От этих страшных дум рот няньки сурово сжался, а кровь воинственных предков начала закипать в предчувствии грядущего конфликта, когда она пойдет в бой за этого кроху, чья рука кажется такой маленькой в ее руке. Формально она, может быть, и служанка, но в то же время она гордо несет знамя своей древней профессии, воспетой еще в сказаниях туманной старины. Она не просто английская няня, она – шотландская няня. Титулованные графы и надменные герцоги, надутые политики и верховные судьи – все превращались в милых, вежливых и аккуратных мальчиков, когда лицом к, лицу сталкивались с железной властительницей детской комнаты, с няней, которая воспитывала их и учила тому, что хорошо, а что плохо.
– Пойдем, дорогой. Пойдем встанем внизу у эскалатора. Мы увидим, как мама спускается.
Возвращение Лайзы Блэсс домой совсем не походило на ее отъезд. Во-первых, ее сопровождала свита. Два секретаря, внимательные и исполнительные, с портативными компьютерами «Кэнон» и дорожной сумкой Лайзы. На эскалаторе они стояли сзади и по бокам от нее, наподобие античных преторианских гвардейцев обрамляя первое лицо.
А потом они увидели друг друга. Лайза совсем не была тем огромным существом, которое возникло в детском сознании Скотта, но со своими длинными, откинутыми назад волосами, в твидовом жакете с широкими плечами и юбке от Кензи, которые подчеркивали плавные контуры ее фигуры, она, без сомнения, представляла собой внушительную силу, с которой следовало считаться. «Кажется, – подумала мисс Мак-Тэггарт, – она чрезвычайно удивилась, увидев нас».
Лайза действительно была поражена, но не тем, что они ее встречали. Пока она скользила вниз по небольшому эскалатору, снизу на нее смотрела маленькая, идеально изготовленная копия Бобби Стэнсфилда. Глаза мальчика послушно следовали за указующим перстом няньки.
Лайза была готова ко всему, только не к этому. Скотт Старр? Скотт Блэсс? О нет. Ее сын – Скотт Стэнсфилд.
Когда эскалатор подвез ее прямо к ним, и сын, легонько подталкиваемый в спину нянькой, сделал к ней первый неловкий шаг, Лайза обнаружила, что ей трудно дышать. Эти пронзительные голубые глаза, точно такие же песочного цвета волосы, очертания губ, форма ушей. Господи, как же она сможет жить со всем этим, испытывая ненависть к человеку, который сделал ей этого ребенка.
– Добро пожаловать домой, мамочка, – сказала Нелли Мак-Тэггарт; в голосе ее звучали обвиняющие нотки. – Поцелуй свою маму, – подсказала она Скотту театральным шепотом.
Стэнсфилдовские губы упрямо напряглись.
– Я не хочу, – заявил он.
– Конечно, ты хочешь, дорогой.
– Не хочу.
– Ничего страшного, няня. Мы успеем это сделать позже, – сказала Лайза, сомневаясь при этом, что такой момент когда-нибудь наступит.
Что она чувствовала? Совпадали ли ее чувства с тем, что ей следовало ощущать? Не совсем. Она была потрясена необычайным сходством, но это лишь тревожило. Это взбудоражило ее, но ее не потянуло к нему. Он был маленьким мальчиком. Симпатичным, даже красивым, но не ее ребенком, не ее частью – казалось, даже сам он об этом знает. В каком-то смысле именно отсутствие чувств волновало ее больше всего – пустота, вакуум там, где должна была быть любовь. Каким-то образом она вновь ощутила урон, который нанесла ей жизнь. Внешне она осталась невредимой, но внутренние раны вселяли ужас, душа была искалечена и изрезана шрамами. Для того чтобы не ощущать боль, ей пришлось поступиться способностью к нежным чувствам, оставив в кладовой своих эмоций лишь одну жажду мщения. Умом она понимала, какой ущерб причинен этому невинному созданию, которое смотрит на нее с таким упреком, но сердце ее это нисколько не трогало.
– Нам придется знакомиться друг с другом с самого начала, не правда ли? – сказала она скорее самой себе, чем кому-либо другому, но шофер еще только пошел распорядиться насчет багажа, а она уже думала совсем о другом – о закладной на огромную сумму под безусловное право собственности на помещения компании на Мэдисон-авеню и о четырех миллионах, занятых в Сити-банк под ее долю акций в компании. Деньги сразу же попали в работу, и уже через несколько дней самые умелые редакторы и самые известные авторы получили предложения, от которых им трудно было отказаться.
Это была опасная, чрезвычайно рискованная игра, но долгие годы ожидания обострили в ней жажду успеха, он нужен ей сразу. Когда она мечтала о власти, которую однажды получит по наследству, Лайза наметила людей, которые станут ей тогда нужны. План был готов, требовались только смерть Вернона Блэсса и твердость данного им слова, чтобы немедленно запустить этот план в действие.
Лайза шагала к «роллс-ройсу», ведя за руку с любопытством поглядывавшего на нее сына, и одновременно говорила через плечо с одним из секретарей.
– Направьте напоминание Кену Фэрлоу из «Райте», чтобы он выставил книгу Энн Либерманн на аукцион для торговых домов, имеющих дело с изданиями в мягких обложках, как только она будет готова к печати. И сообщите ему, что я жду хорошей цены. Мне не нужно никакого цыплячьего дерьма. Хорошо?
– А что нам делать с заказом сети кабельного телевидения на наши мини-сериалы?
– В задницу мини-сериалы, давайте сначала хорошо продадим книгу. Извините, няня.
– В задницу, – сказал Скотт и хихикнул.
– Воспитанные маленькие мальчики не говорят таких нехороших слов, – сказала няня, обращаясь скорее к Лайзе, чем к Скотту.
Но Лайза не заметила упрека. Она вернулась. Теперь она едет в правильном направлении. От моста Саутерн-бульвар вдоль берега. Няня и поведение маленьких детей уже вылетели у нее из головы. Что ей нужно сейчас, так это сорвать большой кущ на книге Либерманн, чтобы добиться притока денег к новому издательству «Бласс». А потом… а потом придет черед вкусить того холодного блюда, на которое она настроилась всем сердцем уже так давно.
* * *
Кристи Стэнсфилд съела слишком много бабушкиного шоколадного торта и теперь чувствовала себя не очень хорошо. Но она не собиралась говорить об. этом, потому что это могло помешать тому, чего она так ждала всю неделю. Поэтому она сидела, как маленький ангел, каковым она, в сущности, и была, со своими голубыми глазами и светлыми кудряшками, и надеялась, что расстройство в животике пройдет.
Бобби Стэнсфилд любовно глядел на нее, сидя по другую сторону накрытого безупречно белой скатертью чайного стола своей матери. Некоторые явления невозможно объяснить, и одно из них – его дочь. Какие бы Свойства ни характеризовали ее мать, отсутствие в ней доброты просто бросалось в глаза, и Бобби был в достаточной степени реалистом, чтобы признать, что ни один из родителей Кристи объективно не заслуживал эпитета «хороший». Однако по какой-то причуде судьбы они произвели на свет Кристи – самого милого и доброго ребенка, какого только возможно себе представить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129