Так я стал ханком. Я не возражал. Но когда люди произносили это слово в мой адрес, меня коробило и я даже начинал их ненавидеть. А Дэйва я и без того ненавидел.
— Селма дома?
— Отдыхает, ханк.
— Понятно. Я хотел с ней кое-что обсудить. Она ведь не спит?
— Не знаю. Наверное.
«И ему плевать», — подумал я.
Мы просто стояли и смотрели друг на друга, как будто нам больше нечего было сказать. Входная дверь была распахнута, и я видел гостиную. Я надеялся, что Селма услышит нас и выйдет из спальни. Но она этого не сделала. Ночные бабочки кружили около лампы над дверью и перед нашими лицами. Одна из них залетела в полураскрытый рот Дэйва. Тот сплюнул и вытер губы.
— Приходи завтра, ханк.
— Я бы с радостью, Дэйв, но завтра я уезжаю. Поэтому и хотел поговорить с Селмой. Ну, знаешь, там почта и прочая ерунда.
— Когда ты завтра уезжаешь?
— Очень рано. На рассвете.
— Тебе лучше позвонить ей.
— Нет, приятель. Я хочу увидеть ее.
— Ничего не выйдет. — Он вытянулся во весь рост и заслонил собой дверной проем. Ему хотелось казаться еще внушительнее, чтобы напугать меня, словно я — какой-то воришка или нарушитель уличного движения. — Убирайся отсюда.
Таких людей, как Дэйв, хлебом не корми, только дай с кем-нибудь подраться. Они похожи на петухов со скотного двора, только им обычно не удается завоевать для себя курочек. И бедной Селме, да хранит ее Господь, приходилось расплачиваться за все неудачи Дэйва. Мне кажется, он не особенно-то и задумывался, когда бил ее. Он поступал так просто от безделья. Я догадался, что он опять побил Селму. И он это понял. У нее наверняка был синяк под глазом, возможно, выбит зуб. Теперь он хотел запугать меня. Минуту мы стояли в молчании, а бабочки кружили перед нашими лицами. Дэйв, наверное, думал, что мы сейчас затеем обычную ссору, начнем толкать друг друга, браниться, затем последует первый удар, а уж потом он бросится на меня и изобьет до полусмерти. Он начал заводиться.
Я знал Дэйва. Я хорошенько изучил его нрав и понимал, какой он подонок. Он держал свою резиновую дубинку за дверью. Пару раз мне ее показывал. Целый ярд твердой резины, закругленной на концах, с гибкой стальной основой. Эта полицейская дубинка выглядела внушительной и опасной. По крайней мере она производила такое впечатление. Дэйв любил брать ее с собой, чтобы подчеркнуть свое особое положение. Ему нравилось держать ее в руках, чувствовать ее вес. Иногда он поигрывал ею, сидя в гостиной и разговаривая по телефону.
— Только на минутку. — Я попытался отодвинуть его. Он прижал меня к косяку. Я оперся рукой об косяк, чтобы сохранить равновесие, и посмотрел ему в глаза. Я был на удивление спокоен и потихоньку стал протискиваться вперед. Он по-прежнему держал меня, его лицо нависло над моим, я чувствовал запах несвежего пива и липкой слюны, и... в этот момент я нащупал рукой дубинку.
Я пытался сосредоточить все свое внимание на Дэйве и дубинке и вместе с тем соображал, что делать дальше. Все казалось каким-то нереальным. Возможно, я уже пережил это однажды во сне, поэтому теперь было гораздо проще. Я переступил через все, чему меня учили, не закричал, не оттолкнул его, не стал грязно ругаться. Я просто приготовился разорвать Дэйва на части и сделать это как можно быстрее.
Проскользнул в дом и сделал шаг назад, чтобы освободить себе немного места для маневра. Я не угрожал. Не жестикулировал. Не кричал. Я просто стал размахивать этой чертовой дубинкой и бить изо всех сил. Первый удар пришелся ему на предплечье, оно хрустнуло. Он схватился за руку, и его голова осталась незащищенной. Я снова размахнулся и ударил его в затылок, прямо над ухом. Он покачнулся. Раз. Два. Еще один удар. Он больше не пытался защищаться и упал. Я хотел добраться до его лица. До зубов. Но он начал извиваться, как змея, а я продолжал бить его. Девять, десять, одиннадцать. Странно. Кажется, я считал вслух. Не знаю зачем. Не знаю, сколько ударов хотел нанести. В какой-то момент этот сукин сын схватился за конец дубинки. Он стал крутиться, извиваться, дергаться и в конце концов сбил меня с ног. Я упал навзничь, на маленький столик для кофе, но не выпустил дубинку. Дэйв был оглушен, он не смог бы подняться, хватаясь за дубинку, к тому же она стала липкой от его крови и соплей. Я дернул ее еще раз, и он отпустил. Я продолжал избивать его, мне хотелось убедиться, что он еще долго не сможет подняться. Нельзя, чтобы такой человек, как Дэйв, поднялся.
Селма набросилась на меня сзади. Вцепилась мне ногтями в щеки, едва не задев глаза. На секунду я выронил дубинку, схватил ее за руки и отбросил в сторону. Она споткнулась, потеряла равновесие, сбила кубок, стоящий на комоде, затем схватила его, готовясь обороняться. Но дубинка снова была у меня в руках, и она отступила.
Возможно, мы кричали. Возможно, что-то сказали друг другу. Хотя я сомневаюсь. Я слышал только мое тяжелое дыхание и бешеный стук сердца.
— Ты в порядке? — Это была моя единственная фраза, которую я запомнил. В ее глазах я видел ужас и... да... и восхищение, с которым она никогда не смотрела на меня прежде.
Когда на следующий день я прибыл на службу в Уичито, на моем лице еще оставались отметины от ногтей Селмы, похожие на ритуальные шрамы.
Глава 2
Курс молодого бойца я проходил в форте Беннинг, находящемся около города Коламбус, в штате Джорджия. Через две недели после начала занятий я получил письмо от мамы, в котором она сообщала, что Дэйв стал потихоньку поправляться. Он не заявил на меня в полицию. Это было не в его правилах. Селма по-прежнему жила с ним. Других вестей из Уэстфилда не поступило, но я был слишком занят, чтобы задумываться над этим. Я попал в новую вселенную — в армию. Моим домом стала казарма, моим городом — форт. И это был хороший город. В нем чувствовался особый стиль. Старшие офицеры жили в больших белых домах на широких улицах, которые заканчивались полем для гольфа. Газоны — чистые и просторные. Сразу было ясно, что это военный городок: посередине гарнизона — три смотровые вышки в двести футов высотой, похожие на пришельцев из космоса, выкрашенные в красный и белый цвета; ангары, заполненные длинными рядами тренажеров для парашютистов, — солдаты вертелись на них, как цыплята на конвейере. Танки, «хаммеры» и минометы стояли в специально отведенных для них местах. Склады охранялись самым тщательным образом и были напичканы всевозможными электронными устройствами слежения, так что ни один твой шаг не оставался незамеченным. Что поделаешь, ты в армии. Все здания на базе — такие же опрятные, как на Мейн-стрит, как ее показывают в старых фильмах. Были даже белые деревянные церкви с маленькими колокольнями.
Мама писала мне пару раз, но я просто не мог ответить ей. Потом она перестала писать, и я не особенно переживал из-за этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Селма дома?
— Отдыхает, ханк.
— Понятно. Я хотел с ней кое-что обсудить. Она ведь не спит?
— Не знаю. Наверное.
«И ему плевать», — подумал я.
Мы просто стояли и смотрели друг на друга, как будто нам больше нечего было сказать. Входная дверь была распахнута, и я видел гостиную. Я надеялся, что Селма услышит нас и выйдет из спальни. Но она этого не сделала. Ночные бабочки кружили около лампы над дверью и перед нашими лицами. Одна из них залетела в полураскрытый рот Дэйва. Тот сплюнул и вытер губы.
— Приходи завтра, ханк.
— Я бы с радостью, Дэйв, но завтра я уезжаю. Поэтому и хотел поговорить с Селмой. Ну, знаешь, там почта и прочая ерунда.
— Когда ты завтра уезжаешь?
— Очень рано. На рассвете.
— Тебе лучше позвонить ей.
— Нет, приятель. Я хочу увидеть ее.
— Ничего не выйдет. — Он вытянулся во весь рост и заслонил собой дверной проем. Ему хотелось казаться еще внушительнее, чтобы напугать меня, словно я — какой-то воришка или нарушитель уличного движения. — Убирайся отсюда.
Таких людей, как Дэйв, хлебом не корми, только дай с кем-нибудь подраться. Они похожи на петухов со скотного двора, только им обычно не удается завоевать для себя курочек. И бедной Селме, да хранит ее Господь, приходилось расплачиваться за все неудачи Дэйва. Мне кажется, он не особенно-то и задумывался, когда бил ее. Он поступал так просто от безделья. Я догадался, что он опять побил Селму. И он это понял. У нее наверняка был синяк под глазом, возможно, выбит зуб. Теперь он хотел запугать меня. Минуту мы стояли в молчании, а бабочки кружили перед нашими лицами. Дэйв, наверное, думал, что мы сейчас затеем обычную ссору, начнем толкать друг друга, браниться, затем последует первый удар, а уж потом он бросится на меня и изобьет до полусмерти. Он начал заводиться.
Я знал Дэйва. Я хорошенько изучил его нрав и понимал, какой он подонок. Он держал свою резиновую дубинку за дверью. Пару раз мне ее показывал. Целый ярд твердой резины, закругленной на концах, с гибкой стальной основой. Эта полицейская дубинка выглядела внушительной и опасной. По крайней мере она производила такое впечатление. Дэйв любил брать ее с собой, чтобы подчеркнуть свое особое положение. Ему нравилось держать ее в руках, чувствовать ее вес. Иногда он поигрывал ею, сидя в гостиной и разговаривая по телефону.
— Только на минутку. — Я попытался отодвинуть его. Он прижал меня к косяку. Я оперся рукой об косяк, чтобы сохранить равновесие, и посмотрел ему в глаза. Я был на удивление спокоен и потихоньку стал протискиваться вперед. Он по-прежнему держал меня, его лицо нависло над моим, я чувствовал запах несвежего пива и липкой слюны, и... в этот момент я нащупал рукой дубинку.
Я пытался сосредоточить все свое внимание на Дэйве и дубинке и вместе с тем соображал, что делать дальше. Все казалось каким-то нереальным. Возможно, я уже пережил это однажды во сне, поэтому теперь было гораздо проще. Я переступил через все, чему меня учили, не закричал, не оттолкнул его, не стал грязно ругаться. Я просто приготовился разорвать Дэйва на части и сделать это как можно быстрее.
Проскользнул в дом и сделал шаг назад, чтобы освободить себе немного места для маневра. Я не угрожал. Не жестикулировал. Не кричал. Я просто стал размахивать этой чертовой дубинкой и бить изо всех сил. Первый удар пришелся ему на предплечье, оно хрустнуло. Он схватился за руку, и его голова осталась незащищенной. Я снова размахнулся и ударил его в затылок, прямо над ухом. Он покачнулся. Раз. Два. Еще один удар. Он больше не пытался защищаться и упал. Я хотел добраться до его лица. До зубов. Но он начал извиваться, как змея, а я продолжал бить его. Девять, десять, одиннадцать. Странно. Кажется, я считал вслух. Не знаю зачем. Не знаю, сколько ударов хотел нанести. В какой-то момент этот сукин сын схватился за конец дубинки. Он стал крутиться, извиваться, дергаться и в конце концов сбил меня с ног. Я упал навзничь, на маленький столик для кофе, но не выпустил дубинку. Дэйв был оглушен, он не смог бы подняться, хватаясь за дубинку, к тому же она стала липкой от его крови и соплей. Я дернул ее еще раз, и он отпустил. Я продолжал избивать его, мне хотелось убедиться, что он еще долго не сможет подняться. Нельзя, чтобы такой человек, как Дэйв, поднялся.
Селма набросилась на меня сзади. Вцепилась мне ногтями в щеки, едва не задев глаза. На секунду я выронил дубинку, схватил ее за руки и отбросил в сторону. Она споткнулась, потеряла равновесие, сбила кубок, стоящий на комоде, затем схватила его, готовясь обороняться. Но дубинка снова была у меня в руках, и она отступила.
Возможно, мы кричали. Возможно, что-то сказали друг другу. Хотя я сомневаюсь. Я слышал только мое тяжелое дыхание и бешеный стук сердца.
— Ты в порядке? — Это была моя единственная фраза, которую я запомнил. В ее глазах я видел ужас и... да... и восхищение, с которым она никогда не смотрела на меня прежде.
Когда на следующий день я прибыл на службу в Уичито, на моем лице еще оставались отметины от ногтей Селмы, похожие на ритуальные шрамы.
Глава 2
Курс молодого бойца я проходил в форте Беннинг, находящемся около города Коламбус, в штате Джорджия. Через две недели после начала занятий я получил письмо от мамы, в котором она сообщала, что Дэйв стал потихоньку поправляться. Он не заявил на меня в полицию. Это было не в его правилах. Селма по-прежнему жила с ним. Других вестей из Уэстфилда не поступило, но я был слишком занят, чтобы задумываться над этим. Я попал в новую вселенную — в армию. Моим домом стала казарма, моим городом — форт. И это был хороший город. В нем чувствовался особый стиль. Старшие офицеры жили в больших белых домах на широких улицах, которые заканчивались полем для гольфа. Газоны — чистые и просторные. Сразу было ясно, что это военный городок: посередине гарнизона — три смотровые вышки в двести футов высотой, похожие на пришельцев из космоса, выкрашенные в красный и белый цвета; ангары, заполненные длинными рядами тренажеров для парашютистов, — солдаты вертелись на них, как цыплята на конвейере. Танки, «хаммеры» и минометы стояли в специально отведенных для них местах. Склады охранялись самым тщательным образом и были напичканы всевозможными электронными устройствами слежения, так что ни один твой шаг не оставался незамеченным. Что поделаешь, ты в армии. Все здания на базе — такие же опрятные, как на Мейн-стрит, как ее показывают в старых фильмах. Были даже белые деревянные церкви с маленькими колокольнями.
Мама писала мне пару раз, но я просто не мог ответить ей. Потом она перестала писать, и я не особенно переживал из-за этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80