— Отец нахмурился. — Но хорошо оплачиваемую должность я тебе не могу обещать. У тебя нет соответствующих навыков.
— Ну, возможно, и нет. Но… — Джек осекся. — Тогда зачем ты столько всего мне наговорил?
— Ты должен знать, что со следующего месяца я ввожу Лейна в правление.
— Лейна? — Джек представлял своего брата не иначе как в футбольной форме с набитыми ватой плечами и в шлеме, надвинутом на лицо.
— У него никогда не было таких хороших оценок, как у тебя, но он разбирается в деле. У него хорошая деловая хватка.
Лейн? Насколько помнилось Джеку, Лейн никогда ни в чем не разбирался.
— Было время, когда я надеялся и верил, молился о том, чтобы ты вернулся домой и стал работать в «Мэдисон пейпер», но ты не вернулся, а сейчас уже поздно. Время упущено. Бизнес есть бизнес. Я человек ответственный — у меня есть обязательства перед моими рабочими и перед обществом. Мне нужно передать дело в надежные руки.
Джек кивнул, но в голове его все шло кувырком. Лейн в своей комнате повесил на стену голову дикого кабана — обозначив приоритеты. Он подписывался на журналы для автолюбителей. От Лейна, когда ему едва исполнилось восемнадцать, забеременела одна из дочерей Данфорта, и ее пришлось по-тихому отправить на аборт в другой штат, потому что в Каролине аборты запрещены.
— До сих пор я вам обоим выплачивал содержание, чтобы помочь стать на ноги. Лейн учился газетному делу, а ты… ну, я думаю, ты тоже учился своему «ремеслу». — Джек-старший прищелкнул языком при последнем слове. — Конечно, Лейн моложе, но теперь он будет получать стипендию от правления, так что здесь все по-честному.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что я прекращаю выплачивать ему содержание и тебе тоже.
Джек во все глаза смотрел на отца, не в силах произнести ни слова.
— Ты — мой старший сын и после моей смерти получишь наследство, но пришло время тебе самому становиться на ноги. В твои годы у меня была жена и ежемесячные платежи по ссуде за собственный дом!
Джек пытался ухватиться за что-то, чтобы не улететь в пропасть.
— И когда ты думаешь…
— В следующем месяце последняя выплата.
— В следующем месяце?
Отец улыбнулся, осклабившись, как акула.
— Зачем тянуть? Ты говорил, что у тебя все хорошо с твоим писательством, и я в тебе уверен. «Мэдисон пейпер» — серьезное дело, рабочее судно, так сказать, а не прогулочный катер, мы не можем позволить себе возить пассажиров.
Джек глотнул бурбона. Горло сдавила обида. Отец тратил на охоту за «канарейками» больше, чем на Джека. С какой стати Лейн должен получать какую-то стипендию? Только потому, что у него не хватило мозгов сделать собственную карьеру? Джек смотрел на отца: элегантный белый костюм, стильный галстук, мощный разворот плеч, волевой подбородок. Джек сглотнул и стиснул зубы. Он не станет унижаться и просить.
Должно быть, внутренняя борьба отразилась на его лице. Отец нахмурился:
— Ты ведь не угодил в беду, сын?
Джек посмотрел отцу в глаза.
— Нет.
Джек-старший расслабился и добродушно улыбнулся:
— Ты нарочно одеваешься как нищий? Наверное, теперь это модно? У ньюйоркцев весьма странное представление о стиле… А ведь было время, когда здесь понимали толк в красоте… В таких, как она, — добавил он со внезапно загоревшимися глазами.
Джек обернулся и увидел, как Кэндис королевской походкой приближается к столику. Он встал, стол закачался.
— Нам пора.
— Как, уже?
Отец вежливо поднялся, взял Кэндис за руку, улыбнулся:
— Может, вы оба поужинаете сегодня со мной?
— Вряд ли, — бросил Джек.
— Было бы чудесно, — сказала Кэндис.
Джек сжал ей локоть и подтолкнул вперед, стремясь поскорее выбраться из этого вызывающего клаустрофобию полутемного бара. Они обогнули «Астор лондж», громадный зал с обилием мрамора, пальмами и парами, пьющими коктейль, и миновали стеклянные витрины с подсветкой, в которых выставлялись сшитые вручную рубашки и эксклюзивные галстуки. Джеку захотелось ударить по стеклу кулаком. Он заставил себя смотреть вперед, на полотно в позолоченной раме, висящее в конце коридора. На нем был изображен мужчина едва ли старше его самого — элегантный, усатый, уверенный, окруженный символами успеха. Джек прочитал имя. Джон Джейкоб Астор Третий (1822 — 1890). Приятно познакомиться, Джон. А я вот Джек Мэдисон Третий — без денег и без надежды их получить, списанный в отстой.
Кэндис восхищенно ахала и охала по поводу портьер, задвигаемых с помощью электроники, и гигантских ванн с джакузи. Джек встретил надменный отчужденный взгляд Джона Джейкоба. Помоги! Я тону…
Глава 21
Фрея шла к остановке, оставляя на расплавленном от жары асфальте красные следы своих каблуков. Дело в том, что по пути к одному из художников она наступила на окрашенную в красный цвет трубу. Вообще-то она ничего не имела против визитов к художникам — даже наоборот. Ей нравился запах скипидара и краски, нравилось смотреть, как грунтуют холст, как прикрепляют его скрепками к подрамнику, как шипит краска, разбрызгиваемая из баллончиков, — значит, работа идет и она может не беспокоиться. Нравилась ей и задушевность в отношениях с вверенными ее заботам художниками, нравилось вытаскивать их из депрессии, сочувствовать их творческим потугам, направлять их в новое русло. Творчество — это тайна. И чудо. Творить — все равно что зажигать огонь без подручных средств. Хоть и изредка, но ей все же удавалось превращать тлеющую искру в пламя. Ничто не сравнится с теми мгновениями, когда с мольберта срывают покрывало или поворачивают тебе стоящий у стены холст. Ничто не сравнится с волнующим чувством сопричастности таинству — таинству рождения новой картины, когда она — живая и трепетная, с еще не просохшей краской — приходит в мир.
Но сегодня визит к мастеру не принес Фрее радости. Скорее, расстроил ее. Мэтт Ривера был одним из юных, подающих надежды художников, чья первая сольная выставка намечалась на осень. Он позвонил ей, сказав, что работа его застопорилась, что он выдохся, исписался. Он не успеет к сроку и, возможно, никогда не закончит начатое, поэтому выставку надо отменить. Фрея сразу отправилась к нему и полдня обсуждала с ним его проблемы, пытаясь найти приемлемое решение. Однако вывести его из депрессии ей так и не удалось.
Смахнув со лба испарину, Фрея смотрела, как автобус медленно ползет к остановке, продираясь сквозь густой поток транспорта, — конец рабочего дня, час пик. В это время Нью-Йорк производит тяжелое впечатление. Уже второй день стоит влажная изнуряющая жара. Пыль оседает на коже, проникает в легкие. Все выглядят озабоченными и злыми. Город похож на чесоточный струп, покрытый слоем грязи.
Автобус набит битком. Ее толкают локтями. Пахнет горелой резиной и потом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— Ну, возможно, и нет. Но… — Джек осекся. — Тогда зачем ты столько всего мне наговорил?
— Ты должен знать, что со следующего месяца я ввожу Лейна в правление.
— Лейна? — Джек представлял своего брата не иначе как в футбольной форме с набитыми ватой плечами и в шлеме, надвинутом на лицо.
— У него никогда не было таких хороших оценок, как у тебя, но он разбирается в деле. У него хорошая деловая хватка.
Лейн? Насколько помнилось Джеку, Лейн никогда ни в чем не разбирался.
— Было время, когда я надеялся и верил, молился о том, чтобы ты вернулся домой и стал работать в «Мэдисон пейпер», но ты не вернулся, а сейчас уже поздно. Время упущено. Бизнес есть бизнес. Я человек ответственный — у меня есть обязательства перед моими рабочими и перед обществом. Мне нужно передать дело в надежные руки.
Джек кивнул, но в голове его все шло кувырком. Лейн в своей комнате повесил на стену голову дикого кабана — обозначив приоритеты. Он подписывался на журналы для автолюбителей. От Лейна, когда ему едва исполнилось восемнадцать, забеременела одна из дочерей Данфорта, и ее пришлось по-тихому отправить на аборт в другой штат, потому что в Каролине аборты запрещены.
— До сих пор я вам обоим выплачивал содержание, чтобы помочь стать на ноги. Лейн учился газетному делу, а ты… ну, я думаю, ты тоже учился своему «ремеслу». — Джек-старший прищелкнул языком при последнем слове. — Конечно, Лейн моложе, но теперь он будет получать стипендию от правления, так что здесь все по-честному.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что я прекращаю выплачивать ему содержание и тебе тоже.
Джек во все глаза смотрел на отца, не в силах произнести ни слова.
— Ты — мой старший сын и после моей смерти получишь наследство, но пришло время тебе самому становиться на ноги. В твои годы у меня была жена и ежемесячные платежи по ссуде за собственный дом!
Джек пытался ухватиться за что-то, чтобы не улететь в пропасть.
— И когда ты думаешь…
— В следующем месяце последняя выплата.
— В следующем месяце?
Отец улыбнулся, осклабившись, как акула.
— Зачем тянуть? Ты говорил, что у тебя все хорошо с твоим писательством, и я в тебе уверен. «Мэдисон пейпер» — серьезное дело, рабочее судно, так сказать, а не прогулочный катер, мы не можем позволить себе возить пассажиров.
Джек глотнул бурбона. Горло сдавила обида. Отец тратил на охоту за «канарейками» больше, чем на Джека. С какой стати Лейн должен получать какую-то стипендию? Только потому, что у него не хватило мозгов сделать собственную карьеру? Джек смотрел на отца: элегантный белый костюм, стильный галстук, мощный разворот плеч, волевой подбородок. Джек сглотнул и стиснул зубы. Он не станет унижаться и просить.
Должно быть, внутренняя борьба отразилась на его лице. Отец нахмурился:
— Ты ведь не угодил в беду, сын?
Джек посмотрел отцу в глаза.
— Нет.
Джек-старший расслабился и добродушно улыбнулся:
— Ты нарочно одеваешься как нищий? Наверное, теперь это модно? У ньюйоркцев весьма странное представление о стиле… А ведь было время, когда здесь понимали толк в красоте… В таких, как она, — добавил он со внезапно загоревшимися глазами.
Джек обернулся и увидел, как Кэндис королевской походкой приближается к столику. Он встал, стол закачался.
— Нам пора.
— Как, уже?
Отец вежливо поднялся, взял Кэндис за руку, улыбнулся:
— Может, вы оба поужинаете сегодня со мной?
— Вряд ли, — бросил Джек.
— Было бы чудесно, — сказала Кэндис.
Джек сжал ей локоть и подтолкнул вперед, стремясь поскорее выбраться из этого вызывающего клаустрофобию полутемного бара. Они обогнули «Астор лондж», громадный зал с обилием мрамора, пальмами и парами, пьющими коктейль, и миновали стеклянные витрины с подсветкой, в которых выставлялись сшитые вручную рубашки и эксклюзивные галстуки. Джеку захотелось ударить по стеклу кулаком. Он заставил себя смотреть вперед, на полотно в позолоченной раме, висящее в конце коридора. На нем был изображен мужчина едва ли старше его самого — элегантный, усатый, уверенный, окруженный символами успеха. Джек прочитал имя. Джон Джейкоб Астор Третий (1822 — 1890). Приятно познакомиться, Джон. А я вот Джек Мэдисон Третий — без денег и без надежды их получить, списанный в отстой.
Кэндис восхищенно ахала и охала по поводу портьер, задвигаемых с помощью электроники, и гигантских ванн с джакузи. Джек встретил надменный отчужденный взгляд Джона Джейкоба. Помоги! Я тону…
Глава 21
Фрея шла к остановке, оставляя на расплавленном от жары асфальте красные следы своих каблуков. Дело в том, что по пути к одному из художников она наступила на окрашенную в красный цвет трубу. Вообще-то она ничего не имела против визитов к художникам — даже наоборот. Ей нравился запах скипидара и краски, нравилось смотреть, как грунтуют холст, как прикрепляют его скрепками к подрамнику, как шипит краска, разбрызгиваемая из баллончиков, — значит, работа идет и она может не беспокоиться. Нравилась ей и задушевность в отношениях с вверенными ее заботам художниками, нравилось вытаскивать их из депрессии, сочувствовать их творческим потугам, направлять их в новое русло. Творчество — это тайна. И чудо. Творить — все равно что зажигать огонь без подручных средств. Хоть и изредка, но ей все же удавалось превращать тлеющую искру в пламя. Ничто не сравнится с теми мгновениями, когда с мольберта срывают покрывало или поворачивают тебе стоящий у стены холст. Ничто не сравнится с волнующим чувством сопричастности таинству — таинству рождения новой картины, когда она — живая и трепетная, с еще не просохшей краской — приходит в мир.
Но сегодня визит к мастеру не принес Фрее радости. Скорее, расстроил ее. Мэтт Ривера был одним из юных, подающих надежды художников, чья первая сольная выставка намечалась на осень. Он позвонил ей, сказав, что работа его застопорилась, что он выдохся, исписался. Он не успеет к сроку и, возможно, никогда не закончит начатое, поэтому выставку надо отменить. Фрея сразу отправилась к нему и полдня обсуждала с ним его проблемы, пытаясь найти приемлемое решение. Однако вывести его из депрессии ей так и не удалось.
Смахнув со лба испарину, Фрея смотрела, как автобус медленно ползет к остановке, продираясь сквозь густой поток транспорта, — конец рабочего дня, час пик. В это время Нью-Йорк производит тяжелое впечатление. Уже второй день стоит влажная изнуряющая жара. Пыль оседает на коже, проникает в легкие. Все выглядят озабоченными и злыми. Город похож на чесоточный струп, покрытый слоем грязи.
Автобус набит битком. Ее толкают локтями. Пахнет горелой резиной и потом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100