— Я к тебе на реанимацию. Пустишь?
— О чем речь! Заходи!
— Погоди. У меня там сумка у ворот осталась. Я ведь прибыла надолго.
Она без сил опустилась на высокие деревянные ступеньки, которые Тоня всегда тщательно мыла, потому что сама любила на них сидеть. Как и Джек. Но пес у нее чистый, Тоня приучила его мыться в ручье на мелководье.
Улыбнувшись подруге, она пошла к воротам, чтобы ввезти огромную дорожную сумку на колесиках во двор. Дорогая, видать, сумка. Натуральной кожи. Надо же, прилететь из Америки, чтобы посетить подругу на краю света. Причем с оговоркой: я к тебе надолго…
Ну, об этом потом.
Как же давно они не виделись!
Десять месяцев из тех, что прошли в разлуке, Тоня живет здесь, в поселке Раздольный, почти не общаясь не только с подругами и друзьями, но и с близкими родственниками.
Отцу с матерью она так и сказала:
— Представьте себе, что я ушла в монастырь. Заниматься вам есть чем, вон Юрка ни с будущей профессией не определился, ни с дисциплиной, а мне надо подумать. Потому я уеду.
— И долго ты думать-то будешь? — жалобно спросила мама.
— Как получится, — ответила Тоня и предупредила: — Мой адрес давать кому-то лишь в самом крайнем случае, а Михаилу — ни в каком!.. И не делай таких горестных глаз, я еще не умерла… Надеюсь, ваш второй ребенок окажется более приспособленным к жизни. Вот для этого вам и надо присматривать за ним.
Брат ее и в самом деле парень непоседливый, общительный и неорганизованный, обладал особым жизнелюбием и коммуникабельностью. Он был доверчив, всех своих друзей считал людьми честными и порядочными, всех обожал, готов был снять с себя последнюю рубашку, не позволял ни о ком из них сказать плохое слово и на робкие замечания родителей насчет того, что не все так идеально, как ему кажется, лишь отмахивался.
Эта его доверчивость могла обернуться влипанием во всякие неожиданные ситуации. Юрку и так уже дважды вытаскивали из милиции. Один раз он заступился за девушку, которая ссорилась со своим парнем, получила от него оплеуху, а когда Юра попытался объяснить ее парню, что девушку бить нехорошо, та возмутилась, что это не его собачье дело, а прибывшей милиции сказала, что непонятно почему этот придурок к ним привязался.
Но даже такой случай брата не научил, и когда в очередной раз началась драка на дискотеке, он стал сообща с некоторыми другими остолопами восстанавливать справедливость.
Он попал на учет в милиции как хулиган и был предупрежден в присутствии родителей, что в следующий раз Юрий Сергеевич Титов будет отлучен об общества в изоляторе временного содержания…
Указав родителям на необходимость держать брата под контролем, Тоня почувствовала себя так, будто сделала доброе дело: напомнила отцу-матери об их родительских обязанностях и освободила себя от их настойчивого внимания.
— А я-то думала, что ты у меня надежно пристроена, — горестно вздохнула мать и осеклась под суровым взглядом дочери.
Тоня уехала из города, продав свою двухкомнатную, унаследованную после смерти бабушки, квартиру. Половину суммы она положила в банк на срочный вклад — мало ли на что могли понадобиться деньги, случись что непредвиденное, а оставшаяся половина ушла на обустройство ее новой жизни — покупку отличного домика с бетонными дорожками и пятнадцатью сотками земли в поселке Раздольный. По выражению друзей, где-то на краю земли.
А еще — на машину «Нива». Не новую, но на вид довольно крепкую. Поселок располагался в горах, и модель более легкую и низко сидящую, по ее мнению, покупать не стоило из-за тамошних дорог.
Все же Тоня привыкла пользоваться машиной, у них с мужем в гараже стояли «мерседес» и «хонда», но она ничего не хотела брать из совместно нажитого имущества. Ей казалось, что любая взятая из дома вещь потянет за собой ее мужа Михаила, он станет Тоню разыскивать, а она этого не хотела ни в коем случае.
Она вообще ничего с собой не взяла. Супруг должен был радоваться, что все осталось ему: дача и дом в двух уровнях почти в центре города. Точнее, на берегу реки, и открывался с него великолепный вид. Тоня с мужем любили сидеть на лоджии, попивать красное полусладкое вино и закусывать его виноградом. Когда-то.
— Закусываем подобное подобным! — говорил Михаил, и они оба хохотали.
Даже странно, как могла Тоня так беспечно жить, ни о чем не думая. И это не оправдание, что она ничего не знала. Может, просто не хотела знать? Всему верила, ни во что не вникала. Точь-в-точь как ее малолетний братец! Считала своего мужа идеальным и старалась не замечать снисходительных взглядов подруг, которые смотрели на мир трезво, а не сквозь розовые очки.
— Ты настоящая жена офицера, — говорили подруги. — Ни о чем его не спрашиваешь, ни в чем не ограничиваешь. Просто мечта, а не жена!
В один прекрасный момент, когда Михаил был в заграничной командировке, Тоня просто ушла из дома, чтобы никогда в него не возвращаться.
Двухкомнатная квартира — та, что была собственностью Антонины до свадьбы, — так ей и осталась.
Михаил смеялся:
— Вот разорят меня друзья-бизнесмены, заберут всю собственность, а у тебя все же кое-что останется. В конце концов, это же собственность Титовой, а ты — Страхова.
— А что, есть причины, по которым это может произойти? — сразу пугалась она.
Тоне не нравились такие разговоры. Она вообще старалась не говорить о том нехорошем, что могло произойти. Ей казалось, что слова материализуются… Короче, не тронь лихо — будет тихо!
Время от времени в этой ее квартире жили то приезжавшие родственники, то друзья, временно оказавшиеся без жилья. Но в тот момент, когда Тоня сбежала из их с Михаилом семейного дома, квартира была не занята, вот ее Тоня и продала без помех.
При этом у нее осталось достаточно денег, чтобы примерно год жить не работая, а просто созерцая окрестную природу.
Но она не могла представить себя созерцателем. Без своей работы — надо заметить, любимой! — Тоня тосковала. Да что там, она себе просто места не находила, когда хотя бы просто не могла взять карандаш и бумагу и рисовать образы, которые возникали в ее голове. Даже если она не думала ни о чем конкретном, ее рука все равно что-то выводила. То ли чьи-то задумчивые лица, то ли рожицы смешных зверушек, которые будто толпились вокруг своей хозяйки и соскальзывали на бумагу или холст, чтобы там замереть и до срока спрятаться.
Напрасно мама говорила, что ее дочь не приспособлена к жизни. Она все сделала как надо. И приехала на автобусе сначала в районный центр, от которого до Раздольного было десять километров, и там поговорила со знающими людьми. Ей указали женщину, которая работала в магазине «Магнит» и каждое утро приезжала на работу на мотороллере. Как раз из Раздольного.
Это и была Маша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63