонам, цепляясь за них огрубевшей кожей. Ее дыхание едва заметно участилось, и он, склонясь к ее уху еще ближе, прошептал:
– Теперь у тебя есть муж, который во всем станет тебе помогать.
– В прополке сорняков? Просто тебе придется признать, что я хорошо заботилась о доме.
Пальцы Гриффина вдруг сжались в кулаки, и только так он мог выразить желание, снедавшее его восемнадцать лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75