Знала, чувствовала, что ведет себя глупо, что причиняет боль человеку, который стремится ей помочь облегчить страдания, и все же никак не могла взять себя в руки. Оставшись одна, Саша несколько дней не выходила из своего нового жилища. Из-за постоянных приступов тошноты она почти не принимала пищи, и к концу первой недели своей одинокой жизни уже пребывала в полуобморочном состоянии. Возможно, она так и умерла бы, не имея ни сил, ни желания заботиться о себе, если бы не Кристина, которая, снова плюнув на свою гордость, приехала в Михайловку. Это Кристина впервые задумалась о непонятной природе ее тошноты, это она заставила ее пойти к врачу, она же первая и узнала о том, что Саша, оказывается, беременна.
Известие это поразило Сашу, как гром. Но Кристина, сильная Кристина, опять взяла все в свои руки. В тот момент она нашла единственно правильное решение. Она не стала думать за Сашу, не стала уговаривать и приводить какие бы то ни было доводы в пользу ее выбора, а просто и внятно объяснила ей, что она сама вправе и в состоянии распорядиться судьбой своего будущего ребенка. И не сказала больше ни слова.
Сначала Саша просто опешила. Это казалось настолько диким, настолько несовместимым — случившееся несчастье, ее теперешняя жизнь, напоминающая жизнь растения в цветочном горшке, и ребенок. Ребенку нужна не просто физически существующая мать, ему нужна думающая, любящая, а главное, сильная мать. Растущее в ней существо Саша первоначально воспринимала как угрозу, как бомбу, угрожавшую разорваться изнутри и разрушить мир. Сможет ли она полюбить этого ребенка? Саша сомневалась в том, что после всего случившегося ее душа еще способна возродиться к какому бы то ни было чувству, не говоря уже о любви. Теперь, спустя годы, ей ужасно стыдно было сознаться самой себе в том, что решающим аргументом против аборта был всего лишь ее страх снова оказаться в больнице. Снова выйти на улицу, к людям, снова дать им возможность отводить смущенные взгляды от ее изуродованного лица, а главное — снова оказаться в операционной, увидеть свет, направленный на нее, и лица врачей, скрытые под масками. Конечно, она понимала, что спустя восемь месяцев ей все же придется пройти через все это, но восемь месяцев — это не завтра и не послезавтра. Восемь месяцев — это достаточно долгий срок для того, чтобы наконец смириться с мыслью, что ничего изменить уже нельзя, для того, чтобы прошлое стало прошлым. Наверное, чрез восемь месяцев ее прекратят преследовать по ночам кошмары… Да мало ли что может случиться за восемь месяцев? И даже если ничего не изменится, по крайней мере, все равно — ей не придется идти в больницу завтра, послезавтра или на следующей неделе. Значит, так тому и быть…
Кристина чувствовала, что Сашино решение оставить ребенка продиктовано какими-то странными соображениями, однако снова не стала ничего уточнять. Они с Сашей вообще больше никогда, или почти никогда, не разговаривали о Денисе, словно заключили молчаливое соглашение впредь никогда не упоминать имени этого человека. Хотя вычеркнуть свое прошлое, свою любовь из памяти не так-то просто. Кристина справедливо полагала, что рана затянется быстрее в том случае, если ее не бередить. Тем более что утешить Сашу было нечем — спустя несколько недель после той злосчастной встречи с Жанной Кристина случайно снова увидела ее, и не одну, а с Денисом. К тому времени она уже знала, что Денис и Жанна живут вместе. Об этом ей сказал Федор, на которого случившаяся история тоже произвела сильное впечатление, превратив его на долгое время из веселого балагура в тихого, почти что замкнутого человека. Было такое ощущение, что что-то гложет его изнутри, какая-то невысказанная обида или злость — Кристина этого не знала, а о том, что случилось в жизни подруги, старалась ни с кем, кроме Владимира, не делиться. В общем, ничего хорошего рассказать Саше о Денисе она не могла, а Саша, видимо, понимая это, не задавала никаких вопросов.
Однако, несмотря на молчание, мысли о потерянной любви еще долго, очень долго мучили ее. Все изменилось только в тот момент, когда она впервые увидела свою дочь и, прижав к себе, внезапно поняла, как много она для нее значит. За прошедшее с момента принятия решения время Саша сто раз успела пожалеть о том, что не поступила иначе. Она не чувствовала никакой радости, ощущая внутри себя толчки ребенка, никогда не разговаривала с ним, не рассказывала ему сказок, как это делали многие будущие матери, не прикасалась к животу, надеясь ощутить жизнь внутри себя. Она не могла заставить себя полюбить этого ребенка заранее. Она слишком сильно боялась того, что появившийся на свет человек превратится для нее в вечное напоминание о старой боли, а это значило, что боль никогда не утихнет. И только тогда, когда темно-розовое личико крошечной Маринки предстало перед ее глазами, она внезапно поняла все. Поняла, что назовет ее Мариной, что будет любить ее так крепко, как не любила никого на свете, а главное, она сразу почувствовала, что боль ушла. Та самая, застаревшая, покрывшаяся струпами боль, которую, казалось, она будет хранить в себе всегда. Когда Маринка появилась на свет, Саша поняла, что не может больше хранить боль в душе. И когда боль ушла, осталось тепло. Саша почувствовала его так неожиданно, словно внутри нее, в самой глубине, излучая мягкий, теплый свет, включилась какая-то лампочка. Воспоминания стали воспоминаниями, второстепенное ушло, а главное осталось. Саша улыбнулась, снова прижала дочь к себе и мысленно поблагодарила ее за то, что она помогла ей почувствовать это тепло. В тот момент она уже знала, что будет хранить это тепло своей потерянной любви долгие, долгие годы, что оно будет всегда согревать ее и ее маленькую дочку, так сильно похожую на своего отца.
Через пять минут Марина наконец засопела. Саша, погладив ее по голове, тихо встала с кровати, выключила свет, зажгла настольную лампу и, подавив зевоту, попыталась сосредоточиться на тексте. Корректорской работой она занималась все пять лет, прожитые в городе, теперь ставшем почти что родным. Первое издательство подыскала ей все та же Кристина, у которой в родном городе были кое-какие знакомства. Кристина же, еще до рождения дочери, подослала Саше первого студента, которому Саша помогала писать диплом. Вернее, не помогала, а просто писала сама. Кристина понимала, что Саше необходима специфическая работа, которая позволяла бы ей не слишком часто выходить из дома, не слишком часто попадаться людям на глаза. К тому же, появление на свет маленькой Маринки автоматически исключало все возможности устроиться на работу в ближайшее время. Несколько дней Кристина занималась исключительно этим вопросом, обзвонила и обегала десятки мест, но наконец-таки сумела найти хоть что-то подходящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Известие это поразило Сашу, как гром. Но Кристина, сильная Кристина, опять взяла все в свои руки. В тот момент она нашла единственно правильное решение. Она не стала думать за Сашу, не стала уговаривать и приводить какие бы то ни было доводы в пользу ее выбора, а просто и внятно объяснила ей, что она сама вправе и в состоянии распорядиться судьбой своего будущего ребенка. И не сказала больше ни слова.
Сначала Саша просто опешила. Это казалось настолько диким, настолько несовместимым — случившееся несчастье, ее теперешняя жизнь, напоминающая жизнь растения в цветочном горшке, и ребенок. Ребенку нужна не просто физически существующая мать, ему нужна думающая, любящая, а главное, сильная мать. Растущее в ней существо Саша первоначально воспринимала как угрозу, как бомбу, угрожавшую разорваться изнутри и разрушить мир. Сможет ли она полюбить этого ребенка? Саша сомневалась в том, что после всего случившегося ее душа еще способна возродиться к какому бы то ни было чувству, не говоря уже о любви. Теперь, спустя годы, ей ужасно стыдно было сознаться самой себе в том, что решающим аргументом против аборта был всего лишь ее страх снова оказаться в больнице. Снова выйти на улицу, к людям, снова дать им возможность отводить смущенные взгляды от ее изуродованного лица, а главное — снова оказаться в операционной, увидеть свет, направленный на нее, и лица врачей, скрытые под масками. Конечно, она понимала, что спустя восемь месяцев ей все же придется пройти через все это, но восемь месяцев — это не завтра и не послезавтра. Восемь месяцев — это достаточно долгий срок для того, чтобы наконец смириться с мыслью, что ничего изменить уже нельзя, для того, чтобы прошлое стало прошлым. Наверное, чрез восемь месяцев ее прекратят преследовать по ночам кошмары… Да мало ли что может случиться за восемь месяцев? И даже если ничего не изменится, по крайней мере, все равно — ей не придется идти в больницу завтра, послезавтра или на следующей неделе. Значит, так тому и быть…
Кристина чувствовала, что Сашино решение оставить ребенка продиктовано какими-то странными соображениями, однако снова не стала ничего уточнять. Они с Сашей вообще больше никогда, или почти никогда, не разговаривали о Денисе, словно заключили молчаливое соглашение впредь никогда не упоминать имени этого человека. Хотя вычеркнуть свое прошлое, свою любовь из памяти не так-то просто. Кристина справедливо полагала, что рана затянется быстрее в том случае, если ее не бередить. Тем более что утешить Сашу было нечем — спустя несколько недель после той злосчастной встречи с Жанной Кристина случайно снова увидела ее, и не одну, а с Денисом. К тому времени она уже знала, что Денис и Жанна живут вместе. Об этом ей сказал Федор, на которого случившаяся история тоже произвела сильное впечатление, превратив его на долгое время из веселого балагура в тихого, почти что замкнутого человека. Было такое ощущение, что что-то гложет его изнутри, какая-то невысказанная обида или злость — Кристина этого не знала, а о том, что случилось в жизни подруги, старалась ни с кем, кроме Владимира, не делиться. В общем, ничего хорошего рассказать Саше о Денисе она не могла, а Саша, видимо, понимая это, не задавала никаких вопросов.
Однако, несмотря на молчание, мысли о потерянной любви еще долго, очень долго мучили ее. Все изменилось только в тот момент, когда она впервые увидела свою дочь и, прижав к себе, внезапно поняла, как много она для нее значит. За прошедшее с момента принятия решения время Саша сто раз успела пожалеть о том, что не поступила иначе. Она не чувствовала никакой радости, ощущая внутри себя толчки ребенка, никогда не разговаривала с ним, не рассказывала ему сказок, как это делали многие будущие матери, не прикасалась к животу, надеясь ощутить жизнь внутри себя. Она не могла заставить себя полюбить этого ребенка заранее. Она слишком сильно боялась того, что появившийся на свет человек превратится для нее в вечное напоминание о старой боли, а это значило, что боль никогда не утихнет. И только тогда, когда темно-розовое личико крошечной Маринки предстало перед ее глазами, она внезапно поняла все. Поняла, что назовет ее Мариной, что будет любить ее так крепко, как не любила никого на свете, а главное, она сразу почувствовала, что боль ушла. Та самая, застаревшая, покрывшаяся струпами боль, которую, казалось, она будет хранить в себе всегда. Когда Маринка появилась на свет, Саша поняла, что не может больше хранить боль в душе. И когда боль ушла, осталось тепло. Саша почувствовала его так неожиданно, словно внутри нее, в самой глубине, излучая мягкий, теплый свет, включилась какая-то лампочка. Воспоминания стали воспоминаниями, второстепенное ушло, а главное осталось. Саша улыбнулась, снова прижала дочь к себе и мысленно поблагодарила ее за то, что она помогла ей почувствовать это тепло. В тот момент она уже знала, что будет хранить это тепло своей потерянной любви долгие, долгие годы, что оно будет всегда согревать ее и ее маленькую дочку, так сильно похожую на своего отца.
Через пять минут Марина наконец засопела. Саша, погладив ее по голове, тихо встала с кровати, выключила свет, зажгла настольную лампу и, подавив зевоту, попыталась сосредоточиться на тексте. Корректорской работой она занималась все пять лет, прожитые в городе, теперь ставшем почти что родным. Первое издательство подыскала ей все та же Кристина, у которой в родном городе были кое-какие знакомства. Кристина же, еще до рождения дочери, подослала Саше первого студента, которому Саша помогала писать диплом. Вернее, не помогала, а просто писала сама. Кристина понимала, что Саше необходима специфическая работа, которая позволяла бы ей не слишком часто выходить из дома, не слишком часто попадаться людям на глаза. К тому же, появление на свет маленькой Маринки автоматически исключало все возможности устроиться на работу в ближайшее время. Несколько дней Кристина занималась исключительно этим вопросом, обзвонила и обегала десятки мест, но наконец-таки сумела найти хоть что-то подходящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73