Они делают ее менее унылой и более радостной, чем она есть на самом деле.
Маман не накрашена, так же как и я, что отмечается с благосклонностью. Кроме того, в угоду ей я надела белый репсовый костюм с голубыми пуговицами, который она любит. Еще на мне брошка в форме цветка из светлых сапфиров и маленьких бриллиантиков — ее подарок на нашу первую годовщину свадьбы. И довершает картину изящная белая соломенная шляпа с ажурными полями и голубой лентой. Голубой и белый — цвета Греции. Здесь, в «Каскаде», это ценят.
— У тебя свежий вид, — комментирует маман и одаривает меня улыбкой. Но за комплиментом следует критический взгляд на мой плоский живот. А, знаю! Мы обе думаем об одном, но слишком хорошо воспитаны, чтобы произнести это вслух.
Дворецкий по имени Дмитрий приносит нам шампанское. Беру бокал и приветствую прекрасное семейство. Пусть визиты в «Каскад» не доставляют мне больше радости, но шампанское здесь всегда отменное, а окрестности — просто чудо.
Господский дом сложен из серого камня, по бокам его обрамляют две круглые островерхие башни. Густой плющ увивает стены до третьего этажа, а на башнях блестящие зеленые листья добрались до крыши. Резиденция достойна кофейных королей: анфилады комнат на трех этажах, просторные салоны, бальный зал; места достаточно для разветвленного семейного клана, у которого, правда, появились проблемы с размножением в этом поколении.
У Гелиоса Первого всего один ребенок, дочь Косма. Ей семь, больше детей у них нет.
Мои невестки Теа и Медина вращаются в дурном обществе, обе по нескольку раз были неудачно обручены, и ни одна до сих пор не вышла замуж.
Ганимед, самый младший, названный в честь виночерпия богов, хотя и любит хорошее вино, но совершенно равнодушен к женщинам, о чем ни при каких обстоятельствах нельзя упоминать вслух. Ему ведь всего тридцать, очаровательному мальчику. Как знать, может, все еще изменится?
Да, небо над «Каскадом» хмурится. Вместо неугомонных ватаг ребятишек большой дом населяют враждующие взрослые, и это причина, почему я боюсь приезжать сюда на выходные. Я ненавижу ссоры. Я с детства не привыкла к этому, но здесь без них не обходится.
— Здравствуй, Мелина. Здравствуй, Теа. — Я целую невесток в обе щеки. Рядом со мной они похожи на здоровенных костистых кобыл! Как странно! То, что красиво у братьев, смотрится грубо и угловато у сестер: волосы жесткие, глаза водянисто-голубые. Теа по крайней мере стройная. Но у Мелины двадцать лишних кило на бедрах и животе. Ее фигура напоминает грушу, что она пытается скрыть широкими длинными платьями с вышивкой и струящимися шарфами.
Обе не переносят меня. Они обожают братьев и не терпят конкуренции. Были против нашей свадьбы. Мелина во что бы то ни стало хотела спарить Фаусто со своей подругой и никогда не простит мне, что это не удалось. До сих пор она не может смотреть мне в глаза.
— Бонжур, Тиция! — Косма целует мне руку. Она тоже скорее несимпатична, хотя ее мать Флора считается красавицей.
Наследство Сент-Аполлов не идет на пользу женщинам. Зато мужчины сияют неотразимым великолепием. Гермес, Гелиос, Ганимед и Фаусто красавцы, каких поискать: высокие, мужественного телосложения, с шапкой пышных волос и лучащимися голубыми глазами. Каждый Жест, каждое движение исполнены силы и благородства. Породистые хищники с широкими плечами, мускулистыми руками, длинными сильными ногами, всегда готовые выпустить когти.
Только Ганимед чересчур раздражителен. Много пьет, быстро краснеет, чуть что — сразу обижается. Но и он писаный красавец. Четверо мужчин столпились перед маман и жарко ей что-то доказывают. Что здесь происходит?!
— Ты знаешь, почему мы здесь? — спрашиваю я Флору, у которой довольно несчастный вид. Говорят, брак шатается. Подробности неизвестны. Она сегодня вся в желтом. Шляпа, перчатки, костюм — в нежных пастельных тонах. Даже ее длинные рыжие волосы скреплены на затылке желтой заколкой.
— Я знаю, — с важным видом вмешивается Мелина. — Папа скажет об этом за обедом.
— Что-то связанное с бизнесом? — нервно спрашивает Флора и осушает свой бокал, который тут же вновь наполняется Дмитрием.
Мелина высокомерно улыбается.
— Скажу лишь одно: вам надо быть готовыми кое к чему.
— Кому вам? — спрашиваю я, не зная за собой никакой вины.
— Вам обеим, Флоре и тебе. Кому же еще? — Мелина наслаждается своей властью над нами. — Лучше всего, не теряйте время и подавайте на развод.
— Может, ты разрешишь нам остаться на обед? — надменно бросает Флора, и я восторгаюсь ее смелостью. — Кстати, давно хотела сказать тебе, Мелина… — Больше она ничего не успевает произнести, потому что Дмитрий просит к столу, и процессия трогается с места в большую столовую.
Впереди шагает папа, непререкаемый авторитет. За ним маман, ведомая под руку своим первенцем. Следом Фаусто и Ганимед, дальше Теа и Мелина, а мы замыкаем шествие.
Косме, бедному ребенку, сегодня нельзя со всеми. Ее покормят на кухне. Что наводит на размышления и усугубляет напряженную атмосферу.
Мы молча входим в обшитый деревом великолепный зал, который велик настолько, что в нем можно разместить государственную делегацию. Так же молча занимаем места за огромным столом в форме подковы, который распорядился сколотить родоначальник Сент-Аполлов, когда приобрел «Каскад».
Этот стол знавал более веселые времена. Обручения и крестины, дни рождения и свадьбы, балы и летние праздники — здесь спокойно размещаются двести человек. Мы едва заполняем изгиб подковы. Молча ожидаем, когда папа Гермес начнет говорить. Но он не торопится.
Подаются блюда.
Я вздыхаю. Еда в «Каскаде» для меня сущая мука. Ничто на тяжелых серебряных подносах не устраивает меня. Жирная печенка больных гусей. Съедаю петрушку с краю.
Копченая маринованная семга. Беру лимон и тост
Жареная свинина со сливками. Довольствуюсь гарниром. Этим сыт не будешь.
Наконец салат. Объедение! И вот огромный поднос превосходных сыров. Мое спасение. Сразу наполняю тарелку. Ибо взять сыр второй раз предосудительно. Это значит обидеть хозяйку — здесь нечего есть, и приходится набивать живот сыром. Нет, я на такое не отважусь! Хотя в моем случае это именно так!
Итак, что же на сердце у папаши Гермеса? Подается десерт — торт-мороженое с марципановым соусом, а мы все еще ничего не знаем. Наконец; когда приносят кофе со сладкими разноцветными птифурами, он поднимает руку.
— Дети мои, — старик задумчиво обводит взглядом присутствующих, — я созвал вас, чтобы сообщить то, что касается всех. Перехожу сразу к сути. Как вы знаете, в октябре мне исполняется семьдесят пять лет. Я рассчитываю прожить еще два десятилетия и возглавлять фирму. За оставшиеся мне двадцать лет, так пожелал Всевышний, я намерен воспитать преемника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Маман не накрашена, так же как и я, что отмечается с благосклонностью. Кроме того, в угоду ей я надела белый репсовый костюм с голубыми пуговицами, который она любит. Еще на мне брошка в форме цветка из светлых сапфиров и маленьких бриллиантиков — ее подарок на нашу первую годовщину свадьбы. И довершает картину изящная белая соломенная шляпа с ажурными полями и голубой лентой. Голубой и белый — цвета Греции. Здесь, в «Каскаде», это ценят.
— У тебя свежий вид, — комментирует маман и одаривает меня улыбкой. Но за комплиментом следует критический взгляд на мой плоский живот. А, знаю! Мы обе думаем об одном, но слишком хорошо воспитаны, чтобы произнести это вслух.
Дворецкий по имени Дмитрий приносит нам шампанское. Беру бокал и приветствую прекрасное семейство. Пусть визиты в «Каскад» не доставляют мне больше радости, но шампанское здесь всегда отменное, а окрестности — просто чудо.
Господский дом сложен из серого камня, по бокам его обрамляют две круглые островерхие башни. Густой плющ увивает стены до третьего этажа, а на башнях блестящие зеленые листья добрались до крыши. Резиденция достойна кофейных королей: анфилады комнат на трех этажах, просторные салоны, бальный зал; места достаточно для разветвленного семейного клана, у которого, правда, появились проблемы с размножением в этом поколении.
У Гелиоса Первого всего один ребенок, дочь Косма. Ей семь, больше детей у них нет.
Мои невестки Теа и Медина вращаются в дурном обществе, обе по нескольку раз были неудачно обручены, и ни одна до сих пор не вышла замуж.
Ганимед, самый младший, названный в честь виночерпия богов, хотя и любит хорошее вино, но совершенно равнодушен к женщинам, о чем ни при каких обстоятельствах нельзя упоминать вслух. Ему ведь всего тридцать, очаровательному мальчику. Как знать, может, все еще изменится?
Да, небо над «Каскадом» хмурится. Вместо неугомонных ватаг ребятишек большой дом населяют враждующие взрослые, и это причина, почему я боюсь приезжать сюда на выходные. Я ненавижу ссоры. Я с детства не привыкла к этому, но здесь без них не обходится.
— Здравствуй, Мелина. Здравствуй, Теа. — Я целую невесток в обе щеки. Рядом со мной они похожи на здоровенных костистых кобыл! Как странно! То, что красиво у братьев, смотрится грубо и угловато у сестер: волосы жесткие, глаза водянисто-голубые. Теа по крайней мере стройная. Но у Мелины двадцать лишних кило на бедрах и животе. Ее фигура напоминает грушу, что она пытается скрыть широкими длинными платьями с вышивкой и струящимися шарфами.
Обе не переносят меня. Они обожают братьев и не терпят конкуренции. Были против нашей свадьбы. Мелина во что бы то ни стало хотела спарить Фаусто со своей подругой и никогда не простит мне, что это не удалось. До сих пор она не может смотреть мне в глаза.
— Бонжур, Тиция! — Косма целует мне руку. Она тоже скорее несимпатична, хотя ее мать Флора считается красавицей.
Наследство Сент-Аполлов не идет на пользу женщинам. Зато мужчины сияют неотразимым великолепием. Гермес, Гелиос, Ганимед и Фаусто красавцы, каких поискать: высокие, мужественного телосложения, с шапкой пышных волос и лучащимися голубыми глазами. Каждый Жест, каждое движение исполнены силы и благородства. Породистые хищники с широкими плечами, мускулистыми руками, длинными сильными ногами, всегда готовые выпустить когти.
Только Ганимед чересчур раздражителен. Много пьет, быстро краснеет, чуть что — сразу обижается. Но и он писаный красавец. Четверо мужчин столпились перед маман и жарко ей что-то доказывают. Что здесь происходит?!
— Ты знаешь, почему мы здесь? — спрашиваю я Флору, у которой довольно несчастный вид. Говорят, брак шатается. Подробности неизвестны. Она сегодня вся в желтом. Шляпа, перчатки, костюм — в нежных пастельных тонах. Даже ее длинные рыжие волосы скреплены на затылке желтой заколкой.
— Я знаю, — с важным видом вмешивается Мелина. — Папа скажет об этом за обедом.
— Что-то связанное с бизнесом? — нервно спрашивает Флора и осушает свой бокал, который тут же вновь наполняется Дмитрием.
Мелина высокомерно улыбается.
— Скажу лишь одно: вам надо быть готовыми кое к чему.
— Кому вам? — спрашиваю я, не зная за собой никакой вины.
— Вам обеим, Флоре и тебе. Кому же еще? — Мелина наслаждается своей властью над нами. — Лучше всего, не теряйте время и подавайте на развод.
— Может, ты разрешишь нам остаться на обед? — надменно бросает Флора, и я восторгаюсь ее смелостью. — Кстати, давно хотела сказать тебе, Мелина… — Больше она ничего не успевает произнести, потому что Дмитрий просит к столу, и процессия трогается с места в большую столовую.
Впереди шагает папа, непререкаемый авторитет. За ним маман, ведомая под руку своим первенцем. Следом Фаусто и Ганимед, дальше Теа и Мелина, а мы замыкаем шествие.
Косме, бедному ребенку, сегодня нельзя со всеми. Ее покормят на кухне. Что наводит на размышления и усугубляет напряженную атмосферу.
Мы молча входим в обшитый деревом великолепный зал, который велик настолько, что в нем можно разместить государственную делегацию. Так же молча занимаем места за огромным столом в форме подковы, который распорядился сколотить родоначальник Сент-Аполлов, когда приобрел «Каскад».
Этот стол знавал более веселые времена. Обручения и крестины, дни рождения и свадьбы, балы и летние праздники — здесь спокойно размещаются двести человек. Мы едва заполняем изгиб подковы. Молча ожидаем, когда папа Гермес начнет говорить. Но он не торопится.
Подаются блюда.
Я вздыхаю. Еда в «Каскаде» для меня сущая мука. Ничто на тяжелых серебряных подносах не устраивает меня. Жирная печенка больных гусей. Съедаю петрушку с краю.
Копченая маринованная семга. Беру лимон и тост
Жареная свинина со сливками. Довольствуюсь гарниром. Этим сыт не будешь.
Наконец салат. Объедение! И вот огромный поднос превосходных сыров. Мое спасение. Сразу наполняю тарелку. Ибо взять сыр второй раз предосудительно. Это значит обидеть хозяйку — здесь нечего есть, и приходится набивать живот сыром. Нет, я на такое не отважусь! Хотя в моем случае это именно так!
Итак, что же на сердце у папаши Гермеса? Подается десерт — торт-мороженое с марципановым соусом, а мы все еще ничего не знаем. Наконец; когда приносят кофе со сладкими разноцветными птифурами, он поднимает руку.
— Дети мои, — старик задумчиво обводит взглядом присутствующих, — я созвал вас, чтобы сообщить то, что касается всех. Перехожу сразу к сути. Как вы знаете, в октябре мне исполняется семьдесят пять лет. Я рассчитываю прожить еще два десятилетия и возглавлять фирму. За оставшиеся мне двадцать лет, так пожелал Всевышний, я намерен воспитать преемника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90