Пожалуйста. Если им позвоню я, они насторожатся, а у тебя это займет десять минут, даже меньше того.
– Ну хорошо, раз уж ты просишь… Кстати, я слышала, ты работаешь с Паскалем Ламартином. Это правда?
– А кто тебе сказал?
– Не помню. Сказал кто-то. Я еще подумала: «Ну и везет же Джини!» Высокий, темноволосый, мужественный. Настоящий огонь! И очень сексуальный.
– Да будет тебе, Линдсей! Он не в моем вкусе.
– Я была бы готова бросить все и заряжать для него пленку в аппарат, – засмеялась Линдсей. – Как ты думаешь, у меня получится уговорить его поснимать демонстрацию мод?
– Нет, Линдсей, вряд ли.
– А жаль, было бы интересно. Это эротично: снимки из-за угла, работа настоящего paparazzo. Ты видела, что он сделал с Соней Свон? Невероятно! Можешь себе представить: лежать в кустах и снимать все это! Как ты полагаешь, он сам от этого не возбуждается?
– Не имею ни малейшего представления.
– Ну ладно, ладно, не ершись… Умолкаю. Я знаю, когда остановиться, просто ты сама сказала, что он не в твоем вкусе.
Линдсей пристально посмотрела на Джини и шутливо подняла руки.
– Больше ни слова, клянусь. Твои секреты умрут вместе со мной.
– Линдсей, так ты разузнаешь все ради меня?
– Хорошо, хорошо, прямо сейчас этим и займусь. Только не кусайся.
Линдсей стала названивать по нескольким номерам. Пока она звонила, Джини просматривала каталоги с фотографиями манекенщиц. Сюзанна из СМД была отличной, просто великолепной свидетельницей, а какой была ее первая реакция, когда женщина с посылками вошла в приемную фирмы? Она сразу же подумала, что посетительница может быть манекенщицей. Джини нахмурилась. Женщина не была миссис Дж. А. Гамильтон. Возможно, внутреннее чутье не обмануло девушку.
Кипа каталогов агентств была внушительной: «Моделз уан», «Сторм», «Элита». Лица одно другого красивее. Джини внимательно рассматривала фотографии. Легкость, с которой эти девушки умели изменять свою внешность, потрясала. Вот, к примеру, Линда Евангелиста: то с белыми волосами, то рыжая, то брюнетка…
Через полчаса Линдсей закончила свои телефонные переговоры. Она подошла к Джини и вручила ей несколько листков с записями. Вид у нее был весьма довольный.
По мере того, как Джини читала записи, глаза ее расширялись от изумления, а внутри нарастало возбуждение. Она читала молча, а когда закончила, то спросила:
– Ты абсолютно в этом уверена?
Линдсей кивнула.
– На все сто. Я хорошо знакома с управляющим Шанель, и сейчас говорила с ним лично. Ошибки быть не может.
– Они часто идут на такие соглашения?
– Когда речь идет о знаменитостях, хороших клиентах, конечно, а как ты думала! – Она внимательнее всмотрелась в лицо Джини. – Ты взволнована, Джини, и мне хорошо знаком этот твой взгляд. Это настолько важно для тебя? Что-то серьезное?
– Да нет, не очень, – осторожно ответила Джини. – Так, проверяю кое-что. Спасибо тебе, Линдсей. И, пожалуйста, не рассказывай никому об этой моей просьбе, договорились?
– Ни слова, обещаю.
Линдсей вернулась к своей работе, но оглянувшись, бросила взгляд на Джини, которая собирала свои вещи. Линдсей поняла: что-то произошло. Лицо Джини окаменело, на нем застыло злое выражение. Она как будто пыталась сосредоточиться на работе, но что-то не давало ей покоя. «Джини редко можно увидеть раздраженной», – подумала Линдсей. Джини была ее самой близкой подругой в редакции «Ньюс», но никогда прежде Линдсей не видела подругу в таком состоянии.
Джини потянулась за плащом, но Линдсей остановила ее.
– Эй, погоди. Джини, с тобой все в порядке?
– Нет, не совсем. Точнее, совсем нет, – быстро взглянула на подругу Джини и передернула плечами. – Сама знаешь, как это бывает. Чертово место!
– Кофе? – Линдсей пристально смотрела на Джини. Они с ней говорили на специфическом женском языке. В данном случае предложение кофе означало предложение поболтать.
Джини колебалась.
– Мне бы не следовало… Если только минут десять, не больше.
– Я и сама с удовольствием сделаю перерыв. Пойдем ко мне в кабинет. Там не такой бедлам, как здесь.
– Хорошо. Спасибо, Линдсей. Я совсем забыла про обед. С удовольствием хотя бы выпью кофе. Но только на десять минут, а потом побегу.
– Ты слишком много бегаешь, – улыбнулась Линдсей. – Это одна из твоих вечных проблем. Чего ты боишься, Джини? Что у тебя появится время остановиться и задуматься о жизни?!
Как только они оказались в кабинете Линдсей и дверь за ними закрылась, Джини дала волю эмоциям. Она сняла только что надетый плащ и с яростью швырнула его на кресло. За плащом последовал шарф, туго набитая всякой всячиной сумка, с которой Джини никогда не расставалась, и красные перчатки. С удивлением глядя на подругу, Линдсей включила электрический чайник. В ярком свете флюоресцентных ламп волосы Джини отливали серебром, черты лица обрисовались более резко.
– Господи, Линдсей, – воскликнула она, нервно расхаживая по кабинету. – Все, не могу больше. Здесь все принадлежит мужикам…
Линдсей промолчала. Она всегда считала Джини очень сдержанным человеком, никогда раньше она не видела подругу в таком состоянии. Джини умела держать себя в руках. Линдсей не раз задумывалась, чего ей это стоило, а теперь увидела своими глазами.
– Как ты только можешь выносить все это, Линдсей? – обернулась к ней Джини, остановившись на мгновение. – Все эти бесконечные взгляды, смешки, намеки, шлепки по заднице, когда стоишь у ксерокса, указания от мужиков типа Николаса Дженкинса, и никогда не можешь высказать то, что думаешь, только потому, что ты женщина. Ты должна быть тише воды и ниже травы, не можешь выйти из себя, не имеешь права высказать свое мнение, потому что если осмелишься, – если ты только осмелишься! – они лишь убедятся в том, что были правы.
Джини вновь резко обернулась.
– Тебе никогда не хочется все выложить им? Ну хотя бы разик? Высказать все, пусть тебя назовут истеричкой, или решат, что у тебя месячные, или примут за мужененавистницу? О Линдсей, неужели тебе никогда не хочется перестать притворяться?
Наступило молчание. Линдсей заварила кофе и поставила маленький кофейник на стол. Джини все еще не могла успокоиться, внезапно она сорвала ленту, которой на затылке были подхвачены ее волосы, и они рассыпались по ее плечам. Линдсей наблюдала, как подруга откинула пряди назад, продолжая метаться по кабинету, словно по клетке. В эту минуту Джини была похожа на вакханку – само воплощение прекрасной и всепобеждающей женской силы.
– У меня свои владения, Джини, – ответила Линдсей, чуть помолчав. – Чисто женские владения, поэтому в них я чувствую себя спокойно. Мужчины сюда не заходят, а если кто и появится, я вполне могу сразу указать ему на дверь. Они не принимают нас всерьез, считая, что мода не составит им конкуренции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Ну хорошо, раз уж ты просишь… Кстати, я слышала, ты работаешь с Паскалем Ламартином. Это правда?
– А кто тебе сказал?
– Не помню. Сказал кто-то. Я еще подумала: «Ну и везет же Джини!» Высокий, темноволосый, мужественный. Настоящий огонь! И очень сексуальный.
– Да будет тебе, Линдсей! Он не в моем вкусе.
– Я была бы готова бросить все и заряжать для него пленку в аппарат, – засмеялась Линдсей. – Как ты думаешь, у меня получится уговорить его поснимать демонстрацию мод?
– Нет, Линдсей, вряд ли.
– А жаль, было бы интересно. Это эротично: снимки из-за угла, работа настоящего paparazzo. Ты видела, что он сделал с Соней Свон? Невероятно! Можешь себе представить: лежать в кустах и снимать все это! Как ты полагаешь, он сам от этого не возбуждается?
– Не имею ни малейшего представления.
– Ну ладно, ладно, не ершись… Умолкаю. Я знаю, когда остановиться, просто ты сама сказала, что он не в твоем вкусе.
Линдсей пристально посмотрела на Джини и шутливо подняла руки.
– Больше ни слова, клянусь. Твои секреты умрут вместе со мной.
– Линдсей, так ты разузнаешь все ради меня?
– Хорошо, хорошо, прямо сейчас этим и займусь. Только не кусайся.
Линдсей стала названивать по нескольким номерам. Пока она звонила, Джини просматривала каталоги с фотографиями манекенщиц. Сюзанна из СМД была отличной, просто великолепной свидетельницей, а какой была ее первая реакция, когда женщина с посылками вошла в приемную фирмы? Она сразу же подумала, что посетительница может быть манекенщицей. Джини нахмурилась. Женщина не была миссис Дж. А. Гамильтон. Возможно, внутреннее чутье не обмануло девушку.
Кипа каталогов агентств была внушительной: «Моделз уан», «Сторм», «Элита». Лица одно другого красивее. Джини внимательно рассматривала фотографии. Легкость, с которой эти девушки умели изменять свою внешность, потрясала. Вот, к примеру, Линда Евангелиста: то с белыми волосами, то рыжая, то брюнетка…
Через полчаса Линдсей закончила свои телефонные переговоры. Она подошла к Джини и вручила ей несколько листков с записями. Вид у нее был весьма довольный.
По мере того, как Джини читала записи, глаза ее расширялись от изумления, а внутри нарастало возбуждение. Она читала молча, а когда закончила, то спросила:
– Ты абсолютно в этом уверена?
Линдсей кивнула.
– На все сто. Я хорошо знакома с управляющим Шанель, и сейчас говорила с ним лично. Ошибки быть не может.
– Они часто идут на такие соглашения?
– Когда речь идет о знаменитостях, хороших клиентах, конечно, а как ты думала! – Она внимательнее всмотрелась в лицо Джини. – Ты взволнована, Джини, и мне хорошо знаком этот твой взгляд. Это настолько важно для тебя? Что-то серьезное?
– Да нет, не очень, – осторожно ответила Джини. – Так, проверяю кое-что. Спасибо тебе, Линдсей. И, пожалуйста, не рассказывай никому об этой моей просьбе, договорились?
– Ни слова, обещаю.
Линдсей вернулась к своей работе, но оглянувшись, бросила взгляд на Джини, которая собирала свои вещи. Линдсей поняла: что-то произошло. Лицо Джини окаменело, на нем застыло злое выражение. Она как будто пыталась сосредоточиться на работе, но что-то не давало ей покоя. «Джини редко можно увидеть раздраженной», – подумала Линдсей. Джини была ее самой близкой подругой в редакции «Ньюс», но никогда прежде Линдсей не видела подругу в таком состоянии.
Джини потянулась за плащом, но Линдсей остановила ее.
– Эй, погоди. Джини, с тобой все в порядке?
– Нет, не совсем. Точнее, совсем нет, – быстро взглянула на подругу Джини и передернула плечами. – Сама знаешь, как это бывает. Чертово место!
– Кофе? – Линдсей пристально смотрела на Джини. Они с ней говорили на специфическом женском языке. В данном случае предложение кофе означало предложение поболтать.
Джини колебалась.
– Мне бы не следовало… Если только минут десять, не больше.
– Я и сама с удовольствием сделаю перерыв. Пойдем ко мне в кабинет. Там не такой бедлам, как здесь.
– Хорошо. Спасибо, Линдсей. Я совсем забыла про обед. С удовольствием хотя бы выпью кофе. Но только на десять минут, а потом побегу.
– Ты слишком много бегаешь, – улыбнулась Линдсей. – Это одна из твоих вечных проблем. Чего ты боишься, Джини? Что у тебя появится время остановиться и задуматься о жизни?!
Как только они оказались в кабинете Линдсей и дверь за ними закрылась, Джини дала волю эмоциям. Она сняла только что надетый плащ и с яростью швырнула его на кресло. За плащом последовал шарф, туго набитая всякой всячиной сумка, с которой Джини никогда не расставалась, и красные перчатки. С удивлением глядя на подругу, Линдсей включила электрический чайник. В ярком свете флюоресцентных ламп волосы Джини отливали серебром, черты лица обрисовались более резко.
– Господи, Линдсей, – воскликнула она, нервно расхаживая по кабинету. – Все, не могу больше. Здесь все принадлежит мужикам…
Линдсей промолчала. Она всегда считала Джини очень сдержанным человеком, никогда раньше она не видела подругу в таком состоянии. Джини умела держать себя в руках. Линдсей не раз задумывалась, чего ей это стоило, а теперь увидела своими глазами.
– Как ты только можешь выносить все это, Линдсей? – обернулась к ней Джини, остановившись на мгновение. – Все эти бесконечные взгляды, смешки, намеки, шлепки по заднице, когда стоишь у ксерокса, указания от мужиков типа Николаса Дженкинса, и никогда не можешь высказать то, что думаешь, только потому, что ты женщина. Ты должна быть тише воды и ниже травы, не можешь выйти из себя, не имеешь права высказать свое мнение, потому что если осмелишься, – если ты только осмелишься! – они лишь убедятся в том, что были правы.
Джини вновь резко обернулась.
– Тебе никогда не хочется все выложить им? Ну хотя бы разик? Высказать все, пусть тебя назовут истеричкой, или решат, что у тебя месячные, или примут за мужененавистницу? О Линдсей, неужели тебе никогда не хочется перестать притворяться?
Наступило молчание. Линдсей заварила кофе и поставила маленький кофейник на стол. Джини все еще не могла успокоиться, внезапно она сорвала ленту, которой на затылке были подхвачены ее волосы, и они рассыпались по ее плечам. Линдсей наблюдала, как подруга откинула пряди назад, продолжая метаться по кабинету, словно по клетке. В эту минуту Джини была похожа на вакханку – само воплощение прекрасной и всепобеждающей женской силы.
– У меня свои владения, Джини, – ответила Линдсей, чуть помолчав. – Чисто женские владения, поэтому в них я чувствую себя спокойно. Мужчины сюда не заходят, а если кто и появится, я вполне могу сразу указать ему на дверь. Они не принимают нас всерьез, считая, что мода не составит им конкуренции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107