Когда после долгой поездки по горам мы наконец добрались до отеля, двое вооруженных мужчин на входе стали изучать наши анкеты, которые мы заполнили по приезде. Они долго смотрели на мою фамилию.
— По какому делу здесь? — поинтересовались они.
— Приехали посмотреть на пещеру, — ответил Рашид и сказал, что мы — студенты последнего курса, пишем диплом по Второй мировой войне. Меня он представил как американца, а себя — подданным Великобритании и, к моему удивлению, даже показал британский паспорт. Мужчины внимательно рассматривали нас, не перебивая.
— Ты же вроде работал в службе помощи беженцам? — задал я вопрос Рашиду, когда мы вошли в номер.
— Прежде чем задавать подобные вопросы, нужно хорошенько подумать.
— А почему я не мог просто сказать: «Мой отец родом отсюда, и я хочу узнать больше о своей семье»?
— Особенно если твой отец — мусульманин, а те люди, с которыми ты разговариваешь, — сербы? Нет, Курт, дружище, эти люди считают, что мы сейчас не в Боснии и Герцеговине. Для них это — часть Крайны. Прошлым летом они ввели сюда свои войска. Ты же не хочешь стать для них незваным гостем?
На следующий день рано утром мы отправились в пещеру. Я был просто обязан пойти туда. Вооруженные люди по-прежнему охраняли вход в мотель, сидя в своих машинах. Они смотрели, как мы уезжаем, и следили за нами издалека.
В уродливом маленьком городишке с большой бумажной фабрикой пахло бумагой, и этот запах пробуждал во мне самые неприятные воспоминания о предприятии Ранкина.
Улицы были безлюдными, но я бы не назвал их мирными. Улицы пустеют, когда люди боятся выходить на них. По городу никто не гулял. Не слышались разговоры. Люди собирались в небольшие группы у магазинов с закрытыми ставнями. На плечах у них висели ружья, и, переговариваясь, они постоянно оглядывались по сторонам. Повсюду царила зловещая, угнетающая атмосфера. Когда мы добрались до маленького музея у подножия холма, где находилась пещера, двое сопровождавших нас мужчин, казалось, утратили к нам интерес. Но в случае необходимости им не пришлось бы нас долго искать. За нами следил весь город.
За окошком кассы сидела толстая женщина средних лет, одетая во что-то наподобие униформы, и готовила чай на маленькой горелке. Когда она подняла стекло, я почувствовал душный запах пота.
— Узнай, может, у нее остались какие-нибудь брошюры на английском, — попросил я Рашида.
— Я говорю по-английски, — отозвалась она. Потом добавила, что у них вообще не осталось никакой информации. Рашид спросил, не сможет ли она рассказать нам немного об этом месте. Со скучающим видом женщина посмотрела на чайник, который вот-вот должен был закипеть. Рашид пообещал заплатить ей. Она выключила горелку.
— Это пещера маршала Тито, — начала она. — В 1944 году она служила штабом его партизанского сопротивления. 25 мая 1944 года нацисты предприняли большое наступление. Самолеты. Бомбы. Много, очень много немецких солдат. Они едва не поймали маршала Тито. Но ему удалось скрыться, — женщина вышла из билетной кассы и показала на вершину горы, — по веревке. Вон там. — Она вернулась в кассу. Рашид дал ей марку.
Мы подошли к пещере. Снег плавился, падал каплями и застывал ледяной коркой на ступенях. Похоже, мы стали первыми посетителями за долгое время. Место пришло в такое запустение, что находиться здесь было бессмысленно и небезопасно. Зайдя в пещеру, мы увидели мусор на земле и вокруг маленьких водопадов в дальнем углу. Прошло почти пятьдесят лет с тех пор, как здесь прятался коммунистический лидер партизан, и все это время пещера считалась чем-то вроде святыни. Именно пещера тех времен вошла в мои детские воспоминания. А теперь, когда я попал сюда, здесь повсюду валялся мусор.
— Пойдем отсюда, — предложил я, бросив последний взгляд на пещеру. — Как думаешь, что произошло после того, как Тито покинул это место и нацисты вошли в город? — спросил я Рашида. Но он уже спускался по ступенькам. Я не рассчитывал получить ответ. Да он мне и не был нужен.
* * *
Льежска Жупица, родина моего отца, оказалась даже не селом, а маленькой деревушкой. Несколько домов, разбросанных по горному склону. Ни центральной площади, ни главной улицы с магазинами. Ни мечети.
Рашид остановился около узкой тропы, ведущей к одному из домов, из трубы которого валил дым.
— Что дальше? — спросил он.
Я вышел из машины, чувствуя прилив сил.
— Думаю, нужно осмотреться.
Пейзаж поражал красотой. Тяжелые облака, клубясь, быстро проплывали в небе, заслоняя солнце. От этого зрелища захватывало дух. Бесформенные тени скользили по земле. Все покрывал снег, даже обвитые колючей проволокой заборы сверкали под ледяной коркой. Над нами на холме высился сосновый лес, ветви деревьев клонились к земле под тяжестью снега, как будто в ожидании Рождества. А внизу, в долине, маленькое озеро быстро меняло цвет, становясь то синевато-серым, когда набегали облака, то вспыхивая алмазно-голубым, когда на него падали солнечные лучи.
— Разве это не великолепно, Рашид?
— Где люди? — понизил он голос. — И где животные?
Мы поднялись по тропе. Дверь в небольшой дом была приоткрыта. Рашид произнес несколько слов на хорватском, но ему никто не ответил. Мы постучали. По-прежнему никакого ответа. Все ставни закрыты. В доме темно, только солнце светило нам в спины. Войдя, мы встали по обе стороны двери и немного подождали, пока наши глаза не привыкли к темноте, затем пошли медленно, стараясь понять, что это за место. Я инстинктивно потянулся за пистолетом и очень пожалел, что у меня его нет. Я видел, как Рашид встряхнул правую руку, чтобы снять напряжение, потом расстегнул куртку и завел руку за спину.
Две комнаты и кухня. Маленькое жилище для простых людей. Все имущество исчезло. Сервант раскрыт и пуст, а то, что не удалось унести, разбито. Стены голые, пара фотографий в рамках валяются на полу — пожелтевшие фотографии старых людей с преисполненными чувством собственного достоинства лицами. По комнате, словно разметанные ветром листья, разбросаны обрывки бумаг. В углу — пара бутылок со сливовицей. И никаких признаков жизни или смерти. Огонь в печи почти погас. Рашид посмотрел на обгоревшие бумаги.
— Документы, — заметил он. — Думаю, что договора.
Выйдя на свет, я испытал облегчение. Но красота окружающего пейзажа больше меня не трогала.
— Где животные? — спросил Рашид. Теперь этот вопрос возник и у меня.
В нескольких сотнях ярдов от нас я увидел дымок, который поднимался из трубы другого дома и стелился над лесом. Пока мы шли к нему, утопая по колено в покрытых коркой льда сугробах, Рашид заметил трех мертвых коров. Они лежали в поле и уже начали разлагаться. Их пристрелили из автомата и оставили гнить здесь.
В доме кто-то скрывался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— По какому делу здесь? — поинтересовались они.
— Приехали посмотреть на пещеру, — ответил Рашид и сказал, что мы — студенты последнего курса, пишем диплом по Второй мировой войне. Меня он представил как американца, а себя — подданным Великобритании и, к моему удивлению, даже показал британский паспорт. Мужчины внимательно рассматривали нас, не перебивая.
— Ты же вроде работал в службе помощи беженцам? — задал я вопрос Рашиду, когда мы вошли в номер.
— Прежде чем задавать подобные вопросы, нужно хорошенько подумать.
— А почему я не мог просто сказать: «Мой отец родом отсюда, и я хочу узнать больше о своей семье»?
— Особенно если твой отец — мусульманин, а те люди, с которыми ты разговариваешь, — сербы? Нет, Курт, дружище, эти люди считают, что мы сейчас не в Боснии и Герцеговине. Для них это — часть Крайны. Прошлым летом они ввели сюда свои войска. Ты же не хочешь стать для них незваным гостем?
На следующий день рано утром мы отправились в пещеру. Я был просто обязан пойти туда. Вооруженные люди по-прежнему охраняли вход в мотель, сидя в своих машинах. Они смотрели, как мы уезжаем, и следили за нами издалека.
В уродливом маленьком городишке с большой бумажной фабрикой пахло бумагой, и этот запах пробуждал во мне самые неприятные воспоминания о предприятии Ранкина.
Улицы были безлюдными, но я бы не назвал их мирными. Улицы пустеют, когда люди боятся выходить на них. По городу никто не гулял. Не слышались разговоры. Люди собирались в небольшие группы у магазинов с закрытыми ставнями. На плечах у них висели ружья, и, переговариваясь, они постоянно оглядывались по сторонам. Повсюду царила зловещая, угнетающая атмосфера. Когда мы добрались до маленького музея у подножия холма, где находилась пещера, двое сопровождавших нас мужчин, казалось, утратили к нам интерес. Но в случае необходимости им не пришлось бы нас долго искать. За нами следил весь город.
За окошком кассы сидела толстая женщина средних лет, одетая во что-то наподобие униформы, и готовила чай на маленькой горелке. Когда она подняла стекло, я почувствовал душный запах пота.
— Узнай, может, у нее остались какие-нибудь брошюры на английском, — попросил я Рашида.
— Я говорю по-английски, — отозвалась она. Потом добавила, что у них вообще не осталось никакой информации. Рашид спросил, не сможет ли она рассказать нам немного об этом месте. Со скучающим видом женщина посмотрела на чайник, который вот-вот должен был закипеть. Рашид пообещал заплатить ей. Она выключила горелку.
— Это пещера маршала Тито, — начала она. — В 1944 году она служила штабом его партизанского сопротивления. 25 мая 1944 года нацисты предприняли большое наступление. Самолеты. Бомбы. Много, очень много немецких солдат. Они едва не поймали маршала Тито. Но ему удалось скрыться, — женщина вышла из билетной кассы и показала на вершину горы, — по веревке. Вон там. — Она вернулась в кассу. Рашид дал ей марку.
Мы подошли к пещере. Снег плавился, падал каплями и застывал ледяной коркой на ступенях. Похоже, мы стали первыми посетителями за долгое время. Место пришло в такое запустение, что находиться здесь было бессмысленно и небезопасно. Зайдя в пещеру, мы увидели мусор на земле и вокруг маленьких водопадов в дальнем углу. Прошло почти пятьдесят лет с тех пор, как здесь прятался коммунистический лидер партизан, и все это время пещера считалась чем-то вроде святыни. Именно пещера тех времен вошла в мои детские воспоминания. А теперь, когда я попал сюда, здесь повсюду валялся мусор.
— Пойдем отсюда, — предложил я, бросив последний взгляд на пещеру. — Как думаешь, что произошло после того, как Тито покинул это место и нацисты вошли в город? — спросил я Рашида. Но он уже спускался по ступенькам. Я не рассчитывал получить ответ. Да он мне и не был нужен.
* * *
Льежска Жупица, родина моего отца, оказалась даже не селом, а маленькой деревушкой. Несколько домов, разбросанных по горному склону. Ни центральной площади, ни главной улицы с магазинами. Ни мечети.
Рашид остановился около узкой тропы, ведущей к одному из домов, из трубы которого валил дым.
— Что дальше? — спросил он.
Я вышел из машины, чувствуя прилив сил.
— Думаю, нужно осмотреться.
Пейзаж поражал красотой. Тяжелые облака, клубясь, быстро проплывали в небе, заслоняя солнце. От этого зрелища захватывало дух. Бесформенные тени скользили по земле. Все покрывал снег, даже обвитые колючей проволокой заборы сверкали под ледяной коркой. Над нами на холме высился сосновый лес, ветви деревьев клонились к земле под тяжестью снега, как будто в ожидании Рождества. А внизу, в долине, маленькое озеро быстро меняло цвет, становясь то синевато-серым, когда набегали облака, то вспыхивая алмазно-голубым, когда на него падали солнечные лучи.
— Разве это не великолепно, Рашид?
— Где люди? — понизил он голос. — И где животные?
Мы поднялись по тропе. Дверь в небольшой дом была приоткрыта. Рашид произнес несколько слов на хорватском, но ему никто не ответил. Мы постучали. По-прежнему никакого ответа. Все ставни закрыты. В доме темно, только солнце светило нам в спины. Войдя, мы встали по обе стороны двери и немного подождали, пока наши глаза не привыкли к темноте, затем пошли медленно, стараясь понять, что это за место. Я инстинктивно потянулся за пистолетом и очень пожалел, что у меня его нет. Я видел, как Рашид встряхнул правую руку, чтобы снять напряжение, потом расстегнул куртку и завел руку за спину.
Две комнаты и кухня. Маленькое жилище для простых людей. Все имущество исчезло. Сервант раскрыт и пуст, а то, что не удалось унести, разбито. Стены голые, пара фотографий в рамках валяются на полу — пожелтевшие фотографии старых людей с преисполненными чувством собственного достоинства лицами. По комнате, словно разметанные ветром листья, разбросаны обрывки бумаг. В углу — пара бутылок со сливовицей. И никаких признаков жизни или смерти. Огонь в печи почти погас. Рашид посмотрел на обгоревшие бумаги.
— Документы, — заметил он. — Думаю, что договора.
Выйдя на свет, я испытал облегчение. Но красота окружающего пейзажа больше меня не трогала.
— Где животные? — спросил Рашид. Теперь этот вопрос возник и у меня.
В нескольких сотнях ярдов от нас я увидел дымок, который поднимался из трубы другого дома и стелился над лесом. Пока мы шли к нему, утопая по колено в покрытых коркой льда сугробах, Рашид заметил трех мертвых коров. Они лежали в поле и уже начали разлагаться. Их пристрелили из автомата и оставили гнить здесь.
В доме кто-то скрывался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80