Потом побежала к телефону и позвонила Барри. Он приехал, успокоил меня и забрал к себе вместе с остатками моего барахла. Какое-то время я жила у него. И все это время он меня уговаривал работать на мадам Клео. Деньги, которые она заплатила за мою книгу, я уже потратила и сидела без гроша. В конце концов я сдалась. Кроме того, когда Барри мне сказал, что ты согласилась, я прикинула: что же здесь может быть плохого, если для такой классной артистки, как ты, это нормально? Может быть, удастся наладить полезные связи – и я смогу снова начать свое дело в действительно крупных масштабах. Я просто бледнею, когда думаю, что эта старая карга имеет все, что хотела бы иметь я.
– И поэтому ты была такая злая там, в доме?
– Злая я была потому, что эта сука заявила, что я смогу работать у нее, если пройду обучение в какой-то там школе. Ты только представь себе! Это же оскорбление! Ей, видите ли, не нравится, как я разговариваю. Ей не нравится, как я одеваюсь. Да что она из себя, черт побери, строит!
Сандрина старалась, чтобы ее голос не звучал поучительно:
– Да, твой наряд выглядит для нее, видимо... слишком... по-американски. Ты должна понять, как она требовательна к нашему внешнему виду, к нашему разговору.
– О чем ты говоришь, Санди? Я ведь почти никогда не употребляю грязных словечек.
Сандрина не хотела спорить.
– Мадам заставляла тебя снимать одежду? – спросила она улыбаясь.
– Да, да, да! – раздраженно ответила Анжела. – Я вот никогда не просила девушек раздеваться, никогда! Я думаю, она лесбиянка. Тебе не кажется?
– Нет, не думаю. Мне показалось, что это правильно. Ведь наши тела – это наш товар...
Анжела пожала плечами.
– Ну что ж, мой товар изменил ее мнение, – сказала она самодовольно. – Как только сиськи-то повываливались, тут она увяла. Смотрела так, будто на каждом соске нарисован доллар.
– Анжела, ты грубиянка. – Сандрина рассмеялась. – Ну так как, ты берешься за это?
– А ты?
– Я уже. Я уже работала вчера вечером.
– Нет, я имею в виду школу.
Сандрина на миг задумалась.
– Ну конечно. Почему бы и нет? – жизнерадостно сказала она.
– И сколько тебе заплатили вчера?
– Пять тысяч. – Сандрина отвела взгляд.
– Франков или долларов?
– Долларов. Три с половиной – мои. Анжела протяжно присвистнула и медленно покачала головой.
– Ни хрена себе... прости Господи! Я вас умоляю! Держите меня!
– Вот так-то лучше, – сказала Сандрина.
– А когда теперь?
– Утром я позвонила Мартину, он спросил, смогу ли я поехать сегодня вечером в Рим. Частный самолет, ужин по случаю награждения на каком-то кинофестивале, час или около того в «Рице», а потом обратно в Париж.
– А фраер кто?
– Клиент? Американский режиссер, который получает приз.
Анжела молча глядела на реку, уголки ее губ складывались в улыбку.
Наконец Сандрина поднялась и потянула Анжелу за руку.
– Пошли, солнышко. У меня в запасе не больше часа. Давай купим тебе что-нибудь из одежды. Я заплачу.
– Ох, Сандрина, я не могу.
– Сможешь. – Сандрина отошла от скамейки, увлекая за собой Анжелу. – И каждый раз, как ты выругаешься, я буду тебя больно щипать. Если через час ты вся не покроешься синяками, то я беру свои слова обратно.
11
Из дневника Питера – Париж, 6 июля 1990 года.
Целый день гулял и продумывал линию Анжелы. Похоже, сучка с амбициями. Ее адвокат связан с мафией (я понял, что такое Риццо, много лет назад, когда он защищал Винни Манкузо по прозвищу Большой Палец), и Бог знает, какие сложные отношения могли связывать его клиентов с мадам. Анжела и Риццо не выходили у меня из головы.
Днем зашел в кафе, где прежде никогда не бывал. Потом, будто турист, шатался вдоль Сены, заглядывал в зоомагазины, рылся в книгах у букинистов. Было такое чувство, словно никогда раньше не видел Парижа. Мне пришло на ум, что когда я работал здесь от ВСН, то видел город или из окна служебной машины, или через донышко стакана.
Купил факс в магазине электроники на бульваре Сен-Мишель, притащил домой, подключил – и сразу же передал свой номер Фидл и Венди. Потом пошел посмотреть новый фильм Луи Маля. Когда вернулся и открыл дверь, на полу гостиной (она же кабинет) лежало истошное послание от Фидл:
« Питер, дорогой, Венди сходит с ума. Она только что получила очеред ной пакет с твоими записями и впала в истерику от того, что мадам до сих пор не рассказывает о себе. Говорит, что все материалы о девушках, которые ты высылаешь, прекрасны, но зря ты так углубляешься в эпизод с покушением. Пора начинать отрабатывать те сумасшедшие бабки, которые она тебе подкинула, пристроив к исто рии мадам. Не теряй надежды. Фидл » .
Меня зло разобрало. В факсе, посланном Венди, я объяснил, что мадам тянет резину, и предложил, чтобы она ее поторопила, поскольку мы с Клео оба ее клиенты. Это совершенно вывело ее из себя. Но по факсу ведь не поорешь, вот она и позвонила.
Если коротко сказать, она мне посоветовала не совать нос в чужие дела. Несколько минут мы шипели друг на друга и выгибали спины, а потом она бросила трубку. Прекрасно! Она злится на меня, я – на нее, а дело с места не движется.
Когда я сегодня прощался с мадам Клео, она сказала, что темой следующей беседы будет ее уникальная школа в Англии. Надеюсь, это означает начало разговора о ней самой.
Когда леди Джеллика Берк-Лайон составляла свое последнее завещание, не было сомнений, что ее старший сын, Мартин, не получит практически ничего. Его распутный образ жизни и увлечение наркотиками в конце шестидесятых годов, приверженность индийскому гуру и участие в захудалой рок-группе в семидесятые, загадочные взаимоотношения с известной бандершей в восьмидесятые убедили леди Джеллику незадолго до смерти в том, что он не заслуживает ни больших денег, ни имущества. Леди Берк-Лайон завещала свой денежный капитал Британскому обществу по спасению фиалок в Африке, а прекрасный загородный кирпичный дом XVII века в Веллингтон Клоузе, вместе с двадцатью шестью гектарами окружающего его парка, отошел Кириллу, младшему брату Мартина.
После года безуспешных попыток справиться с отоплением и стараний поддерживать в порядке территорию Кирилл обратился к брату с просьбой о финансовой помощи. Мартин предложил ему кое-что получше. Он предложил продать дом за наличные деньги. Деньги мадам Клео.
Мартину и Клео предстояло превратить поместье в уникальное учебное заведение.
Были наняты преподаватели по дисциплинам, определенным мадам Клео. Учащимися стали девушки, которые по своим физическим данным отвечали высоким стандартам, однако нуждались в некоторой «шлифовке», чтобы вращаться в обществе требовательных клиентов мадам Клео.
Конюшни были переоборудованы таким образом, что девушки не только получали уроки верховой езды, но и постигали тонкости продажи, покупки и разведения скаковых лошадей, обучались тому, как делать ставки на скачках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
– И поэтому ты была такая злая там, в доме?
– Злая я была потому, что эта сука заявила, что я смогу работать у нее, если пройду обучение в какой-то там школе. Ты только представь себе! Это же оскорбление! Ей, видите ли, не нравится, как я разговариваю. Ей не нравится, как я одеваюсь. Да что она из себя, черт побери, строит!
Сандрина старалась, чтобы ее голос не звучал поучительно:
– Да, твой наряд выглядит для нее, видимо... слишком... по-американски. Ты должна понять, как она требовательна к нашему внешнему виду, к нашему разговору.
– О чем ты говоришь, Санди? Я ведь почти никогда не употребляю грязных словечек.
Сандрина не хотела спорить.
– Мадам заставляла тебя снимать одежду? – спросила она улыбаясь.
– Да, да, да! – раздраженно ответила Анжела. – Я вот никогда не просила девушек раздеваться, никогда! Я думаю, она лесбиянка. Тебе не кажется?
– Нет, не думаю. Мне показалось, что это правильно. Ведь наши тела – это наш товар...
Анжела пожала плечами.
– Ну что ж, мой товар изменил ее мнение, – сказала она самодовольно. – Как только сиськи-то повываливались, тут она увяла. Смотрела так, будто на каждом соске нарисован доллар.
– Анжела, ты грубиянка. – Сандрина рассмеялась. – Ну так как, ты берешься за это?
– А ты?
– Я уже. Я уже работала вчера вечером.
– Нет, я имею в виду школу.
Сандрина на миг задумалась.
– Ну конечно. Почему бы и нет? – жизнерадостно сказала она.
– И сколько тебе заплатили вчера?
– Пять тысяч. – Сандрина отвела взгляд.
– Франков или долларов?
– Долларов. Три с половиной – мои. Анжела протяжно присвистнула и медленно покачала головой.
– Ни хрена себе... прости Господи! Я вас умоляю! Держите меня!
– Вот так-то лучше, – сказала Сандрина.
– А когда теперь?
– Утром я позвонила Мартину, он спросил, смогу ли я поехать сегодня вечером в Рим. Частный самолет, ужин по случаю награждения на каком-то кинофестивале, час или около того в «Рице», а потом обратно в Париж.
– А фраер кто?
– Клиент? Американский режиссер, который получает приз.
Анжела молча глядела на реку, уголки ее губ складывались в улыбку.
Наконец Сандрина поднялась и потянула Анжелу за руку.
– Пошли, солнышко. У меня в запасе не больше часа. Давай купим тебе что-нибудь из одежды. Я заплачу.
– Ох, Сандрина, я не могу.
– Сможешь. – Сандрина отошла от скамейки, увлекая за собой Анжелу. – И каждый раз, как ты выругаешься, я буду тебя больно щипать. Если через час ты вся не покроешься синяками, то я беру свои слова обратно.
11
Из дневника Питера – Париж, 6 июля 1990 года.
Целый день гулял и продумывал линию Анжелы. Похоже, сучка с амбициями. Ее адвокат связан с мафией (я понял, что такое Риццо, много лет назад, когда он защищал Винни Манкузо по прозвищу Большой Палец), и Бог знает, какие сложные отношения могли связывать его клиентов с мадам. Анжела и Риццо не выходили у меня из головы.
Днем зашел в кафе, где прежде никогда не бывал. Потом, будто турист, шатался вдоль Сены, заглядывал в зоомагазины, рылся в книгах у букинистов. Было такое чувство, словно никогда раньше не видел Парижа. Мне пришло на ум, что когда я работал здесь от ВСН, то видел город или из окна служебной машины, или через донышко стакана.
Купил факс в магазине электроники на бульваре Сен-Мишель, притащил домой, подключил – и сразу же передал свой номер Фидл и Венди. Потом пошел посмотреть новый фильм Луи Маля. Когда вернулся и открыл дверь, на полу гостиной (она же кабинет) лежало истошное послание от Фидл:
« Питер, дорогой, Венди сходит с ума. Она только что получила очеред ной пакет с твоими записями и впала в истерику от того, что мадам до сих пор не рассказывает о себе. Говорит, что все материалы о девушках, которые ты высылаешь, прекрасны, но зря ты так углубляешься в эпизод с покушением. Пора начинать отрабатывать те сумасшедшие бабки, которые она тебе подкинула, пристроив к исто рии мадам. Не теряй надежды. Фидл » .
Меня зло разобрало. В факсе, посланном Венди, я объяснил, что мадам тянет резину, и предложил, чтобы она ее поторопила, поскольку мы с Клео оба ее клиенты. Это совершенно вывело ее из себя. Но по факсу ведь не поорешь, вот она и позвонила.
Если коротко сказать, она мне посоветовала не совать нос в чужие дела. Несколько минут мы шипели друг на друга и выгибали спины, а потом она бросила трубку. Прекрасно! Она злится на меня, я – на нее, а дело с места не движется.
Когда я сегодня прощался с мадам Клео, она сказала, что темой следующей беседы будет ее уникальная школа в Англии. Надеюсь, это означает начало разговора о ней самой.
Когда леди Джеллика Берк-Лайон составляла свое последнее завещание, не было сомнений, что ее старший сын, Мартин, не получит практически ничего. Его распутный образ жизни и увлечение наркотиками в конце шестидесятых годов, приверженность индийскому гуру и участие в захудалой рок-группе в семидесятые, загадочные взаимоотношения с известной бандершей в восьмидесятые убедили леди Джеллику незадолго до смерти в том, что он не заслуживает ни больших денег, ни имущества. Леди Берк-Лайон завещала свой денежный капитал Британскому обществу по спасению фиалок в Африке, а прекрасный загородный кирпичный дом XVII века в Веллингтон Клоузе, вместе с двадцатью шестью гектарами окружающего его парка, отошел Кириллу, младшему брату Мартина.
После года безуспешных попыток справиться с отоплением и стараний поддерживать в порядке территорию Кирилл обратился к брату с просьбой о финансовой помощи. Мартин предложил ему кое-что получше. Он предложил продать дом за наличные деньги. Деньги мадам Клео.
Мартину и Клео предстояло превратить поместье в уникальное учебное заведение.
Были наняты преподаватели по дисциплинам, определенным мадам Клео. Учащимися стали девушки, которые по своим физическим данным отвечали высоким стандартам, однако нуждались в некоторой «шлифовке», чтобы вращаться в обществе требовательных клиентов мадам Клео.
Конюшни были переоборудованы таким образом, что девушки не только получали уроки верховой езды, но и постигали тонкости продажи, покупки и разведения скаковых лошадей, обучались тому, как делать ставки на скачках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105