Помогает лицемерам, которые притесняют нас. Она борется против справедливости. Против свободы. Против нас. И ради чего?
— Не говори мне об Америке, Рашид. Ты никогда там не был.
— Разве нужно жить в Америке, чтобы понять это? Достаточно почувствовать, как она дышит тебе в спину, услышать, как она воспевает грехи, попробовать это искусственное мясо.
— Что? Рашид, перестань. Я видел здесь настоящее зло. И ты его видел. А теперь ты называешь воплощением зла Мадонну и гамбургеры?
— Невежество — страшное зло, Курт. В Америке ты не чувствуешь того, что должен чувствовать. Ты в центре урагана, который создаешь своими же руками. Боль, страдание и несправедливость переполняют мир, а ты хочешь смотреть только на голубое небо.
Я не собирался спорить. Я мечтал умыться, помолиться, а потом еще раз умыться.
— Довольно, — оборвал его я.
— Да пребудет с тобой Господь, — сказал он.
— И с тобой, — ответил я не задумываясь.
Я дотронулся пальцами до закрытых век и погладил бороду. Я мог думать только о молитве. Снова и снова я повторял про себя суру «Фатиха». «Бисмаллах ал рахман ал рахим. Во имя Аллаха. Милостивого и Милосердного. Хвала Аллаху Господину миров; Милостивому и Милосердному; Царю в день Суда. Тебе мы поклоняемся и просим помочь. Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, но не тех, которые находятся под гневом, и заблудших».
Мои губы двигались, не произнося слов, и я дотрагивался до них, чувствуя эту беззвучную молитву. «Бисмаллах ал рахман ал рахим».
От моих ногтей по-прежнему исходил слабый запах крови.
* * *
В следующие две ночи я не выходил на задание. Молился по пять раз в день, читал Коран и спал, когда мне удавалось уснуть. Моджахеды появлялись и исчезали из нашей комнаты. Один из них ткнул меня винтовкой в ногу, показывая, что хочет взять меня с собой. Но я отвел оружие в сторону и взял в руки Коран. Это помогло — он больше не подходил ко мне.
Я читал о рае и адских видениях, о неспешно текущих реках, о фруктовых садах и о бушующем пламени. Я читал о пытках в загробном мире, причиняющих неимоверные страдания: грешников жгли, потом сдирали с них кожу и снова жгли. Казалось, от каждой страницы пахло огнем и горящей кожей. И я подумал, что уже видел ад — за стенами дома. В темноте.
Моджахеды в Цазине были почти беспомощны по ночам. Их тренировали в Афганистане, и они плохо знали эти горы. Многие приехали из жарких равнинных стран в Заливе или с Нила и никак не могли привыкнуть к холоду. Поэтому ночами они толпились в нашей комнате, наполняя ее запахом пота и испражнений, бросали друг на друга злобные взгляды и искали повода для стычки. «Обитатели ада сцепятся друг с другом», — читал я и думал, что так оно и есть.
Благодаря Корану многому можно научиться, многое понять. Он не просто дает пищу для размышлений, как историческая книга или учебник. Он обращается к твоим чувствам. Именно это я пытался объяснить Рашиду. Порою волнение охватывало меня всего. И тогда приходило прозрение. Нельзя просто думать о Боге. Ты должен ощущать его присутствие. В те дни и ночи, когда я не спал, не ел, а только читал, поглощая знание, я почувствовал это. Постепенно слово, которое все время повторял Рашид, каким-то неведомым путем стало пробираться ко мне в душу. «Справедливость». Справедливость — это не человек в черных одеяниях, не судья с бесстрастным лицом, не полицейский с дубинкой. Такой справедливости я не понимал. Справедливость создана Богом для человека. Это идеал, который понимал только Он, а мы могли лишь научиться чувствовать его в своей душе. Есть праведное и неправедное. Ислам помогает нам в своем сердце, в своей жизни научиться отличать одно от другого. «Веди нас по дороге прямой». Если следовать только этой дорогой, ты не только обретешь рай в загробной жизни, но и восстановишь справедливость на земле.
Я читал, пока у меня не начинало рябить в глазах, но даже тогда я боялся закрыть их. Та ночь и изгородь снова вставали передо мной.
Я пытался провести грань между моей жизнью, личностью и работой, как я поступал, когда был рейнджером, избавить Курта Куртовица от всех этих ужасов. Но у меня не получалось. Слишком многое нужно было уяснить для себя.
Я осознал, что зло реально. Притворяться, что это не так, глупо и опасно. Это безумие — и само по себе зло — оправдывать тех, кто служит злу. Даже если в людях есть что-то хорошее, пока они не увидят зло в самих себе и в том, что они делают, нет смысла спасать их. Это урок Лота, Моисея и других пророков. «Что касается неверующих, твои предупреждения им тщетны; они не верят. Аллах запечатал их сердца, и глаза их закрыты. Их участь ужасна». Пророки учили и убеждали. Остальные могли только бороться. Зло должно быть побеждено и повержено. Огромная невежественная Америка — часть этого зла. Возможно, не центр, как говорил Рашид, но часть. Постепенно я тоже понял это. Не только умом, но и сердцем. Я почувствовал умиротворение, как человек, раскрывший свой самый сокровенный секрет.
К концу третьего дня Рашид подошел ко мне и сел рядом. Минуту молчал, потом протянул руку за книгой. Я отдал ее. Он вытащил из кармана маленький квадратный лист бумаги, подчеркнул в нем что-то и передал его мне.
Я увидел фотографию юной девушки, голова которой была повязана платком. Я не узнал ее.
— Дочь имама, — пояснил он. — Ей исполнилось пятнадцать лет. Ее отец — один из пленных, бежавших из лагеря.
Я молча смотрел на фотографию.
— Она умерла там, — добавил Рашид.
Теперь я понял, что он пытается мне сказать. Видел ли я это лицо прежде? Я закрыл глаза, и передо мной замелькали красные вспышки. Потом наступила кромешная тьма. Пульс, бьющийся под моими пальцами, затем — белый свет фонарей. Она была такой маленькой. Кровь, густая и красная, текла из ее горла, заливая все вокруг.
— Почитай, что написал мне ее отец, — предложил Рашид. Это была третья сура под названием «Семейство Имрана».
Любимый фрагмент моджахедов. «Никоим образом не считай мертвыми тех, которые были убиты на пути Аллаха. Нет, они живы и получают удел у своего Господа, радуясь тому, что Аллах даровал им по Своей милости, и ликуя от того, что их последователи, которые еще не присоединились к ним, не познают страха и не будут опечалены. Они радуются милости Аллаха, щедрости и тому, что Аллах не теряет награды верующих».
Рашид взял книгу и перевернул страницу, указав пальцем на одну строку.
Там было написано: «Мы вселяем ужас в сердца неверующих».
— Завтра я уезжаю, — сказал Рашид. — Поехали со мной.
Часть 4
Царь в день суда
И мы ниспослали на них потоп, саранчу, вшей, жаб и кровь в качестве различных знамений. Однако они возгордились и стали народом грешным.
Коран
Сура 7:133
Глава 18
«Кусок чизкейка, пожалуйста».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Не говори мне об Америке, Рашид. Ты никогда там не был.
— Разве нужно жить в Америке, чтобы понять это? Достаточно почувствовать, как она дышит тебе в спину, услышать, как она воспевает грехи, попробовать это искусственное мясо.
— Что? Рашид, перестань. Я видел здесь настоящее зло. И ты его видел. А теперь ты называешь воплощением зла Мадонну и гамбургеры?
— Невежество — страшное зло, Курт. В Америке ты не чувствуешь того, что должен чувствовать. Ты в центре урагана, который создаешь своими же руками. Боль, страдание и несправедливость переполняют мир, а ты хочешь смотреть только на голубое небо.
Я не собирался спорить. Я мечтал умыться, помолиться, а потом еще раз умыться.
— Довольно, — оборвал его я.
— Да пребудет с тобой Господь, — сказал он.
— И с тобой, — ответил я не задумываясь.
Я дотронулся пальцами до закрытых век и погладил бороду. Я мог думать только о молитве. Снова и снова я повторял про себя суру «Фатиха». «Бисмаллах ал рахман ал рахим. Во имя Аллаха. Милостивого и Милосердного. Хвала Аллаху Господину миров; Милостивому и Милосердному; Царю в день Суда. Тебе мы поклоняемся и просим помочь. Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, но не тех, которые находятся под гневом, и заблудших».
Мои губы двигались, не произнося слов, и я дотрагивался до них, чувствуя эту беззвучную молитву. «Бисмаллах ал рахман ал рахим».
От моих ногтей по-прежнему исходил слабый запах крови.
* * *
В следующие две ночи я не выходил на задание. Молился по пять раз в день, читал Коран и спал, когда мне удавалось уснуть. Моджахеды появлялись и исчезали из нашей комнаты. Один из них ткнул меня винтовкой в ногу, показывая, что хочет взять меня с собой. Но я отвел оружие в сторону и взял в руки Коран. Это помогло — он больше не подходил ко мне.
Я читал о рае и адских видениях, о неспешно текущих реках, о фруктовых садах и о бушующем пламени. Я читал о пытках в загробном мире, причиняющих неимоверные страдания: грешников жгли, потом сдирали с них кожу и снова жгли. Казалось, от каждой страницы пахло огнем и горящей кожей. И я подумал, что уже видел ад — за стенами дома. В темноте.
Моджахеды в Цазине были почти беспомощны по ночам. Их тренировали в Афганистане, и они плохо знали эти горы. Многие приехали из жарких равнинных стран в Заливе или с Нила и никак не могли привыкнуть к холоду. Поэтому ночами они толпились в нашей комнате, наполняя ее запахом пота и испражнений, бросали друг на друга злобные взгляды и искали повода для стычки. «Обитатели ада сцепятся друг с другом», — читал я и думал, что так оно и есть.
Благодаря Корану многому можно научиться, многое понять. Он не просто дает пищу для размышлений, как историческая книга или учебник. Он обращается к твоим чувствам. Именно это я пытался объяснить Рашиду. Порою волнение охватывало меня всего. И тогда приходило прозрение. Нельзя просто думать о Боге. Ты должен ощущать его присутствие. В те дни и ночи, когда я не спал, не ел, а только читал, поглощая знание, я почувствовал это. Постепенно слово, которое все время повторял Рашид, каким-то неведомым путем стало пробираться ко мне в душу. «Справедливость». Справедливость — это не человек в черных одеяниях, не судья с бесстрастным лицом, не полицейский с дубинкой. Такой справедливости я не понимал. Справедливость создана Богом для человека. Это идеал, который понимал только Он, а мы могли лишь научиться чувствовать его в своей душе. Есть праведное и неправедное. Ислам помогает нам в своем сердце, в своей жизни научиться отличать одно от другого. «Веди нас по дороге прямой». Если следовать только этой дорогой, ты не только обретешь рай в загробной жизни, но и восстановишь справедливость на земле.
Я читал, пока у меня не начинало рябить в глазах, но даже тогда я боялся закрыть их. Та ночь и изгородь снова вставали передо мной.
Я пытался провести грань между моей жизнью, личностью и работой, как я поступал, когда был рейнджером, избавить Курта Куртовица от всех этих ужасов. Но у меня не получалось. Слишком многое нужно было уяснить для себя.
Я осознал, что зло реально. Притворяться, что это не так, глупо и опасно. Это безумие — и само по себе зло — оправдывать тех, кто служит злу. Даже если в людях есть что-то хорошее, пока они не увидят зло в самих себе и в том, что они делают, нет смысла спасать их. Это урок Лота, Моисея и других пророков. «Что касается неверующих, твои предупреждения им тщетны; они не верят. Аллах запечатал их сердца, и глаза их закрыты. Их участь ужасна». Пророки учили и убеждали. Остальные могли только бороться. Зло должно быть побеждено и повержено. Огромная невежественная Америка — часть этого зла. Возможно, не центр, как говорил Рашид, но часть. Постепенно я тоже понял это. Не только умом, но и сердцем. Я почувствовал умиротворение, как человек, раскрывший свой самый сокровенный секрет.
К концу третьего дня Рашид подошел ко мне и сел рядом. Минуту молчал, потом протянул руку за книгой. Я отдал ее. Он вытащил из кармана маленький квадратный лист бумаги, подчеркнул в нем что-то и передал его мне.
Я увидел фотографию юной девушки, голова которой была повязана платком. Я не узнал ее.
— Дочь имама, — пояснил он. — Ей исполнилось пятнадцать лет. Ее отец — один из пленных, бежавших из лагеря.
Я молча смотрел на фотографию.
— Она умерла там, — добавил Рашид.
Теперь я понял, что он пытается мне сказать. Видел ли я это лицо прежде? Я закрыл глаза, и передо мной замелькали красные вспышки. Потом наступила кромешная тьма. Пульс, бьющийся под моими пальцами, затем — белый свет фонарей. Она была такой маленькой. Кровь, густая и красная, текла из ее горла, заливая все вокруг.
— Почитай, что написал мне ее отец, — предложил Рашид. Это была третья сура под названием «Семейство Имрана».
Любимый фрагмент моджахедов. «Никоим образом не считай мертвыми тех, которые были убиты на пути Аллаха. Нет, они живы и получают удел у своего Господа, радуясь тому, что Аллах даровал им по Своей милости, и ликуя от того, что их последователи, которые еще не присоединились к ним, не познают страха и не будут опечалены. Они радуются милости Аллаха, щедрости и тому, что Аллах не теряет награды верующих».
Рашид взял книгу и перевернул страницу, указав пальцем на одну строку.
Там было написано: «Мы вселяем ужас в сердца неверующих».
— Завтра я уезжаю, — сказал Рашид. — Поехали со мной.
Часть 4
Царь в день суда
И мы ниспослали на них потоп, саранчу, вшей, жаб и кровь в качестве различных знамений. Однако они возгордились и стали народом грешным.
Коран
Сура 7:133
Глава 18
«Кусок чизкейка, пожалуйста».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80