Это должен быть день Стефании. Грусть просочилась сквозь ее счастье. Слезинка упала на апельсин.
— А я думал, это бывает только от лука, — сказал появившийся Нат. — Ни разу не видел, чтобы апельсины создавали такой эффект. Заменить тебя? Сабрина покачала головой:
— Пройдет.
— Траур всегда проходит, а воспоминания нет. У тебя было мало времени. И потом, ты еще возилась с делами Гарта. Взяв открытую бутылку вина, он наполнил шесть бокалов и раздал их.
— Леди и джентльмены, я предлагаю первый тост нашего праздника, несомненно, один из многих. Мы надеемся, один из многих. — Когда все повернулись к нему, он сделал паузу. — Конечно, у нас есть бесчисленное количество благодарений, но сейчас существует три особенных. И поэтому я объявляю тост. За Мартина Талвия, нового главного редактора «Фэйрбэнк паблишерз», который произведет революцию в книжном деле, гарантируя, что романы будут напечатаны на английском языке, а не на жаргоне. И за Гарта Андерсена, за его победу над грязной ложью, в которую мог поверить только гетероморфный, слабоумный, недоношенный следователь.
— Это означает неестественность, — пробормотал Мартин, когда Линда и Долорес потребовали объяснения значения непонятного слова. Сабрина посмотрела на всех шестерых, отражавшихся в темном окне, собравшихся вместе в уютной кухне в начале зимы. Она запомнила эту картину. Траур проходит. Воспоминания нет. «У меня будут воспоминания. О Стефании и о ее друзьях и семье. Потому что короткое время они были друзьями и семьей и для меня тоже».
— А какое третье благодарение? — спросила Долорес. Нат повернулся к Гарту:
— Твоя очередь.
— Моя жена. — Тот взял Сабрину за руку. — Она установила личность автора анонимного письма и, хотя никогда не расскажет мне о содержании их разговора, заставила девушку пойти вместе к Ллойду Страусу, где было составлено подробное признание. Она сдержала обещание, данное автору письма, и уговорила Ллойда позволить студентке закончить обучение. И еще после ухода девушки — Лойд сам мне рассказал — она дала ему нагоняй, который он не скоро забудет, и стояла над ним, пока он прочитал секретарше текст, переданный по телефону средствам массовой информации. И, наконец, она, как тоже рассказал мне Лойд, отказывалась уйти до тех пор, пока он не назначил дату объявления о моем назначении директором Института генетики.
Бокалы Гарта и Сабрины столкнулись с легким звоном.
— Моя жена. Моя любовь. На глаза Линды навернулись слезы.
— Стефания, ты не сказала ни слова. Это самая прекрасная история, которую я слышала.
— Бедный Лойд, — насмешливо произнес Нат. — Столкнуться с яростью Стефании. Он, наверное, страшно испугался.
— Он это заслужил, — презрительно заметила Долорес.
— Я бы хотела, — тихо сказала Линда, — я бы хотела сделать для тебя что-нибудь прекрасное.
— Ты уже сделала, — отозвался он. — Осталась со мной.
В золотистой ароматной комнате Сабрина прикоснулась ладонью к щеке Гарта:
— Я люблю тебя. Он обнял ее:
— Моя жизнь, мой мир, моя вселенная.
Сабрина закрыла глаза.
«Я не могу, не могу. Не заставляйте меня покидать его». Она открыла глаза:
— У меня тоже есть тост.
— Я на это надеялся, — сказал Нат. — Мой бокал пуст. Он увидел, что ее слезы исчезли. Сабрина выглядела волшебно. Невероятно красивая — странно, как все они привыкли к ней и теперь словно увидели ее впервые, поразились ее прелести. Сегодня, разрумянившаяся от жара печи, с зачесанными назад волосами, она была одновременно милой женщиной и наслаждающейся любовью девушкой. А почему нет, после слов Гарта? Глядя на нее, трудно было поверить в смущенную, безразличную, печальную женщину, какой ее описывал после похорон Гарт. Но Нат все еще слышал ее случайную оговорку, когда она думала о себе как о Сабрине, и знал, что она еще не вполне оправилась… хотя сейчас, казалось, знала точно, кто она.
Думая о ней, Нат прослушал ее тост. За Гарта, решил он, за избрание его в Совет национальных исследований по генетике. Высокая честь, хотя парню нет и сорока. Не удивительно, что они так счастливы.
— …совет соберется на следующей неделе в Нью-Йорке, — говорил Гарт.
— Стефания тоже? — спросила Линда. — Но торговля…
— Мэйдлин поможет тебе, — сказала Сабрина. — И я поработаю с тобой эту неделю перед отъездом. Мэйдлин считает тебя способной. Я тоже.
— Мама, мы умираем с голода! — В кухню ворвался Клифф. — Когда мы будем есть?
— Боже мой, птичка! — воскликнул Нат. — Я забыл о своих обязанностях управляющего. — Он открыл печь. — Когда мы будем есть?
— Через час, — сказала Долорес. — Если Гарт и Мартин поставят свое творение из кукурузы в печь прямо сейчас.
— Можно мы немного перекусим? — спросил Клифф.
— Чуть-чуть, — сказала Сабрина. — Праздник еще впереди.
Когда все стали ходить по кухне, выполняя свои обязанности, она быстро взглянула на окно. Оно было темным. Все отражения исчезли.
Следующим вечером после обеда Сабрина поднялась по лестнице на третий этаж и села за стол Стефании. Комната была голой, но не запыленной. Сработала умелая рука Хуаниты. И грусть ушла из нее тоже. Сейчас это была простая комната, где хранились проекты, которые начинали постепенно возрождаться. Сабрина вытащила из ящиков записи и фотографии Стефании, относящиеся к бизнесу, и сложила их в большие конверты для Линды. В течение многих лет той придется продолжать дело Стефании.
В странной тишине, столь редкой в этом доме, Сабрина смотрела на стопку конвертов. Один за другим она сложила незаконченные кусочки жизни Стефании. Клифф освободился от своей банды и так обрадовался этому, что почти с удовольствием воспринял месяц ограничения свободы. Мальчик обо всем рассказал Гарту, и они вдвоем достигли взаимопонимания. Все, что Сабрина узнала об этом, это комментарий Гарта, лежавшего на постели: «Когда-нибудь Клифф оценит то, что ты для нас сделала, помогла нам стать друзьями. Я ценю это уже сейчас. Я ценю тебя».
Она была с Гартом во время безобразной истории с анонимным письмом. Теперь все затихло. Гарт погрузился в обсуждения с архитекторами-подрядчиками по поводу нового Института генетики. Она помогла Линде, как сделала бы и Стефания. Скоро у Пенни начнется класс искусства. В следующем месяце смоделированные и сшитые ею костюмы появятся на кукольном спектакле…
«Я его не увижу, хотя обещала…»
— Мам, ты спускаешься?
— Через несколько минут, Клифф! — крикнула в ответ Сабрина. Открыв ящики стола, она убедилась, что ничего не оставила, и провела на всякий случай по каждому из них ладонью. Везде было пусто. Взяв стопку конвертов, Сабрина погасила свет.
— Мама!
— Да, Клифф, сейчас…
— Телефон, мам! Из Лондона!
Лондон? В такое время? Видимо, что-то случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
— А я думал, это бывает только от лука, — сказал появившийся Нат. — Ни разу не видел, чтобы апельсины создавали такой эффект. Заменить тебя? Сабрина покачала головой:
— Пройдет.
— Траур всегда проходит, а воспоминания нет. У тебя было мало времени. И потом, ты еще возилась с делами Гарта. Взяв открытую бутылку вина, он наполнил шесть бокалов и раздал их.
— Леди и джентльмены, я предлагаю первый тост нашего праздника, несомненно, один из многих. Мы надеемся, один из многих. — Когда все повернулись к нему, он сделал паузу. — Конечно, у нас есть бесчисленное количество благодарений, но сейчас существует три особенных. И поэтому я объявляю тост. За Мартина Талвия, нового главного редактора «Фэйрбэнк паблишерз», который произведет революцию в книжном деле, гарантируя, что романы будут напечатаны на английском языке, а не на жаргоне. И за Гарта Андерсена, за его победу над грязной ложью, в которую мог поверить только гетероморфный, слабоумный, недоношенный следователь.
— Это означает неестественность, — пробормотал Мартин, когда Линда и Долорес потребовали объяснения значения непонятного слова. Сабрина посмотрела на всех шестерых, отражавшихся в темном окне, собравшихся вместе в уютной кухне в начале зимы. Она запомнила эту картину. Траур проходит. Воспоминания нет. «У меня будут воспоминания. О Стефании и о ее друзьях и семье. Потому что короткое время они были друзьями и семьей и для меня тоже».
— А какое третье благодарение? — спросила Долорес. Нат повернулся к Гарту:
— Твоя очередь.
— Моя жена. — Тот взял Сабрину за руку. — Она установила личность автора анонимного письма и, хотя никогда не расскажет мне о содержании их разговора, заставила девушку пойти вместе к Ллойду Страусу, где было составлено подробное признание. Она сдержала обещание, данное автору письма, и уговорила Ллойда позволить студентке закончить обучение. И еще после ухода девушки — Лойд сам мне рассказал — она дала ему нагоняй, который он не скоро забудет, и стояла над ним, пока он прочитал секретарше текст, переданный по телефону средствам массовой информации. И, наконец, она, как тоже рассказал мне Лойд, отказывалась уйти до тех пор, пока он не назначил дату объявления о моем назначении директором Института генетики.
Бокалы Гарта и Сабрины столкнулись с легким звоном.
— Моя жена. Моя любовь. На глаза Линды навернулись слезы.
— Стефания, ты не сказала ни слова. Это самая прекрасная история, которую я слышала.
— Бедный Лойд, — насмешливо произнес Нат. — Столкнуться с яростью Стефании. Он, наверное, страшно испугался.
— Он это заслужил, — презрительно заметила Долорес.
— Я бы хотела, — тихо сказала Линда, — я бы хотела сделать для тебя что-нибудь прекрасное.
— Ты уже сделала, — отозвался он. — Осталась со мной.
В золотистой ароматной комнате Сабрина прикоснулась ладонью к щеке Гарта:
— Я люблю тебя. Он обнял ее:
— Моя жизнь, мой мир, моя вселенная.
Сабрина закрыла глаза.
«Я не могу, не могу. Не заставляйте меня покидать его». Она открыла глаза:
— У меня тоже есть тост.
— Я на это надеялся, — сказал Нат. — Мой бокал пуст. Он увидел, что ее слезы исчезли. Сабрина выглядела волшебно. Невероятно красивая — странно, как все они привыкли к ней и теперь словно увидели ее впервые, поразились ее прелести. Сегодня, разрумянившаяся от жара печи, с зачесанными назад волосами, она была одновременно милой женщиной и наслаждающейся любовью девушкой. А почему нет, после слов Гарта? Глядя на нее, трудно было поверить в смущенную, безразличную, печальную женщину, какой ее описывал после похорон Гарт. Но Нат все еще слышал ее случайную оговорку, когда она думала о себе как о Сабрине, и знал, что она еще не вполне оправилась… хотя сейчас, казалось, знала точно, кто она.
Думая о ней, Нат прослушал ее тост. За Гарта, решил он, за избрание его в Совет национальных исследований по генетике. Высокая честь, хотя парню нет и сорока. Не удивительно, что они так счастливы.
— …совет соберется на следующей неделе в Нью-Йорке, — говорил Гарт.
— Стефания тоже? — спросила Линда. — Но торговля…
— Мэйдлин поможет тебе, — сказала Сабрина. — И я поработаю с тобой эту неделю перед отъездом. Мэйдлин считает тебя способной. Я тоже.
— Мама, мы умираем с голода! — В кухню ворвался Клифф. — Когда мы будем есть?
— Боже мой, птичка! — воскликнул Нат. — Я забыл о своих обязанностях управляющего. — Он открыл печь. — Когда мы будем есть?
— Через час, — сказала Долорес. — Если Гарт и Мартин поставят свое творение из кукурузы в печь прямо сейчас.
— Можно мы немного перекусим? — спросил Клифф.
— Чуть-чуть, — сказала Сабрина. — Праздник еще впереди.
Когда все стали ходить по кухне, выполняя свои обязанности, она быстро взглянула на окно. Оно было темным. Все отражения исчезли.
Следующим вечером после обеда Сабрина поднялась по лестнице на третий этаж и села за стол Стефании. Комната была голой, но не запыленной. Сработала умелая рука Хуаниты. И грусть ушла из нее тоже. Сейчас это была простая комната, где хранились проекты, которые начинали постепенно возрождаться. Сабрина вытащила из ящиков записи и фотографии Стефании, относящиеся к бизнесу, и сложила их в большие конверты для Линды. В течение многих лет той придется продолжать дело Стефании.
В странной тишине, столь редкой в этом доме, Сабрина смотрела на стопку конвертов. Один за другим она сложила незаконченные кусочки жизни Стефании. Клифф освободился от своей банды и так обрадовался этому, что почти с удовольствием воспринял месяц ограничения свободы. Мальчик обо всем рассказал Гарту, и они вдвоем достигли взаимопонимания. Все, что Сабрина узнала об этом, это комментарий Гарта, лежавшего на постели: «Когда-нибудь Клифф оценит то, что ты для нас сделала, помогла нам стать друзьями. Я ценю это уже сейчас. Я ценю тебя».
Она была с Гартом во время безобразной истории с анонимным письмом. Теперь все затихло. Гарт погрузился в обсуждения с архитекторами-подрядчиками по поводу нового Института генетики. Она помогла Линде, как сделала бы и Стефания. Скоро у Пенни начнется класс искусства. В следующем месяце смоделированные и сшитые ею костюмы появятся на кукольном спектакле…
«Я его не увижу, хотя обещала…»
— Мам, ты спускаешься?
— Через несколько минут, Клифф! — крикнула в ответ Сабрина. Открыв ящики стола, она убедилась, что ничего не оставила, и провела на всякий случай по каждому из них ладонью. Везде было пусто. Взяв стопку конвертов, Сабрина погасила свет.
— Мама!
— Да, Клифф, сейчас…
— Телефон, мам! Из Лондона!
Лондон? В такое время? Видимо, что-то случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162