Теперь они стояли совсем рядом, золотистая голова склонилась над серебристо-пепельной… Оливер и Пэнси по-прежнему держались за руки. Никто из них не произносил ни слова, но они напряженно смотрели друг на друга и ждали…
Затем Пэнси улыбнулась. Ошибиться тут было невозможно: в ее улыбке читался призыв и вызов. Оливер сразу отпустил ее руки. Потянувшись к лицу девушки, он отвел ее волосы назад, и в нем появилась какая-то беззащитность. Затем взял это ослепительно-прекрасное лицо в свои ладони и потянулся губами к ее губам… Секунду они застыли в неподвижности, а затем Пэнси притянула его к себе. Поцелуй был откровенным, жадным, в нем сквозила всепожирающая страсть. Тела Оливера и Пэнси слились воедино, разъединить их теперь было невозможно.
Элен захлестнула такая волна ревности, что она едва не задохнулась. Вместе с ревностью пришло еще и отвращение к самой себе.
«Я хочу, чтобы он так обнимал меня»! – властно требовало ее тело.
И в то же время она думала: «Ну, почему я скрываюсь и шпионю за ними. Я должна уйти отсюда. Хватит унижаться»!
Подумав об этом, она вдруг почувствовала, что ее онемевшие руки и ноги снова начала ей повиноваться. Отвернувшись, чтобы не видеть, как Пэнси поднимается на цыпочки, пытаясь дотянуться до лица Оливера, Элен попятилась в поисках выхода. Но в этот момент наступила на какую-то железку, и та, грохоча, откатилась в сторону.
Стоявшие на островке света Пэнси и Оливер вскинули головы.
– Кто здесь? – голос Оливера звучал сердито и резко. Хотя на галерее было темно, он почти сразу увидел ее. – Элен? О господи! Что ты там, черт побери, делаешь?
– Прости меня… прости… – неестественно-высокий голосок Элен прерывался. – Я не хотела… Я просто пришла, чтобы увидеть тебя.
Дрожа от потрясения и чувствуя, как панический ужас тисками сжимает ее грудь, Элен нащупала дверь, открыла ее и выскочила вон. Она успела увидеть лицо Пэнси, ее округлившиеся глаза и рот, выражавшие удивление и тревогу.
Выбежав на улицу, где рано стемнело и теперь стояли унылые сумерки, Элен почувствовала, что за ней кто-то бежит. У нее мелькнула дикая надежда, что это Оливер, что он сейчас ей все объяснит и все будет по-старому, но тут же чья-то другая рука схватила ее за плечо и повернула к себе. Это оказался Том.
– Подождите, – сказал он.
Его лицо еще больше потемнело, в нем читалась злоба, губы сжались в тонкую ниточку. Он быстро поглядел по сторонам и завел ее за угол здания, где они были скрыты от посторонних глаз. Прислонившись к стене, Элен почувствовала под руками известку и мелкий мох, кое-где покрывавший здание.
– У вас ужасный вид, – сказал ей Том. – Не уходите и… не делайте глупостей, о'кей? Я тоже это видел. Мы оба шпионили и получили по заслугам. Ладно… Забудьте об этом.
Элен пыталась сосредоточиться на том, что он говорит. Что он делает, зачем вмешивается в это?
– Я не глупая, – машинально ответила она.
Затем ее вдруг пронзила мысль, что Том, вероятно, испытывает по отношению к Пэнси те же самые чувства, что она по отношению к Оливеру. Ну конечно же, Том любит ее! Даже этот умный, независимый человек не устоял перед ней. Должно быть, увиденное причинило ему такую же боль, как и ей.
На мгновение в душе Элен пробудилась симпатия, она невольно потянулась к Тому. Он уже не был сердитым. Глаза его смотрели непроницаемо в вечернем полумраке, но лицо расслабилось, и у губ залегли ироничные складки. Элен подумала:
«Наверное, он находит забавным, что мы оба оказались тут лишними… Какой же он хладнокровный! И при этом великодушный, ему небезразлично, что с ней станется… Том Харт может стать очень надежным другом», – вспомнила Элен.
И почувствовала, что ей никогда в жизни не нужен был друг так, как теперь. Том стоял между ней и унылой улицей, и его грудь казалась надежным прибежищем…
Но потом Элен съежилась. Никакое это не прибежище. От его сочувствия и понимания ей все равно нет никакого проку, ведь он влюблен в Пэнси. А значит, как и Оливер, принадлежит ей. И это отгородило Тома от Элен, словно стальной стеной.
Перед глазами снова всплывала сцена, увиденная в репетиционном зале: податливое тело Пэнси изогнуто дугой, а Оливер прижимает его к себе.
Никто не сможет прогнать это видение! Ей хотелось только остаться одной и оказаться далеко, как можно дальше отсюда…
– Пойдемте ко мне домой, – ласково предложил Том. – Сделаем что-нибудь типично английское… например, выпьем чаю. А затем, может быть, и по рюмке бурбона. Если разобраться, все это очень даже смешно.
Элен покачала головой. Его насмешливость и даже доброта неожиданно начали ее раздражать. Она собрала все свои силы и шагнула мимо Тома, решительно глядя поверх его плеча.
– Нет, лучше я буду одна. Я не хочу чаю, не хочу бурбона.
Подступившие к горлу рыдания мешали ей говорить, и ее голос прозвучал резче, чем она хотела. Том немедленно уступил ей дорогу, и она побрела прочь.
Полуулыбка, с которой Том глядел на Элен, исчезла. Когда она ушла, он поднял с земли камешек и с силой бросил его, угодив в угол стены. Камешек уныло звякнул и укатился в кучу опавших листьев.
По дороге домой она старалась совершать как можно меньше движений, словно боялась расплескать свое горе на виду у прохожих.
Наконец Элен добралась до дому. Там никого не было, и стояла мертвая тишина. Поднимаясь по лестнице, она принялась считать ступеньки, пытаясь вытеснить все остальные мысли. И только открыв дверь в свою комнату, а потом заперев ее за собой, Элен почувствовала себя в безопасности.
Она рухнула на кровать и почти радостно дала волю слезам. Элен редко плакала, но сейчас она не сдерживалась. Она рыдала не только из-за Оливера… Нет, она вообще оплакивала свою жизнь. В ее голове проносились несвязанные между собой образы и обрывки фраз. Внезапно перед ней предстало лицо Оливера, освещенное пламенем камина, горевшего тогда в домике, неподалеку от Монткалмского замка. Он был тогда такой красивый и ласковый! Элен вспомнила, как ее охватил восторг от быстрой езды в его «ягуаре» и ощутила вкус шампанского во рту.
Со мной никогда ничего подобного не случалось. И никогда не случится!
Она до сих пор была взволнована тем, что видела его так близко.
Я же от него ничего не требовала!
Но она была недостаточно шикарной, чтобы надолго удержать его возле себя.
Разве это было возможно после того, как он увидел Пэнси?
И опять…
Это несправедливо!
Лежа одна в темноте, Элен плакала так, словно она больше никогда не утешится. Но потом слезы иссякли. Все так же лежа на кровати, съежившись и окоченев, Элен невидящим взором уставилась в потолок и заставила себя задуматься.
Она знала, что сама, добровольно пошла на эти муки. Ей вспомнилось, как она говорила себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Затем Пэнси улыбнулась. Ошибиться тут было невозможно: в ее улыбке читался призыв и вызов. Оливер сразу отпустил ее руки. Потянувшись к лицу девушки, он отвел ее волосы назад, и в нем появилась какая-то беззащитность. Затем взял это ослепительно-прекрасное лицо в свои ладони и потянулся губами к ее губам… Секунду они застыли в неподвижности, а затем Пэнси притянула его к себе. Поцелуй был откровенным, жадным, в нем сквозила всепожирающая страсть. Тела Оливера и Пэнси слились воедино, разъединить их теперь было невозможно.
Элен захлестнула такая волна ревности, что она едва не задохнулась. Вместе с ревностью пришло еще и отвращение к самой себе.
«Я хочу, чтобы он так обнимал меня»! – властно требовало ее тело.
И в то же время она думала: «Ну, почему я скрываюсь и шпионю за ними. Я должна уйти отсюда. Хватит унижаться»!
Подумав об этом, она вдруг почувствовала, что ее онемевшие руки и ноги снова начала ей повиноваться. Отвернувшись, чтобы не видеть, как Пэнси поднимается на цыпочки, пытаясь дотянуться до лица Оливера, Элен попятилась в поисках выхода. Но в этот момент наступила на какую-то железку, и та, грохоча, откатилась в сторону.
Стоявшие на островке света Пэнси и Оливер вскинули головы.
– Кто здесь? – голос Оливера звучал сердито и резко. Хотя на галерее было темно, он почти сразу увидел ее. – Элен? О господи! Что ты там, черт побери, делаешь?
– Прости меня… прости… – неестественно-высокий голосок Элен прерывался. – Я не хотела… Я просто пришла, чтобы увидеть тебя.
Дрожа от потрясения и чувствуя, как панический ужас тисками сжимает ее грудь, Элен нащупала дверь, открыла ее и выскочила вон. Она успела увидеть лицо Пэнси, ее округлившиеся глаза и рот, выражавшие удивление и тревогу.
Выбежав на улицу, где рано стемнело и теперь стояли унылые сумерки, Элен почувствовала, что за ней кто-то бежит. У нее мелькнула дикая надежда, что это Оливер, что он сейчас ей все объяснит и все будет по-старому, но тут же чья-то другая рука схватила ее за плечо и повернула к себе. Это оказался Том.
– Подождите, – сказал он.
Его лицо еще больше потемнело, в нем читалась злоба, губы сжались в тонкую ниточку. Он быстро поглядел по сторонам и завел ее за угол здания, где они были скрыты от посторонних глаз. Прислонившись к стене, Элен почувствовала под руками известку и мелкий мох, кое-где покрывавший здание.
– У вас ужасный вид, – сказал ей Том. – Не уходите и… не делайте глупостей, о'кей? Я тоже это видел. Мы оба шпионили и получили по заслугам. Ладно… Забудьте об этом.
Элен пыталась сосредоточиться на том, что он говорит. Что он делает, зачем вмешивается в это?
– Я не глупая, – машинально ответила она.
Затем ее вдруг пронзила мысль, что Том, вероятно, испытывает по отношению к Пэнси те же самые чувства, что она по отношению к Оливеру. Ну конечно же, Том любит ее! Даже этот умный, независимый человек не устоял перед ней. Должно быть, увиденное причинило ему такую же боль, как и ей.
На мгновение в душе Элен пробудилась симпатия, она невольно потянулась к Тому. Он уже не был сердитым. Глаза его смотрели непроницаемо в вечернем полумраке, но лицо расслабилось, и у губ залегли ироничные складки. Элен подумала:
«Наверное, он находит забавным, что мы оба оказались тут лишними… Какой же он хладнокровный! И при этом великодушный, ему небезразлично, что с ней станется… Том Харт может стать очень надежным другом», – вспомнила Элен.
И почувствовала, что ей никогда в жизни не нужен был друг так, как теперь. Том стоял между ней и унылой улицей, и его грудь казалась надежным прибежищем…
Но потом Элен съежилась. Никакое это не прибежище. От его сочувствия и понимания ей все равно нет никакого проку, ведь он влюблен в Пэнси. А значит, как и Оливер, принадлежит ей. И это отгородило Тома от Элен, словно стальной стеной.
Перед глазами снова всплывала сцена, увиденная в репетиционном зале: податливое тело Пэнси изогнуто дугой, а Оливер прижимает его к себе.
Никто не сможет прогнать это видение! Ей хотелось только остаться одной и оказаться далеко, как можно дальше отсюда…
– Пойдемте ко мне домой, – ласково предложил Том. – Сделаем что-нибудь типично английское… например, выпьем чаю. А затем, может быть, и по рюмке бурбона. Если разобраться, все это очень даже смешно.
Элен покачала головой. Его насмешливость и даже доброта неожиданно начали ее раздражать. Она собрала все свои силы и шагнула мимо Тома, решительно глядя поверх его плеча.
– Нет, лучше я буду одна. Я не хочу чаю, не хочу бурбона.
Подступившие к горлу рыдания мешали ей говорить, и ее голос прозвучал резче, чем она хотела. Том немедленно уступил ей дорогу, и она побрела прочь.
Полуулыбка, с которой Том глядел на Элен, исчезла. Когда она ушла, он поднял с земли камешек и с силой бросил его, угодив в угол стены. Камешек уныло звякнул и укатился в кучу опавших листьев.
По дороге домой она старалась совершать как можно меньше движений, словно боялась расплескать свое горе на виду у прохожих.
Наконец Элен добралась до дому. Там никого не было, и стояла мертвая тишина. Поднимаясь по лестнице, она принялась считать ступеньки, пытаясь вытеснить все остальные мысли. И только открыв дверь в свою комнату, а потом заперев ее за собой, Элен почувствовала себя в безопасности.
Она рухнула на кровать и почти радостно дала волю слезам. Элен редко плакала, но сейчас она не сдерживалась. Она рыдала не только из-за Оливера… Нет, она вообще оплакивала свою жизнь. В ее голове проносились несвязанные между собой образы и обрывки фраз. Внезапно перед ней предстало лицо Оливера, освещенное пламенем камина, горевшего тогда в домике, неподалеку от Монткалмского замка. Он был тогда такой красивый и ласковый! Элен вспомнила, как ее охватил восторг от быстрой езды в его «ягуаре» и ощутила вкус шампанского во рту.
Со мной никогда ничего подобного не случалось. И никогда не случится!
Она до сих пор была взволнована тем, что видела его так близко.
Я же от него ничего не требовала!
Но она была недостаточно шикарной, чтобы надолго удержать его возле себя.
Разве это было возможно после того, как он увидел Пэнси?
И опять…
Это несправедливо!
Лежа одна в темноте, Элен плакала так, словно она больше никогда не утешится. Но потом слезы иссякли. Все так же лежа на кровати, съежившись и окоченев, Элен невидящим взором уставилась в потолок и заставила себя задуматься.
Она знала, что сама, добровольно пошла на эти муки. Ей вспомнилось, как она говорила себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124